…Клитемнестра в это время занята последними приготовлениями для встречи «горячо любимого» мужа. Причем она лукавит до самого конца и даже просит вестника Агамемнона, прибежавшего из гавани, где после долгого, беспокойного плавания пристали наконец корабли, вернуться, не заходя домой (после десятилетней отлучки!), обратно к царю и передать ему извещение о верности и преданности супруги — домохозяйки:
«…Вестник, ты скажи царю,
Чтоб поспешил к тоскующему городу.
Увидит он, что предана по-прежнему
Его жена — собака в доме верная:
Врагу страшна и ласкова с хозяином.
И в остальном я та же. Ни одна печать
Никем за годы долгие не сорвана.
Измены грех, позор молвы мне ведомы
Не больше, чем искусство закалять мечи!»
Действие трагедии Эсхила «Агамемнон» происходит на так называемой агоре — большой рыночной площади с круговой скамьей из камня. Она находилась на самом высоком месте акрополя Микен, где стоял царский дворец.
Дорога через Львиные ворота, ведущие в акрополь, была чрезвычайно крутой и до раскопок Шлимана считалась недоступной для повозок. Однако пытливый археолог снял весь верхний слой грунта толщиной в пять метров и обнаружил на каменистом настиле специально устроенные выемки, одни из которых были выбиты для стока осенних дождевых вод, а другие для того, чтобы не могли поскользнуться лошади и другие вьючные животные.
Именно по этой дороге и въехал в Микены ее долгожданный царь — Агамемнон.
Рядом с ним в колеснице сидела Кассандра!
Сейчас совершенно неважно, как именно погиб Агамемнон — то ли от руки своей жены Клитемнестры, мстившей, по ее словам, за гибель дочери Ифигении, а на самом деле из-за любви к Эгисту, двоюродному брату царя, то ли от руки этого самого брата во время пира по случаю возвращения греков с Троянской войны.
Версия, предложенная Эсхилом, предпочтительнее тем, что она с наибольшей выразительностью изображает Кассандру с ее видениями и смертью.
В самом деле, едва только подошла она к царскому дворцу, как тут же почувствовала нескрываемый запах смерти:
«О стены богомерзкие, свидетели
Ужасных дел! Жилище палачей!
Здесь кровью детской вся земля пропитана!»
Предводитель хора, представляющий собственно свободное население Микен и знающий, следственно, историю Кассандры, не воспринимает поначалу ее слов на веру. Он упрекает ее в том, что рассказывать байки о прошлом может каждый и для этого совсем не обязательно быть провидцем.
Но видение прошлого уже перебивается картинами близкого (и очень!) будущего.
Сквозь стены дворца Кассандра видит, как точит Клитемнестра свой топор и убивает им мужа, спеленатого банным покрывалом (интересна, хотя и слишком ужасна, такая деталь: Клитемнестра, убив Агамемнона, отрубает у него кисти рук, чтобы покойник не смог отомстить ей после смерти. У Эсхила этой детали нет).
Кассандра еще не впала в транс и поэтому может одновременно «видеть» происходящее и вести разговор с корифеем, который покуда не доверяет чужеземной пророчице.
Тогда вещунья описывает преступление, свершившееся в прошлом, со всеми его жуткими деталями и подробностями, которых она попросту не могла знать. Речь идет о том, как Атрей, отец Агамемнона, убивает детей Фиеста и кормит ими своего брата, отца ребятишек:
Опять, опять
Меня кружит пророчества безумный вихрь
И мучит боль предчувствий. О беда, беда!
Глядите! Тенью бледною сидят вот здесь,
У дома, дети, кровными убитые.
И кажется, в ручонках сжали мальчики
Свое же мясо — потроха, кишки свои.
А их отец — о горестное пиршество!
Растерзанные внутренности в рот сует.
Убедившись в точном знании Кассандрой далекого прошлого, корифей тем не менее отрицает возможность проникновения пророчицы в будущее.
