СВОБОДА КАК ЧУДО.
Важное качество свободы – служить тому, чтобы открывать все новую свободу и несвободу, очередные скрытые до сих пор конфигурации действительности. «Блаженное неведение» - это тревожно-восторженный взгляд на мир, в котором полно чудес, неизвестного, таинственного. Такой взгляд на месте свободы ставит чудо. Фактически под чудом понимается игнорирование законов, торжество произвола, а значит – чьей-то воли. Но из тех знаний о мире, что у нас есть, можно пока делать вывод об относительности действия любых законов. Как пустота, или полнота открываются по-разному для разных бытийствующих субъектов и объектов, так и законы имеют свои границы применения. В каждом из полей свободы действуют свои, особенные формы движения, особенные проявления пустоты как возможности изменений. Это же касается и различных пластов реальности, определяющихся границами действующих в них законов. Например, в квантовой физике законы иные, чем в мире, подчиненном ньютоновой механике. Химия, биология, социология, психология, выстраиваясь на фундаменте физической реальности, вносят в нее свои, особые отношения и законы, которые, в определенной мере, позволяют преодолевать природную необходимость, возвышаясь над более общими законами физики. Каждый из этих этажей реальности усложняет отношения и снимает некоторые из ограничений низлежащего этапа, открывает свои пласты свободы, формируя свои законы. Таким образом, то, что было невозможным, становится реальным, вчерашнее чудо – действительностью. В самом этом факте заключается, пожалуй, единственное подлинное чудо.
Свобода, являясь началом иррациональным, всегда будет оставаться чем-то неизвестным. Познанное играет роль только для открывания новой свободы, а значит – неизвестного. Чем больше известно, тем больше неизвестного мы «узнаем». Но более точный термин и для неизвестного и для свободы – непроявленное, или возможное. Оставаясь далекими от какого-то непроявленного горизонта свободы, мы не можем «знать» это неизвестное. Чтобы его «узнать», нужно приблизиться к этой новой границе, смочь увидеть новое поле возможностей. Свободу мы воспринимаем, но не познаем. Если рассматривать познание как череду ячеек, заполняемых ответами «да» (единица) и «нет» (ноль), то «да» будет соответствовать факту наличия «чего-то», а «нет» - пробелу, пустоте, «зиянию» как проявлению свободы. При этом каждое «нет» означает возможность движения дальше – до тех пор, пока это движение не будет остановлено очередным «да».
Обычно свободу мы воспринимаем как проблему. Поэтому чаще всего она ассоциируется с выбором. Здесь уместно говорить о диалектическом переходе количества в качество: чем большее количество выборов в своей жизни совершает человек, чем больше вызовов он пережил, тем больше свободы ему открылось. Хотя свобода – лишь некое «ничто», качество, но постигается она через количество переходов (мы уже говорили про ее четыре измерения, т.е. речь может идти о некой мерности свободы, но это только поле отраженных возможностей, которое всегда индивидуально, то есть зависит от отражающего), шагов по шаткому, неровному и опасному пути, в длинной цепи выборов. И каждый неверный выбор может отбросить идущего назад, либо погубить совсем.
Как воспринимают свободу те, кто не выбирает ее путь, предпочитая однообразие безопасной, но пресной жизни? На месте свободы такие люди видят чудо. Потенциальный исследователь и авантюрист двигается навстречу чудесному и либо гибнет, либо становится сильнее, преодолевая границу неизвестного. Тот же, кто взирает на это со стороны, с более комфортной, но эволюционно ранней позиции, наблюдает что-то для себя непонятное, а потому загадочное и чудесное.
В свое время Клод Леви-Брюль, исследовавший особенности первобытного мышления, писал, что дикарь был не любопытен и обращал особое внимание лишь на те факты окружающей действительности, которые выпадали из привычной картины мира. Именно такие, необычные явления и предметы, выделялись носителем мифопоэтического мышления как знаки присутствия сверхъестественных сил, требующие особого к себе внимания. Всё необычное, необыденное, впечатляющее, считалось носителем сакральной силы.
