Клэр взялась за уборку, это, казалось, удовлетворило Лиз, а когда все было готово, она направилась к лестнице.

— Подожди, — сказала Лиз. — Итак… ты уйдешь? Просто так?

— В каком смысле "просто так"?

— Это твоя первая ночь здесь! Тебе не кажется, что мы должны, ну, знаешь, отпраздновать? У меня есть фильм, который мы можем посмотреть, или мы можем просто подняться и поболтать, — Лиз фактически умоляла ее. — Пожалуйста? Я знаю, прошло очень много времени, и может быть… может, ты действительно чувствуешь себя потерянной, а я хочу, чтобы тебе здесь понравилось. Так что позволь мне помочь.

Я просто хочу подняться наверх, позвонить Шейну и провести всю ночь, разговаривая. Но если она скажет это вслух, то будет звучать так, будто она девушка, которая не может существовать без парня, а не обратное ли она в ближайшее время собиралась доказать с МТИ? Довольно смешно провалить первое испытание в первый же день.

— Конечно, — сказала Клэр и попыталась добавить восторг в свой голос. Она ужасно чувствовала себя, но это не было ошибкой Лиз. Ее бывшая лучшая подруга пыталась заполнить пустоту, а меньшее, что могла сделать Клэр — это позволить ей.

Кроме того… она могла позвонить Шейну позже.

Элизабет была, как оказалось, фанаткой фильмов, и шесть часов спустя Клэр наконец-то отпросилась от видео-атаки и поднялась по лестнице, чувствуя себя больше похожей на зомби, чем выжившей при атаке живых мертвецов. Смотреть фильмы ужасов в первую свою ночь в старом, скрипучем доме, с чудным соседом по комнате, было почти так же весело, как в Стеклянном Доме, в окружении людей, которых она любила и доверяла. Тот дом всегда казался — так и было в каком-то роде — живым и защищающим их.

Этот же чувствовался холодным, чужим и совершенно равнодушным к ее жизни или смерти, а скрип и стук в ее воображении вырисовывал слишком легкий путь для убийц.

Клэр осилила крутой подъем, включила свет и забралась в постель с телефоном в руках. Она подумывала снова выключить свет, но в ее лишенном сна, через чур работающем сознании, каждая тень была похожа на монстра, и она думала, что могла видеть, как вещи перемещались в уголках ее глаз.

Лучше оставить его включенным.

Она набрала номер Шейна и свернулась колачиком на подушке, наконец-то в тепле и безопасности под одеялом, несмотря на то, что матрац ощущался странно жестким, а простыня пахла незнакомым моющим средством.

Его мобильный звонил, и звонил, и звонил, и, наконец, перешел на автоответчик.

Это было как ледяной кинжал в сердце; она чувствовала онемение и разрушение, всё сразу. Он не ответил. Она звонила, посмотрела видео, а его там не было, он не отвечал. Она слишком устала, чтобы думать рационально, поэтому следующим, что появилось в ее голове — была злость на то, что он выключил свой телефон, а, может быть, даже заблокировал ее звонки. Что, если он ушел? Когда она переехала в Морганвилль, Шейн встречался с другими девушками, хоть и не серьезно… Может, он уже позвонил одной из них, пошел в кино, или…

… или хуже. Может, он уже забыл ее, смеясь над шутками какой-то другой девушки. Какой-нибудь постарше и покрасивее.

Останови это, сказала она себе, и выключи телефон… Просто останови это.

Клэр отключила звонок, сунула телефон под подушку и очень, очень сильно пыталась не заплакать.

Она никогда не чувствовала себя настолько брошенной, или настолько одинокой за всю свою жизнь.

Шейн

У меня не заняло много времени, чтобы упаковать большинство моего дерьма. Честно говоря, его было не так уж много; я не был жертвой моды, как Ева — чёрт, даже у Майкла было больше одежды, чем у меня — или коллекционером вещей. Несколько неплохих свитеров, какие-то джинсы, которые повидали ужасные кислоты, пятна крови и даже дыры от пуль, и никаких дизайнерских шмоток. Больше одежды типа "Я пережил это".

Я решил угробить стерео — это была древняя вещь, как минимум из третьих рук, и дешевая — и это самое большое, что было у меня, за исключением оружия.

