Не сразу Мэтью осознал, что люди, сумевшие выздороветь после заражения чумой, приобретали иммунитет к этой болезни. Теперь важно было убедить в этом самих выздоровевших, еще недавно глядевших в лицо смерти. Но к его радости люди верили ему, и все большее число добровольцев объединялось в отряды и шло на помощь новым жертвам чумы.

Вряд ли Мэтью в те дни мог проследить за действиями этих отрядов. Он был настолько поглощен собственной работой, что на большее у него не оставалось сил.

Тем более непостижима была выдержка У Линь. Хрупкая девушка с необыкновенным упорством и жаром отдавалась работе, всюду бесстрашно следуя за доктором, и ни словом не выдала она своего изнеможения, ни разу не приняла понурый вид.

Внезапно у одного из императорских лекарей проявились симптомы заболевания. Большинство людей, по всей видимости, считало докторов посланцами богов, не подверженными напастям, от которых страдают простые смертные, и известие о том, что один из этих посланцев заразился чумой, немедленно обратило жителей в панику. Люди теперь уверились в тщетности своих надежд избавиться от гнева Двуглавого Дракона, и командирам воинских подразделений, охраняющих выходы из города, пришлось срочно требовать подкреплений, чтобы сдержать натиск рвущихся из Пекина горожан.

Мэтью со всей строгостью допросил лекарей, евнухов и других добровольцев, которые в последние дни находились рядом с врачом, ставшим жертвой заболевания, и в конце концов выяснил, что тот не всегда надевал на лицо маску и часто пренебрегал обязательным двукратным омовением. Этот урок не мог пройти даром для его коллег. Мэтью еще раз потребовал, чтобы все, кто выходил на борьбу с чумой, не забывали мер предосторожности.

Понемногу в его голове выстраивались теории относительно причин заболевания и способов его распространения. Наконец он пришел к убеждению, которое, правда, еще не мог доказать, что разносчиком заразы была блоха.

Бригады евнухов, сохраняя редкое самообладание, скрупулезно вели описание всех случаев заболевания. Впоследствии Мэтью использует эти данные для написания монографии, которую отошлет в недавно образованную в Филадельфии Американскую медицинскую ассоциацию. Прошел не один год, прежде чем ему было суждено узнать, что его монография была напечатана и принесла ему широкую известность и признание в научном мире. Он одним из первых разобрался в причинах, которые приводят к вспышкам эпидемии, и его изыскания, наряду с открытиями других медиков, заложили основу последующего искоренения чумы.

Но тогда Мэтью едва ли думал об известности и признании.

Больше всего в тот момент он мечтал о самой удивительной роскоши, которую может позволить себе человек, но которой сам был начисто лишен. Он мечтал, что когда-нибудь выспится. Однажды, как всегда, поздно вечером, он и У Линь возвратились в императорский дворец. Силы, казалось, были исчерпаны без остатка. С трудом они доплелись до апартаментов У Линь. Там их ожидала горячая еда — лапша, фасоль и очень острый суп. Они с большим усилием заставили себя подойти к столу и, обменявшись несколькими фразами, принялись орудовать палочками. К их удивлению, дверь распахнулась, и в комнате появился старший евнух, гладколицый, грузный мужчина в очках с тяжелой оправой.

Увидев его, Мэтью не мог не воскликнуть:

— Что случилось? Почему вы не спите в такой час?

Евнух поклонился сначала ему, потом У Линь.

— Я имел честь ожидать возвращения вашего превосходительства. У меня для вас есть прекрасные новости. Чума пошла на убыль.

Губы У Линь стали растягиваться в слабой улыбке. Мэтью, однако, угрюмо покачал головой.

— У меня нет оснований так думать. Случаи заражения в нашем секторе встречаются с той же частотой, что и раньше.

Евнух, однако, не собирался уступать.

— Наши цифры не могут лгать, ваше превосходительство, — сказал он и осторожно положил на край стола лист пергамента.

Мэтью еще не мог свободно читать по-китайски, и поэтому У Линь стала переводить ему содержание документа. При условии достоверности приведенных данных, статистика и впрямь была обнадеживающей: за прошедшую неделю число жертв чумы стало вдвое меньше по сравнению с неделей предыдущей.