Кассандра понимает, что это продолжает действовать проклятие Аполлона, наделившего ее даром предвидения, но отказавшего в доверии людей ее словам.
Она призывает бога, просит помощи и, не дождавшись, заходится в кликушеском крике, предсказывая и смерть Агамемнона, и свою собственную, а заодно и гибель убийцы от рук ее, Клитемнестры, сына:
Сам Аполлон с меня убор провидицы
Срывает, увидав, каким посмешищем
Стал мой наряд, пока враги и недруги
Согласным хором надо мною тешились.
Меня бранили, называли нищенкой,
Кликушею голодной — все я вынесла.
И вот сегодня наконец пророчицу
Сюда на муку смертную привел пророк.
Передо мною не отцовский жертвенник,
А плаха. На нее прольется кровь моя.
Но уж за гибель нашу боги взыщут мзду!
Еще придет он, тот, кто отомстит за нас:
Сын мать убьет и за отца расплатится.
Скиталец, из страны родимой изгнанный,
Он явится, кровавый замыкая круг!
Несколько раз зовет Клитемнестра Кассандру войти во дворец якобы для совершения жертвоприношения, а на самом деле, чтобы убить ее.
Кассандра, переполненная кошмарными видениями и пророчествами, долго медлит, несколько раз пытается подойти к дверям и бессильно отступает. Затем все же собирается с силами и молча направляется на место своей казни, твердо зная ее неотвратимость и, может быть, законность (она помнит свою вину перед Аполлоном).
А. Ф. Лосев в книге «Мифология греков и римлян» так пишет о Кассандре в изображении Эсхила: «В мировой литературе редко можно найти образ, исполненный такой безысходной, такой сложной и напряженной трагичности. И все это удалось показать Эсхилу потому, что Кассандра поставлена у него между двух великих социальных эпох — между мифологическим абсолютизмом и правами живой человеческой личности. Это историческое противоречие воплощено здесь в образе настолько же глубоком, насколько наивном и простом, так что Эсхил, этот гениальный изобразитель социальных катастроф, превзошел здесь все прочие свои произведения».
Теперь делается понятным, почему Кассандра навечно осталась «в памяти смертных», почему люди долго чтили ее могилу (впрочем, на эту честь претендовали и Микены, и Амиклы). Понятно также, почему в Амиклах имелся даже, по словам Павсания, храм Кассандры, то есть отправлялся какой-то ее культ.
Во времена позднего эллинизма Филострат в своих «Картинах» рассказывает об одной из них, где изображается убийство Агамемнона и Кассандры: «Сама Кассандра — как она прекрасна-нежна! И в то же время она — вне себя; она устремилась помочь Агамемнону, бросая с себя венки священных повязок и как бы стараясь его защитить своим божественным саном, но так как секира уже поднята над нею самой, она обращает туда свои взоры и кричит так жалобно, что даже умирающий Агамемнон, услышавши тот крик, пожалел ее всем остатком своей души: о нем он вспомнит даже в царстве Аида, на собрании душ, беседуя там с Одиссеем».
Добавим, что в этом разговоре Агамемнон жалуется, кроме всего прочего, на то, что ему
Кознодейка жена не дала ни одним насладиться
Взглядом на милого сына; я был в мгновенье зарезан.
Но об этом лучше споет хор.
Семь лет правил Микенами узурпатор Эгист. Он, правда, не считал себя таковым, ибо искренне полагал, что царская власть была когда-то просто похищена у него Агамемноном, сыном Атрея.
Тем временем где-то далеко на чужбине подрастает сын Агамемнона Орест.
А в самом дворце бродит тенью убитого отца скорбная девушка по имени Электра, которую боится и ненавидит мать, а отчим, Эгист, хочет заточить в темницу. Одной лишь мечтой живет эта отверженная — встретить брата Ореста и быть свидетельницей того, как отомстит он за смерть отца.
Орест — единственный сын Агамемнона и уже только по одной этой причине должен стать мстителем. А ведь есть еще и царский трон, захваченный тираном, есть наследственное право на него.