Это было хитрое оружие. Ружье стоит приличную сумму. Добавьте еще несколько смертельно острых вещей, несколько кольев, пару арбалетов, и у вас появится проблема… особенно если некоторое время у вас не будет постоянного места жительства. Другими словами, я должен был выбрать то, что смог бы легко носить в походном рюкзаке, который мой отец когда-то использовал для той же цели. Оказалось, что за вычетом одежды, телефона, нескольких основных вещиц, чтобы ужасно не пахнуть, рюкзак весил около пятидесяти фунтов, когда я наконец-то взял его, чтобы проверить.

Выполнимо. Солдаты примерно так упаковывают вещи, плюс бронежилет, а я точно не собирался нести его через горы Афганистана.

Когда я бросил рюкзак и прислонил его к стене, я почувствовал, что кто-то наблюдает за мной… и я был прав. Майкл.

— Не могу отговорить тебя от этого. — сказал он. Это было утверждение, а не вопрос.

— Нет.

— Ты уверен, что это правильно?

— Да. Тебе и миссис нужно какое-то время. Последнее, что вам нужно — это я, торчащий здесь, как новый домашний призрак, слоняющийся по комнате Клэр. Кроме того, мужик, я не эмо.

— Я никогда не говорил, что тебе нужно уходить.

— Никогда, — сказал я и снова проверил телефон. Нет звонков. Каждый раз, проверяя, я не видел имени Клэр, я ощутил, что темный, колючий ком беспокойства внутри стал немного больше, еще больше стал душить меня. — Ты подбросишь меня до границы или как?

— Шейн…

Я посмотрел на него долгим взглядом, и он замолчал.

— Мы прошли через многое, Майкл, но я не собираюсь свернуться в твоих мужественных руках и плакаться из-за этого, ладно? Я уже сказал, что не виню тебя. Правда. То, что она уехала — не твоя вина… а моя. Я должен был больше доверять ей. Я должен был больше доверять тебе. Я должен исправить некоторые вещи не только с ней, но и с тобой. И, вероятно, лучшее, что я сделаю — отойду в сторону, так что вы с Евой сможете почувствовать себя по-настоящему женатыми без меня, скрывающимся в темных углах. — Эта идея всё ещё причиняла боль, но я сдерживался; я знал, что был частью того, почему Клэр решила уехать. Но ему с Евой всё ещё было нужно время. Просто это было правдой, сложной.

— Ты поведешь, — сказал Майкл. Он подошел к моему рюкзаку и поднял так, будто я нагрузил его перьями. — У тебя здесь есть оружие?

— Немного.

— Ты знаешь, что из-за него твою задницу могут арестовать, не так ли?

— Только если мне действительно не повезет, или меня задержат с этим в винном магазине.

— Ты самоуверенный ублюдок, я когда-нибудь говорил тебе это, брат?

Я одарил его улыбкой.

— Ты действительно думаешь, что это нужно?

Он похлопал меня по плечу, проходя мимо.

— Давай, преступник. Ева убьет меня, если я не позволю ей попрощаться.

— О, мужик, это значит, что она будет плакать. Снова.

— Как река, — заверил меня он. — Хорошо, что на тебе черная рубашка. Эта тушь никогда не отстирывается.

Я остановил его наверху лестницы, и какое-то время мы смотрели друг на друга. Тогда он поставил рюкзак и крепко обнял меня. Не нужно лишних слов, или речей, или чего-то подобного, он просто предложил мне поднять кулак, я ударил, мы были хороши в этом.

А потом мы пошли вниз, туда, где Ева ходила по комнате и грызла ноготь большого пальца, окрашенного в неоновый цвет. Не так давно девушки стали красить свои ногти иначе, поэтому неоновый ноготь не соответствовал другим четырем, которые были стандартного готского черного цвета. Она связала волосы в хвост так крепко, что я задался вопросом, как у нее не болела голова, и выглядела бледной, хотя не использовала рисовую пудру сегодня. На самом деле она перестала быть похожей на готессу — драматические тени для век, да, но не так много остального.

Хотя она была одета в боевое снаряжение — узкая черная рубашка, штаны-карго, тяжелые ботинки. Все, кроме патронташи (прим. пер. — снаряжение для ношения патронов с отдельными ячейками для каждого из них).