Началось с того, что весной 1981 года Джуну как бы ненароком, между делом, навестил Г. В. Морозов, директор Института судебной психиатрии имени Сербского. Что это за лечебное заведение, людям постарше объяснять не надо. Но тот, кто помоложе, вряд ли знает, что в этом институте не только изучали проблемы, связанные с судебной психиатрией, но и работали по особой программе, цель которой — борьба с инакомыслящими.

Посетитель был не один, с ним вместе появился помощник всем известного «серого кардинала» М. А. Суслова, ведавшего в ЦК КПСС вопросами идеологии. Именно второй гость и начал разговор голосом многозначительным, в котором звучала и нотка таинственности. Он сообщил Джуне, что высшими властями принято решение, как он выразился, «провести строгие научные исследования». Исследования эти касаются способностей Джуны. Необходимо выяснить природу ее дара. А для того чтобы исследование прошло по полной программе и на высокой научной основе, ей необходимо проводить эту работу в институте имени Сербского. Там прекрасные научные лаборатории, великолепные специалисты, накоплен уникальный, не имеющий аналогов в мировой практике опыт.

Что же, сказанное им было по-своему справедливо. В институте имени Сербского действительно отлично поставлены научные исследования, специалисты, работающие там, высоко квалифицированы в своей области науки, а опыт, накопленный в стенах института, и вправду был уникальным. Во многих странах стараются бороться с политическими противниками, но такой жестокой борьбы, таких изощренных методов не применяли, вероятно, нигде. Ученые пользовались выгодами, предоставляемыми политической конъюнктурой. Тот, кто для властей предержащих был политическим противником, для ученых выступал как идеальный полигон для исследования разных способов воздействия на человеческую психику.

К слову сказать, вопросы собственно судебной психиатрии, которые и призван был в первую очередь решать этот институт, тоже не оставались в стороне — специалисты там действительно были высокого класса. Если бы не они, многие, в том числе самые чудовищные преступления, не были бы раскрыты, а преступники не понесли бы наказания, которого они заслуживали.

Высокопоставленный гость Джуны, указав на Морозова, сказал, что тот поставлен в известность и курс исследований пройдет по полной программе. Способности Джуны — вещь чрезвычайно интересная и важная, изучать их следует досконально, во всем объеме. Польза от таких исследований будет всем.

Джуна слушала обращенные к ней слова, и страх сковывал ее. Она-то знала об этом институте, знала и о том, что, кроме уголовных преступников, проходивших судебно-медицинскую экспертизу, чтобы можно было установить степень их вменяемости, что неизбежно должно отразиться на мере наказания, в институте проходили психологическую обработку так называемые диссиденты: деятели правозащитного движения, просто несогласные с политическим режимом.

Испуг Джуны был понятен. Под предлогом изучения ее способностей ее попытаются использовать в работе института, связанной с обработкой деятелей политической оппозиции. О том, что будет, если она откажется, Джуна даже боялась помыслить.

Она попыталась скрыть смятение, хлопоча по дому, угощая гостей. А страшный гость внимательно смотрел на нее, словно изучая. Его интересовала реакция Джуны. Согласится сотрудничать с властями или откажется под любым более-менее благовидным предлогом?

Наконец гость полюбопытствовал, обрадовалась ли Джуна такому неожиданному, но очень перспективному предложению? «Конечно», — ответила она. А в голове вертелась только одна мысль: как же уязвима ее позиция! Сама бы она выдержала все, даже самое страшное, но осталась бы непреклонна. Но у нее есть маленький сын. Они способны на что угодно, лишь бы добиться своего. Или отомстить.

Гость все еще говорил, Джуна уже перебирала возможные варианты. Отказаться наотрез она не могла. Таким образом она не только навсегда закроет себе дорогу в медицину, но и утратит уважение сына, который, когда вырастет, наверняка узнает, что к чему. Обязана она чтить и память отца, ведь именно он подсказал ей мысль отдать себя лечению людей. Решение, принятое ею, было в высшей степени наивно и одновременно смело. Джуна напишет завещание и упросит брата, который именно в эти дни по стечению обстоятельств находится в Москве, взять ее маленького сына в Урмию. Она не представляла, вернее, боялась представить, что при желании ребенка отыщут где угодно, была бы поставлена такая задача свыше.

