Я все думала, позовет ли он меня выслушать письмо или нет, но когда он написал, то позвал и спросил моего мнения. Потом мы вышли, чтобы где-нибудь
пообедать; по дороге купили сигар, папирос и шляпу (2 талера, 5 Silb.)
коричневую. Какой Федя еще дитя, он так и охорашивался в новой шляпе; мой
отзыв, что эта шляпа ему идет, ему очень польстил. <...>
Вторник, 23 мая (4 июня)
<...> Зашли в библиотеку; здесь молодого человека не было, а была сама
хозяйка, ужасно бестолковая госпожа, которая притащила нам несколько
каталогов и просила выбрать. (Я прочла "Les Miserables", эту чудную вещь
Виктора Гюго. Федя чрезвычайно высоко ставит это произведение и с
наслаждением перечитывает его. Федя указывал мне и разъяснял многое в
характерах героев романа. Он хочет руководить моим чтением, и я страшно этому
рада!) Теперь Федя взял "Nicholas Nickleby" Диккенса. Отнесли книги домой и
пошли в Grand Jardin и здесь слушали музыку. Просидели до самого конца, что
никогда не случалось прежде. Сегодня играли какую-то особенно нежную
мелодию, "Das Bild der Rose" и еще увертюру из "Vier Haymons Kinder". Мне
было очень, очень весело в этот день.
69
Среда, 24 мая (5 июня)
<...> Сегодня весь сад ресторана Grand Jardin'a был освещен маленькими
цветными фонариками; это было довольно красиво. Пришлось идти гулять по
всему саду; зашли в какой-то кабачок и пили пиво. Потом гуляли под музыку и
отправились домой. Я была очень весела сегодня: то прыгала, как маленькая, через несколько ступенек, то пела, то танцевала, просто Федя не знал, чему это и
приписать, а я была просто счастлива. Заходили в кондитерскую купить пирожков
и съели там мороженого, но когда пришли домой, у меня сильно разболелся
желудок, и я должна была лечь в постель. Федя поминутно спрашивал меня: "Ну
что, еще болит?" - как будто эта боль могла пройти в одну минуту. Потом мы
долго сидели с ним вечером, и он просил меня рассказать ему всю историю нашей
любви. Я ему долго рассказывала, какое он на меня произвел впечатление, как я
вошла, как потом было. Он слушал и сказал мне, что он, женясь на мне, хоть и
любил, но еще очень мало меня знал, но теперь вчетверо более меня ценит, зная, какая я простая. (Федя был ко мне очень нежен.).
Понедельник, 29 мая (10 июня)
<...> В четыре часа мы пошли на почту; Федя получил два письма: первое
от Паши, со вложением нескольких писем, присланных Феде со дня его отъезда.
А другое было от Аполлона Николаевича Майкова. Федя тут же распечатал
письма. Когда он читал, то я могла тоже читать те же самые письма; я заметила, что было письмо от С.
Пятница, 2 июня (14)
<...> Пошла в галерею, много там ходила, осмотрела Рибера, видела все
картины Рембрандта, Рубенса, жанровые картины Давида Теньера. В половине
четвертого пришел Федя, и мы еще раз обошли галерею. Федя указывал лучшие
произведения и говорил об искусстве. Какие удивительные шедевры здесь
собраны! <...>
Суббота, 3 июня (15)
Зашли в Cafe Real. Отсюда пошли в книжный магазин покупать
"Колокол". Купили за 1-е июня, чего мы не знали, потому что в последнем номере
было сказано, что следующий номер выйдет 15 июня; заплатили 6 Silb. <...> Как я подумаю, до чего изменился его характер, - это удивительно!