— Похоже на то, — бормотал он, когда добрел до собственных покоев и собирался умыться перед тем, как плюхнуться на кровать, — похоже на то, что мы начинаем одолевать...

Когда на следующее утро он поделился известиями с коллегами, те пришли в восторг. К его удивлению, их реакция вдохновила и его самого. Период испытаний, как всегда, укрепил дух товарищества. Мэтью вдруг понял, что от былой вражды с китайскими лекарями не осталось и следа. Их способы врачевания разделяла целая пропасть, но, борясь плечом к плечу со смертельным недугом, они научились наконец-то понимать и уважать друг друга.

Эпидемия прекратилась настолько внезапно, что только через двое суток стало ясно, что же произошло. Все переменилось в Пекине незадолго до захода солнца в один из обычных, похожих друг на друга дней. Внезапная буря пронеслась по огромной маньчжурской равнине в северовосточном направлении. Два часа кряду валил крупный снег, свирепствовал колючий, пронизывающий ветер. Этот ветер вызвал резкое понижение температуры. В какой-то момент установилась типичная осенняя погода. Прошло еще совсем немного времени, и в воздухе повеяло морозом.

Буря застала жителей столицы врасплох, отчасти из-за чумы, отчасти же просто потому, что никто не ожидал столь раннего наступления холодов. Большинство горожан еще не набрали на зиму дров, и их маленькие домишки сразу стали еще более неприютными. Страдали и укрывшиеся за толстыми стенами обитатели императорского дворца. Холод там стоял лютый; Мэтью, вернувшись к себе поздно вечером после очередного рейда, только ценой нечеловеческих усилий заставил себя окунуться в ледяную воду. Впрочем, от заведенных им же самим правил он отступать не собирался.

Следующий же день принес невероятные новости. Ни он, ни его коллеги не обнаружили ни одного нового случая заболевания. Но прошли еще одни сутки, прежде чем Мэтью сумел признаться себе, что чума полностью побеждена. В первый раз за многие-многие недели он и У Линь не обнаружили ни единого больного, хотя без устали переходили от дома к дому, боясь поверить в нежданное счастье.

Окрыленные победой, возвращались они в Запретный город. Так случилось, что другие доктора уже успели донести до дворца добрые вести, и теперь там воцарилась атмосфера всеобщего ликования. Поварам по случаю окончания эпидемии были заказаны самые праздничные блюда.

В тот вечер У Линь и Мэтью испробовали на обед хризантемовый суп — кушанье, представляющее собой крепкий бульон на куриных костях, в котором плавали кусочки курятины и лепестки свежесрезанных белых хризантем. Была подана жареная утка с устричным соусом — деталь, свидетельствующая о незаурядности события; перепел, приготовленный с протертыми корнями имбиря и высушенными и протертыми корнями мандаринового дерева. Впрочем, на столе появлялось блюд много больше, чем они смогли бы распробовать. Тут были и монгольский барашек под соусом чили, и особым образом зажаренная свинина со спаржей, вымоченной в рисовом вине. Этого вина они немало выпили в тот день — оно оказалось первым спиртным напитком, которого коснулись их уста после долгого перерыва. Возможно, этого не стоило делать. От вина их потянуло в сон; вскоре головы их начали неумолимо склоняться к груди. Сидя рядом у низкого столика на диванчике в гостиной У Линь, они уже не могли сопротивляться окутывающей сознание сладкой дремоте. Ни он, ни она не помнили, как наступило забытье. Сон их был так крепок, что они не проснулись, когда пришли слуги и начали греметь блюдами и тарелками.

Когда Мэтью проснулся, первые косые лучи солнца уже проникали в комнату. В нескольких футах от него в жаровне пылали угли. Тепло побеждало холод. Он долго не мог понять, где находится, пока наконец не обнаружил, что держит в объятиях У Линь. Она пошевелилась, на секунду открыла глаза и, устроившись поудобнее, вновь погрузилась в блаженную дремоту.