Мастер Том проводит рукой по моей спине, тормозит на шрамах, потом опускается ниже к старым сквозным ранениям на правом боку.

— Мне насрать, кто ты, — шипит он мне на ухо. — Или каким крутым парнем ты можешь быть. Со всей серьезностью ты будешь звать меня «мастер», и мы не остановимся, пока не попросишь. Уяснил?

Закрываю глаза и от скуки вспоминаю свое стоп-слово — «айсберг». Но я не сдаюсь: эти ублюдские розги явно сумеют сделать то, чего не может он. Надеюсь, если он причинит мне боль, я смогу хотя бы отдаленно почувствовать то, что чувствую с Китом.

Мне необходимо убедиться, что не только благодаря Киту я могу чувствовать себя живым.

Довольно сильно — и без предупреждений — он хлещет меня по заднице, и я ворчу. Появляется желание его похвалить, сказать, что справляется он отлично, но заниматься мы должны полностью противоположными вещами. Поэтому жду и надеюсь получить еще.

И он продолжает.

Он делает мне больно, обжигает мою плоть, спину да и зад тоже. Время от времени задает вопросы, типа в порядке ли я, понимаю ли. Чтоб его убедить, я обязан отвечать «да, мастер». Но мне даже пытаться не нужно. Слова звучат так, будто их проговаривает робот.

Боль приятна. Опуститься на колени, как с Китом, желания не возникает, но по-своему тоже недурно. Оно не имеет отношения к парню, что меня хлещет, зато полностью имеет отношение к боли как таковой. Розги могла бы держать какая-нибудь машина, какая, в общем-то, разница.

Это всего лишь... наказание. Просто-напросто.

Хлыст попадает мне по плечу.

Боль растекается подобно тонику.

Вновь и вновь.

Зажмуриваюсь и вспоминаю звук взрыва, забравшего моих парней, всех одним махом. Я должен был догадаться. Должен был знать, должен был почувствовать, что что-то было не так, но мне пришлось в одиночестве проводить проверку. Герой, готовый принять огонь на себя.

Только вот приняли его мои солдаты.

Если б только я остался с ними, задержался бы на несколько минут дольше. Пробыл бы с ними до самого конца. Отправился бы с ними, как и должен был.

Я должен был погибнуть вместе с ними.

Никогда не бросайте своих солдат.

Голос. Злобные слова. Распахиваю глаза и вижу, что передо мной стоит Том. Мастер Том. Он тяжело дышит. Весь потный.

— Я сказал, что сейчас тебя отвяжу.

— Мы закончили?

— О, мы определенно закончили. — Том движется позади меня, грубо и умеючи отстегивает пряжки и ремни. — И ты больше сюда не приходишь. Что бы ты ни хотел приобрести, у нас не продается.

Ни свет ни заря я появляюсь в здании наподобие бункера, используемом ЦРУ в качестве дополнительного офиса, с двумя кофе в руке — один черный, без сливок и сахара, а второй — полукофеиновый капучино с шоколадом, громадным слоем пены и капелькой ванили.

Вхожу в лифт. После пережитой пару дней назад порки все тело ноет, но поступь моя легка. Чувствую нечто похожее на надежду — прошлым вечером позвонила Вагнер. Сумела что-то нарыть.

«С тобой еще ничего не закончилось, — мысленно бурчу я, как только металлическая клетка начинает подниматься по внутренностям здания. — Ни единого шанса».

Лишь выйдя из лифта, осознаю, что все утро не размышлял о поиске Ползина. А думал только о том, как вновь найти Кита. Хмурюсь. Ну, чтоб добраться до Ползина, мне придется найти Кита.

Когда я захожу в распахнутую дверь, Вагнер ухмыляется. Выглядит усталой.

— Ты прям как черт из табакерки. — Она отставляет в сторону офисную кружку.

— Нет, всего лишь я. — Протягиваю ей стакан.

Она машет на кресло посетителя.

— Постою, — говорю я и прислоняюсь к картотеке. Сидеть до сих пор сложновато.

Она снимает крышечку со стакана.