Джуна о том не думала, теперь она хотела выиграть время, чтобы осуществить свой план. Она изобразила смущение и попросила: «Нельзя ли отложить посещение института всего на несколько дней? Я разберусь с накопившимися делами, закончу курс лечения своих пациентов и буду готова».

Высокопоставленный гость кивнул. Он был согласен. Почему бы не пойти навстречу такой милой и такой сговорчивой женщине? Между тем напряженная атмосфера, возникшая в доме с появлением этих неожиданных гостей, чуть разрядилась. Да и гости стали вести себя несколько по-иному. Выполнив приказ начальства, они теперь весело улыбались, пробовали приготовленные Джуной блюда, хвалили ее кулинарные способности.

В конце концов о жестком сроке появления Джуны в стенах института перестали вспоминать. Она согласна, а несколько дней не играют роли. Им казалось, они прекрасно выполнили свою миссию. Добились согласия, и Джуна ничего не заподозрила.

Но как же они ошибались! Как были непроницательны! Они не заметили даже страшную тревогу, тенью легшую на лицо Джуны. Под разными предлогами она оставляла гостей, заходила в комнату сына. Вот кто почувствовал все. Он обнимал мать и крепко прижимался к ней. Он чувствовал надвигающуюся опасность.

Тем не менее Джуна выиграла нужное время, а щедрая к ней судьба дала ей не два-три дня. У Джуны была целая неделя. Но временная отсрочка еще не спасение. Джуна внутренним взором видела — две огромные силы борются за нее и одна из сил — непроглядно черная — имеет шансы на победу.

Джуна прощалась с дорогими ей людьми. Защиты и помощи искать не у кого. И вдруг она неожиданно вспомнила о Н. К. Байбакове. Джуна отправилась к нему.

В этом доме для очень высокого начальства, где жил, кстати, и Л. И. Брежнев, ее знали. Консьержка и охранник не мешали войти, а, напротив, поздоровались с гостьей -— Джуну видели здесь не впервые.

Байбаков был в одиночестве. Он приветливо встретил Джуну, весело шутил. Предложил попить чаю. И вот тогда-то и поинтересовался, что, собственно, случилось.

Джуна рассказывала, хозяин слушал, и настроение его менялось. Он все более мрачнел.

Некоторое время он что-то молча обдумывал, а потом решительно заявил: «Ходить в институт Сербского ни в коем случае нельзя. Джуна отвечает не только за свою собственную жизнь. В первую очередь она отвечает за жизнь своего ребенка. Она вольна отказаться». Он внезапно замолчал. Потом закончил: «Нет, сделать с ней они ничего не посмеют (кто такие эти «они», оставалось только догадываться). У Джуны есть верные друзья. И он, и тот, кто попросил ее приехать в Москву, чтобы поправить ему здоровье».

Говорят, что счастливы легки на помине. И будто в подтверждение справедливости этих слов зазвонил телефон правительственной связи. Байбаков, не ожидавший такого совпадения, даже вздрогнул. А может, совпадениями ведают какие-то высшие силы?

Хозяин взял трубку и поздоровался, обращаясь к невидимому собеседнику на том конце провода. Выслушивая слова, произнесенные в ответ, хозяин взглянул на Джуну — говорить или не говорить Брежневу о ее горестях? «Нет!» — Джуна выдохнула это слово.

И все-таки Байбаков сказал своему всемогущему собеседнику: «Джуну пригласили в институт Сербского для особой программы исследований».

По тому, как он выслушивал ответную реплику, и по его словам, произнесенным как бы в подтверждение сказанному Брежневым, но на самом деле пытаясь направить мысль собеседника в нужное русло, Джуна в общих чертах поняла, что говорят там, на другом конце провода. Позднее выяснилось, что Брежнев сказал Байбакову, что тот отвечает за Джуну, даже волос не может упасть с ее головы.