Вот ведь сколь коварна и опасна хитрая и не любящая своего мужа женщина!

В нескольких словах смогла упомянуть и свою смертельную любовь к мужу (аж вешалась от тоски — солгала не моргнув глазом), объяснить отсутствие мешавшего ей «залога верности» Ореста, продемонстрировать свое беспокойство за жизнь Агамемнона, которого под Троей «предостерегала» смерть, и, наконец, облить грязью аргивян, могущих «умыслить заговор».

Впрочем, ложь Клитемнестры, которая касается ее отношения к Оресту, разоблачает сам Эгист. На фразу хора: «Если только нам Ореста боги завтра не вернут» он отвечает: «Да, кто изгнан на чужбину, для того надежда — хлеб».

В разных источниках совершенно по-разному оценивается степень участия Клитемнестры и Эгиста в преступлении против Агамемнона и его друзей. Гомер утверждает, что все произошло на пиру и что виновником гибели царя был исключительно Эгист, мстивший сыну Атрея за гибель своих братьев и покушение на отца. Клитемнестра же расправилась только с Кассандрой — из-за ревности к мужу.

Стесихор, лирический поэт VI века до нашей эры, в поэме «Орестейя» рассказывал, что Агамемнона убила сама Клитемнестра. Этого же мнения придерживаются Эсхил и Софокл, причем последний в трагедии «Электра» (так звали дочь Агамемнона, мстившую матери вместе с братом Орестом за смерть отца) особо выделяет роль бога Аполлона, являющегося истинным вдохновителем мщения узурпатору Эгисту и убийце мужа Клитемнестре.

Дело в том, что Аполлон в эпоху становления городов-государств почитался в Греции как бог — покровитель государственного порядка и законности, как борец против всякой анархии еще уцелевших родовых традиций. В частности, он был покровителем отцовского, само собой, права, сменившего власть женщины-матери и матриархальную общину.

Знаток античной литературы А. А. Тахо-Годи в предисловии к «Электре» пишет: «Аполлон — защитник мужского начала, отцовского права, не может примириться с тем, что от руки женщины пал Агамемнон, герой и владыка Микен. Он вдохновляет Ореста на месть, устраняя с его пути все препятствия и мучения совести, которые могли бы возникнуть в душе матереубийцы».

Но к Оресту мы еще вернемся, а сейчас главное для нас то, что в любом случае именно Клитемнестра собственными руками убила «трагического гения Трои» — Кассандру. И поступила она так именно из-за ревности к нелюбимому мужу!

О, парадоксальность женской психологии!

Аргос, где царствовал Агамемнон, был страной голой и каменистой, лишь безлесные горы тянулись ввысь. Зимой тут было, пожалуй, невесело, но зато весной среди стройных кипарисов цветет чуть горчащий олеандр, смешиваясь со сладкими ароматами жасмина и туберозы. Горы пахнут шалфеем, розмарином и чабрецом. И повсюду табуны коней, хоть воды в этих краях маловато.

Совсем не так было в Трое, где над болотами в устье Скамандра летали мириады кровососов, а под ногами ползали ядовитые змеи и прочие, не имеющие названия, обитатели трясинных мест. Словом:

Весть о взятии Трои Клитемнестра получила буквально на следующее утро после того, как свершилось это событие. Скорость, с какой передавалась информация, способствовала даже рождению своеобразного исторического анекдота.

Говорили, что при раскопках Трои Шлиман нашел кусок медной проволоки. Эта находка, по его мнению, означала, будто за тысячу лет до новой эры в Трое существовал… проволочный телеграф!

Однако при раскопках, производимых тем же Шлиманом в Микенах, ни одного куска медной проволоки найдено не было, и это, по мнению археолога, означало, что за тысячу опять же лет до новой эры в Микенах существовал… беспроволочный телеграф!

Это, разумеется, только непритязательный анекдот. Но как ни странно, своеобразный «телеграф», причем именно беспроволочный, в Микенах действительно был. Его роль исполняли костры, пламя которых было видно на расстоянии многих километров.

Клитемнестра, получив радостную для любой другой жены весть, праздновать не спешила. Она еще надеялась на то, что всякое может случиться при возвращении ахейцев на родину. Об этом она сама говорит предводителю хора в трагедии Эсхила «Агамемнон», чьей версией я и буду пользоваться в рассказе о последних часах жизни Кассандры.

Естественно, свое тайное желание Клитемнестра обряжает в одежды псевдофилософских сентенций:

В общем-то примерно так думал и сам Агамемнон, задерживаясь в Трое. И только тогда, когда боги даровали ему прощение за учиненную здесь кровавую бойню и за разрушение города, знаком чего, как хотелось верить аргосскому царю, было рождение Кассандрой сыновей, он решил двинуться в обратный путь.

Боги действительно дали Агамемнону возможность доплыть до родных берегов. Впрочем, не без потрясений, во время которых погибли корабли младшего Аякса, осквернителя храма Афины в Пергаме.

Месть богини Агамемнону была еще впереди.

Кассандра плыть в Грецию не хотела и пошла за Агамемноном, вероятно, только из-за детей.

Возможно, какую-то роль сыграл тут и пройдоха Одиссей. Он вполне мог посоветовать царственному отцу, например, занести своих младенцев на корабль — тогда Кассандре просто-напросто некуда будет деваться.

Упоминания об этом «подвиге» Одиссея нет ни у кого из античных историков, однако и писатель, и читатель имеют полное право на некоторый художественный домысел, лишь бы фантазии не противоречили ни создаваемому образу, ни логике событий. А то, что подобный совет был вполне в духе Одиссея, мы уже убедились.

Кроме того, похищение Детей — единственная причина, по которой Кассандра могла взойти на борт корабля Агамемнона. Она предвидела будущее и хотела в последние минуты быть рядом с детьми. Иного объяснения я просто не нахожу.

Боевые корабли ахейцев тех времен, на одном из которых разместилась пророчица с малышами, представляли собой пятидесяти весельные пентеконтеры, где кроме полусотни воинов (а одновременно и гребцов) можно было перевозить пассажиров, съестные припасы, вооружение и по крайней мере сотню жертвенных быков. Гомер, правда, упоминает и стоскамейный корабль, а Вергилий — триеру, но это явный анахронизм. Доказано, что во времена Троянской войны их еще не существовало.

На таких кораблях еще не было сплошной палубы, просто настилался помост в носовой части и на корме, оставляя среднюю часть для гребцов.

На кормовой полупалубе раскидывался при необходимости «мягко-широкий ковер с простыней полотняной» для отдыха командира корабля или почетного пассажира. Тут же находился непременный алтарь, гарантировавший личную неприкосновенность и приятные сновидения.

Впрочем, сновидения Кассандры вряд ли могли быть приятными. Каждый взмах весла, каждый вздох попутного ветра, надувающего большой четырехугольный парус — гистион, приближали ее к смерти.