— Объясни еще раз, для чего ты вынудил меня проверить фото.

— Предчувствие.

— Скажи, где его взял.

— Не могу, — отвечаю я. — Берегу свои источники.

— Ты — полевой агент-фрилансер, а не журналист, Уилл. — Она дует на кофе, а потом пригвождает меня тяжелым взглядом. — Выкладывай. Или ничего не получишь.

Прикидываю, что к чему, и таращусь на нее. Не хочу ничего рассказывать. Я доверяю Вагнер в вопросах моей безопасности, но не доверяю во всем, что касается Кита. Но тем не менее, чтоб получить желаемое, мне нужно ей что-нибудь подкинуть.

— После нашего ухода я возвращался в «Клетку».

—Возвращался? В котором часу?

— Около двух. — Указываю на файл, который она держит. — Заметил, что парень с фотки уходил с каким-то русским. Решил, что он может быть связан с Ползиным. У блондина британский акцент, и он явно был главным.

Большая часть из этого правда. А остальное — просто недомолвки.

Вагнер хмурится.

— Только потому что один из них был русским?

Пожимаю плечами.

— Боже, Уилл. В Лондоне полно русских. Наверно, там больше олигархов, чем в Москве. — Она проводит рукой по лицу. Широко зевает. — Ладно, тут какое-то странное совпадение, — говорит она. — Но судя по твоему рассказу, мое чутье подсказывает, что это всего-навсего совпадение.

— Что? Кто этот парень?

— Никто. Ну, то есть не совсем никто, но к Ползину он нас не приведет. — Она обходит стол и с «айпадом» в руке присаживается на краешек. Несколько раз прокручивает экран, потом увеличивает фото и передает мне, наблюдает за моим лицом.

Я практически роняю свой гребаный кофе. На фото Кит в измазанных краской джинсах и футболке, волосы стянуты в хвост. В руке у него тряпка и что-то еще... карандаш или кисточка — эта часть фото размыта. А вот выражение его лица видно отчетливо. Он смотрит в камеру так, будто бы его прервали. И он так прекрасен, что рехнуться можно. Лев в своей естественной среде обитания. Это он. Настоящий Кит.

Его окружают мольберты, на которых в разных стадиях завершенности выставлены картины. Они темные и кричащие, в основном силуэты, линии четкие и рельефные, и слегка безумные, словно написаны в состоянии ярости, но не бессистемны. Изгиб плеча, линия ноги, щека, взмах руки — они не натуралистичны, не фотографичны, но почему-то более настоящие. Более правдивые.

— Вау, — выпаливаю я.

— Ага. Парень сексуален.

Выпрямляюсь. Стискиваю зубы.

— Он художник?

Она смотрит на меня.

— Кристофер Шеридан. Слышал о нем?

Качаю головой.

— Искусство — не моя стезя.

— Думаю, я бы его назвала анфан террибль^[7]. Знаменитый отшельник. Несколько лет назад выиграл крупный интернациональный приз в области искусства и даже не явился на вручение. Никто не знает, где он живет, но, судя по всему, полагаю, что в Лондоне. У него нет аккаунтов в социальных сетях. По-видимому, и друзей нет. Работа приносит ему отличный доход, но существуют всего две официальные фотографии. Ну, три, если считать твою.

— Три фото. Вот это, мое — второе. — Поднимаю взгляд. — Покажешь третье?

— И в этом месте становится интересно.

Она опять прокручивает экран, и я лицезрю четырех человек. Двое мужчин, женщина и маленький мальчик стоят возле какой-то реки, на заднем плане лодки. Мужчины в костюмах: один в очках с толстой оправой, второй лысый, высокий и худощавый.

Светлые волосы женщины развеваются во все стороны. У нее такие же, как у Кита, скулы и податливое гибкое тело, но она старше — может, чуть за сорок. Ее рука лежит у мальчика на плече. Ему пять или шесть, но в камеру он смотрит довольно серьезным, практически взрослым взором. Янтарными глазами, которые я узнаю где угодно. По позвоночнику пробегает холодок.