Не желая наживать себе врагов среди людей, близких к принцессе, — тем более, что и дело яйца выеденного не стоило, — Вень Бо решил, что настал черед и ему вмешаться в разговор.

— Мы вместе участвуем в этой кампании, — сказал он. — У нас общая цель — подавить восстание мятежников. Давайте же будем едины во всем. Если иностранец настаивает на том, чтобы палатку переводчика переставили в другое место, то пусть ее натянут рядом с его собственным шатром, и он сам примет на себя ответственность за эту молодую женщину.

Справившись с делом и вполне удовлетворенный своими словами, генерал снова отдал все внимание трапезе.

Бу Цунь, прилюдно получивший такую пощечину, злобно посмотрел сначала на Мэтью, потом на У Линь.

Мэтью несколько покоробили последние слова главнокомандующего. Он не ожидал, что ему будет поручена опека У Линь, но выбора у него не было. Кроме того, сам исход битвы, которую он вел за ее честь, был ему столь приятен, что состояние духа в этот момент у него было исключительно приподнятое.

С тех пор Мэтью и У Линь всегда находились вместе — они не только держались рядом во время ежедневных маршей, но также вместе завтракали, обедали и проводили свободное время. Именно от У Линь Мэтью узнал о непримиримой позиции врачей, сопровождавших экспедицию.

— Врачи, которые прикомандированы к армии, — молодые люди, — сказала она ему однажды за обедом, — и поэтому вы вправе были бы ожидать от них большей гибкости и открытости, чем от их старших коллег, но это не так.

Он удивленно приподнял брови.

— Это сыновья и племянники императорских лекарей, — сказала она. — Они завоевали места в экспедиции благодаря семейным связям. Участие в военных действиях будет далеко не лишним в их характеристиках. Но они понятия не имеют не только о западной, но и об отечественной медицине, которой занимаются их отцы. Они не сведущи в травах; они никогда не лечили акупунктурой. Они молоды, их семьи зажиточны, а сами они принадлежат к числу тех молодых людей, которых и англичане, и американцы называют spoiled — испорченные.

— Невеселая история, — промолвил Мэтью и от души понадеялся, что, когда силы противников придут в столкновение, раненых окажется немного.

— К несчастью, — продолжала она, — они понимают, что ваши познания очень обширны и куда глубже, чем их собственные. Поэтому они завидуют вам и боятся, что вы их лишите лакомого куска.

Он начал сердиться.

— Может быть, мне стоит поговорить с ними и убедить их в том, что я ставлю перед собой только одну цель — вылечить больного. Я не собираюсь лишать славы ни их, ни кого-то другого.

У Линь покачала головой.

— Лучше всего будет, если вы промолчите и притворитесь, будто ничего не знаете об их враждебном отношении. Если вы как-то проявите свою осведомленность, то грянет беда — они смогут заручиться поддержкой генерала Бу Цуня, который не забудет того, что вы публично унизили его. Поэтому лучше уж все оставить как есть.

Один день походил на другой. Нескончаемой чередой сменяли друг друга обнесенные стенами села и стоящие на отшибе фермы, лесные массивы и маленькие города. Казалось, вся провинция занимается лишь выращиванием тутового шелкопряда, из которого пряли чудесные, воздушные шелка. Шаньдунские шелка пользовались огромным спросом в Великобритании и Франции, а с недавних пор за ними стали охотиться американцы, — и теперь тысячи шаньдунских крестьян трудились не покладая рук, чтобы удовлетворить этот ненасытный спрос.

Наконец показались высокие стены города Цзинань. Войско расположилось так, чтобы его не могли обстреливать метательные машины защитников города. Но хотя за городскими стенами было немало пушек, они, по всей видимости, покрылись ржавчиной и вышли из употребления.

Генерал Бу Цунь послал к городским стенам парламентария, и тот зачитал длинную прокламацию. Суть ее сводилась к следующему. Люди из Цзинаня покрыли себя позором, восстав против императора, но, в случае немедленной капитуляции, казни подлежало только полдюжины зачинщиков, имена которых также были названы. Генерал Вень Бо, представляя здесь власть бесконечно милосердного императора, обещает полное прощение всем участникам восстания.