Но только ли первобытное мышление обладает потребностью выискивать чудесное среди обыденного? В поисках новых впечатлений люди идут в кино, театры, слушают музыку, из-за жажды новых идей и знаний мы читаем книги. Миллионы человек просиживают дни в интернете только ради нескольких секунд эйфории от впечатляющего мема, анекдота, афоризма, видеоролика. «Всё ради лулзов» - под этим лозунгом новейшей эпохи, не смотря на его цинизм, мог бы подписаться и пещерный обитатель палеолита, и древний римлянин с его «хлеба и зрелищ», и средневековый обыватель. С одной только разницей: в предыдущие периоды истории из массы чудесного общество выделяло сакральное, почитаемое, вводя его в качестве новых кирпичей духовного здания общества. Сегодня же, когда общество гораздо более свободно, этих стен стало значительно больше. Теперь каждый обладает своей собственной стеной, на которой пишет и размещает всё, что он хочет, что он сам воспринимает как чудесное.
Чудесно всё то, что неповторимо, что выпадает из циклической картины мира. Конечно, каждый новый день, каждая секунда неповторимы, но их неповторимость столь мизерна и невпечатляюща, что эту неповторимость можно проигнорировать. Мы реагируем только на значительные раздражители, на всё то, что способно столкнуть наше восприятие с мертвой точки полусна и подтолкнуть воображение. Как всякая свобода есть относительная пустота, так всякое чудо проявляется относительно каждого конкретного восприятия, зависящего и от характера созерцающего, и от его уровня возбудимости, знаний, культурно-исторической среды и т.п. Так, дети видят гораздо больше чудесного и неповторимого, чем взрослые. Всё происходящее впервые мы воспринимаем как чудесное, расширяющее границы нашего восприятия.
Не смотря на всю свою субъективность, чудесное, воспринимаемое нами либо как сверхъестественное, либо как сверхчеловеческое (божественное, демоническое, но в любом случае – необыденное, не от мира сего), является одним из синонимов свободного. Поскольку отсутствие свободы – это нескончаемая повторяемость, однообразие, рутина, обыденность, то всякое проявление свободы и есть чудо. Не важно, является ли это чудо индивидуальным, коллективным, или всеобщим – всё это лишь степени относительной свободы.
В мягкой форме чудесное маркируется как «красивое», либо «крутое». Это все то, что «дарит лулзы», впечатляет и притягивает. На эту характеристику свободного указывает и эпитет «крутое» - нечто труднодоступное, дорогое. «Крутым» может быть и предмет, и поступок, и деятельность какого-то человека. «Круто» – это может быть сказано и о подвиге, и о песне, и о книге, фильме, мотоцикле, зажигалке, штанах. Обычно в языке женщин крутое определяется как «красивое». При всей субъективности таких характеристик, можно указать их общее качество – недоступность для созерцающего, взгляд как на чудесное и притягательное (ведь и «некрасивое», «бяка» тоже могут быть недоступны, но при этом они не притягательны).
На основе «крутизны» и «красоты» формировалось социальное неравенство во все времена, во всем многообразии своих форм. Владеть чем-то недоступным для других – важное условие власти, ее иррациональная основа, необходимая для закрепления различия глубоко в душах. Фактически любое общественное неравенство основывается на разном уровне свободы, открытом той или иной группе людей. И хотя естественным было стремление снизу поднять свой уровень, нарушить гегемонию «крутых», часто «низы» не могли этого сделать в силу неспособности усвоить необходимый для властвования уровень свободы. Таким образом, чудесное и «крутое», оказывая на неокрепшие умы магическое влияние, лишает их свободы. Массы склонны дарить свою свободу тем или иным харизматическим лидерам, ведунам и чародеям, актерам и музыкантам, - всем тем, кто активно воздействует на эмоциональную сферу, сея вокруг «красоту» и «чудо». Ради чуда слишком многие готовы отказываться от свободы. Потому что чудо приносит свои экстатические плоды прямо сейчас, а свобода (которая всегда твоя, личная) требует труда, усилий и очень часто – разочарований. В том числе и в чудесах, которые еще вчера пленяли.