Прежде, бывало, так раздражителен, а теперь все мне сходит с рук. Прежде, бывало, он так раздражался и кричал на своих домашних, что я просто иногда
страшилась за свою будущую с ним жизнь. Я думала: если он и при мне не
изменится, то жизнь моя будет - мука. Но теперь это все прошло, хотя наши
обстоятельства теперь куда как не блестящи. <...>
70
Понедельник, 5 июня (17)
<...> Пошли в Grand Jardin. Сегодня играли произведения Моцарта:
"Andante Cantabile", "Menuet", "Allegro", все удивительно хорошо. Федя был в
полном восхищении; мы оба были очень рады, что нам сегодня удалось
послушать такую чудесную музыку. <...>
<...> Сегодня я весь вечер читала: "Les Miserables", и когда пробило
половину двенадцатого, - обыкновенное время, когда я отправляюсь спать, - то
Федя погнал меня ложиться, сказав, что я могу дочитать и завтра. Я простилась с
ним и отправилась в другую комнату, где и дочитала главу. В половине
четвертого, не более получаса как я успела заснуть, с Федей сделался припадок. Я
тотчас же вскочила, так что, как он мне после говорил, он при начале припадка
видел, как я подбежала к нему. Меня на этот раз припадок очень поразил: я
становилась на колени, ломала руки и все повторяла: "О несчастный,
несчастный!" Действительно, его страдания были ужасны, но, по счастию, припадок продолжался недолго; потом он очнулся, но, видимо, не понимал, что с
ним было, так что уже через полчаса я ему сказала, что у него был припадок. Он
сделался ко мне удивительно ласков, говорил, что я добрая, что он меня любит, и.
умолял меня лечь в постель и заснуть. <...>
Вторник, 18 июня (6)
<...> Встал Федя ужасно разбитый, с совершенно другими впечатлениями, чем обыкновенно. Ему бывает после припадка чрезвычайно грустно, тяжело,
точно он на чьих похоронах. Он страшно устал. <...>
Среда, 19 июня (7)
<...> Сегодня мы раньше пришли домой; сели читать; я просидела до
половины двенадцатого, потом легла, а Федя пришел в два часа. (Я, разумеется, тотчас же проснулась, и мы очень радостно попрощались и побеседовали. <...> Я
спросила, будет ли он рад рождению ребенка и что я боюсь, что он будет этим
недоволен. Он с очень веселым лицом отвечал, что совершенно напротив, что он
будет страшно счастлив, если у нас родится ребенок, хотя прибавил: "Тяжело
оставлять детей без денег и безо всякого воспитания". Но потом несколько раз
нежно поцеловал меня, и я поспешила перевести разговор на другое. Когда он сам
лег в постель, то сказал, что "это будет очень хорошо", что один, даже двое детей
вовсе не обременят нашу семью, а только вольют в нее новую жизнь. Я
заговорила о другом, но Федя, видимо, думал о нашем разговоре и сказал:
"значит, это будет в феврале"; "может быть, будет мальчишка", прибавил он с
удовольствием и сказал: "Ах ты, Анечка, Анечка!" Видимо, мысль о ребенке
пришлась ему по душе; я уверена, что он полюбит ребенка, если нас бог
благословит. <...>
71
Пятница, 21 июня (9)
<...> Сегодня произошла такая нелепая сцена, в которой мы поступали как
дети: когда мы стали подходить к Grand Jardin, то Федя захотел домой, но был в
нерешимости. Я сказала: коли домой, так домой! Он ужасно рассердился и
поворотил домой, но, пройдя несколько шагов, когда я ему сказала, что мне
лучше бы хотелось посидеть в саду, он вдруг очень быстро поворотил к саду, но
сказал, что более пяти минут в саду не просидит. Я отвечала, что если сидеть, то
не пять минут, а полчаса, и в таком случае гораздо лучше идти домой. Так как он
настаивал, то я сказала: лучше мы пойдем домой, или я одна пойду. Так как он
продолжал идти, то я поворотила домой, а он пошел в сад. Ну, зачем я это
сделала? Все наши ссоры происходят оттого, что мы оба очень беспокоимся и