Мятежники в ответ сбросили со стен ведро с кипящей смолой на голову генеральского посланника, отчего тот скончался на месте.

После этой наглой выходки страсти накалились. Генерал Бу Цунь отдал приказ, обязующий солдат в ближайшие семьдесят два часа воздержаться от алкоголя и общения с шлюхами. Стало очевидным, что штурм города состоится не позже чем через трое суток. Наблюдавшие за событиями неподалеку от городских стен лазутчики сообщили, что мятежники, прознав о приготовлениях врага, стали принимать ответные меры.

Наконец настало утро битвы. Мэтью наблюдал за ней от своего шатра, оказавшегося удобным наблюдательным пунктом. Защитники города первыми вступили в дело — пальнув несколько раз из своих пушек-экспонатов. Большинство орудий не сработало, ядра, пущенные из других, разлетелись куда попало, но честь была спасена, а это было самое главное.

Тем же ответили и нападавшие, но от них удача отвернулась. Трое орудий взорвались, убив на месте расчеты. Лишь два ядра перелетели через высокие стены Цзинаня, а остальные отскочили от камней по сторонам. Но, так или иначе, битва началась. Восставшие сливали вниз кипящее масло и обстреливали нападавших из метательных орудий, но это не приносило им желаемого результата — войска императора наступали. Генерал Бу Цунь лично руководил операцией, и его армия взялась за дело не шутя. Солдаты в желтых мундирах продвигались фалангами по сто человек в каждой, держа наготове свои смертоносные мечи-пики и начисто позабыв о мушкетах, толку от которых было мало. И, несмотря на отчаянные попытки защитников, они сумели забраться на стены. Однажды прорвав брешь в рядах восставших, войска императора теперь проникали в город беспрепятственно. Они веером рассыпались по Цзинаню и безжалостно орудовали мечами-пиками, убивая всех, кто попадался им на пути. Очень скоро сопротивлявшиеся дрогнули.

Паника охватила ряды мятежников. Их предводитель перед лицом неминуемого позора бросился на собственный меч. Трое его ближайших сподвижников, тоже включенные в черный список, последовали его примеру, предпочтя быструю и относительно безболезненную смерть часам пыток в пекинских застенках.

Потери, особенно среди воинов императора, были невелики. В корпусе сражались опытные солдаты, знавшие, как вести себя в бою. В результате на двадцать человек пришлось не более одного пострадавшего, причем ранения были неопасные.

Мэтью занялся перевязкой ран и мелкими операциями. У Линь, чьи обязанности теперь уже не могли сводиться исключительно к переводу, довольно быстро уяснила, чем она может помочь доктору, и дальнейший инструктаж ей уже не требовался.

Однако ни один из китайских врачей не подошел к шатру Мэтью.

Наконец выдалась небольшая передышка, и девушка ненадолго исчезла. Вернулась она с невеселыми известиями.

— Генерал Бу Цунь тяжело ранен, — сообщила она. — Вы же знаете, он сам повел солдат в атаку, и восставшие постарались сразить его.

— Где он сейчас? — спросил Мэтью, уже забывший о междоусобице с генералом.

— Врачи изгоняют злых духов из его тела.

Мэтью оцепенел.

— Что-что они делают? — спросил он.

Она повторила свое сообщение.

— Бред какой-то, — пробормотал он и схватил свой чемоданчик. — Сейчас же ведите меня к нему.

Немного поколебавшись, она подчинилась. Они быстро прошагали через весь лагерь и подошли к большой палатке в дальнем его конце. У Линь, опасаясь заходить внутрь, только указала на нее доктору.

Мэтью откинул клапан палатки, но тут же закашлялся, едва не подавившись. Воздух в палатке был насыщен парами курительных благовоний. Несколько голосов выводили какую-то монотонную мелодию. Ему не требовался перевод — было и так понятно, что китайские врачи призывали «злых духов», которые овладели телом Бу Цуня, уйти восвояси. Примитивная, нелепая процедура так называемого исцеления внезапно вывела его из себя. Он отодрал клапан палатки и стал яростно топтать костер, тлеющий рядом с изголовьем нар. На нарах лежало бледное, неподвижное тело Бу Цуня. Он был ранен в голову и, если судить по кровавым подтекам на одежде, в брюшную полость.