город. <...> Мы вошли в собор; он мне очень понравился. Федя же меня

поддразнивал и говорил, что этот собор не представляет особого интереса, а вот я

бы посмотрела Миланский собор. <...> На правой стене находится резная дубовая

кафедра, относящаяся к XIV столетию. Женщина нам ее показала, и Федя ей

заметил, что это единственная хорошая вещь во всем соборе, на что она его

спросила: не католик ли он? Потом мы взошли по ступеням, и она нас ввела в

Salle de Conseils, в котором собирались тайные собрания от 1431-1434 годов и где

был низложен папа Евгений IV и замещен папою Феликсом каким-то. <...> На

стене она показала нам снимок с картины Holbein'a, изображающей "Танец

смерти", где представляется смерть, окруженная различными людьми. Посмотрев

картину, Федя сказал: "Славны бубны за горами", то есть что про эту картину так

много говорили и кричали, но, может быть, снимок оказался не бог знает что. Тут

же находилось еще несколько старинных картин Holbein'a. <...> Мы пошли к

музею. <...> Здесь во всем музее только и есть две хорошие картины: это смерть

Иисуса Христа, удивительное произведение, но которое на меня просто произвело

ужас, а Федю так до того поразило, что он провозгласил Гольбейна

замечательным художником и поэтом. Обыкновенно Иисуса Христа рисуют после

его смерти с лицом, искривленным страданиями, но с телом вовсе не измученным

и истерзанным, как в действительности было. Здесь же представлен он с телом

похудевшим, кости и ребра видны, руки и ноги с пронзенными ранами,

распухшие и сильно посиневшие, как у мертвеца, который уже начал предаваться

гниению. Лицо тоже страшно измученное, с глазами полуоткрытыми, но уже

ничего не видящими и ничего не выражающими. Нос, рот и подбородок

посинели; вообще это до такой степени похоже на настоящего мертвеца, что, право, мне казалось, что я не решилась бы остаться с ним в одной комнате.

Положим, что это поразительно верно, но, право, это вовсе не эстетично и во мне

возбудило одно только отвращение и какой-то ужас. Федя же восхищался этой

картиной. Желая рассмотреть ее ближе, он стал на стул, и я очень боялась, чтобы

с него не потребовали штраф, потому что здесь за все полагается штраф. Другая

картина, на которую стоит посмотреть и которая прежде была в частной галерее, это "Морской вид" Калама. Это превосходная картина, такой я еще не видывала.

82

В. В. ТИМОФЕЕВА (О. ПОЧИНКОВСКАЯ)

Варвара Васильевна Тимофеева (О. Починковская, 1850-1931) -

писательница и переводчица, автор романов, повестей и очерков-мемуаров. В

начале 70-х годов работала корректором в типографии Траншеля, где печатался

еженедельник кн. Мещерского "Гражданин", в 1873 и первые месяцы 1874 года

выходивший под редакцией Достоевского. От Траншеля в 1876 году перешла в

типографию Стасюлевича (см. статью В. В. Тимофеевой "Памяти Стасюлевича" -

BE, 1913, N 1). В 1873 году она ведет бытовую хронику в "Искре", в 1878 году

появляется ее первая повесть "Идеалистка" ("Слово", 1878, N 4-5; псевд. "Анна

Стацевич"), В 1882 году в приложении к еженедельнику "Неделя" печатается ее

роман "За себя и за других" (N 10-12). В 1900 году в том же приложении "Книжки

недели" появляются ее "Очерки прошлого" (с N 4 по 12), заслужившие похвалу Л.

Толстого (см. его письмо к М. О. Меньшикову, сентябрь, 1900- Л. Н. Толстой, Полн. собр. соч., т. 72, стр. 462). Продолжение очерков, менее удачное, под

названием "В шестидесятых годах", печаталось в 1902 году в журнале "Новое

дело". Позднее ею был напечатан роман "У чужих алтарей" (ИВ, 1916, N 8-12). В

ИРЛИ хранится рукопись В. В. Тимофеевой "Шесть лет в селе Михайловском"

(где она прожила с 1911 по 1918 г.), представляющая собой автобиографические

записные тетради, очевидно предназначавшиеся для печати. Из писем В. В.

Тимофеевой к жене журналиста и критика П. В. Быкова, P. И. Быковой (не

опубликованы, хранятся в рукописном отделе Государственной публичной

библиотеки им. М. Е. Салтыкова-Щедрина, ф. 118, N 1142), видно, что в 1900 и

1902 годах В. В. Тимофеева жила в Калужской губ., была замужем за

малоизвестным писателем М. Г. Майковым и брак этот был для нее большим

несчастьем. Письма полны жалоб на одиночество, неразделенную любовь к мужу, необходимость жить в глуши и отсутствие настоящего дела.

Весь этот сложный комплекс настроений и переживаний в связи с

неудачами и разочарованиями в личной жизни должен был отразиться в

воспоминаниях Тимофеевой о Достоевском, над которыми она работала,

очевидно, в начале 900-х годов (точно установить год работы трудно, так как

Тимофеева пишет, что хранила эти воспоминания "в течение многих лет", см. стр.

124). Таким образом, В. В. Тимофеева рассказывает о событиях, происходивших

около тридцати лет назад. Однако очень возможно (на это есть указания в самом

тексте, см. стр. 133 и 151), что при работе над воспоминаниями она пользовалась

записями, сделанными ею тотчас после бесед с Достоевским в 1873 году. Во

всяком случае, передаваемые ею факты при сопоставлении с письмами Ф. М.

Достоевского и другими материалами выдерживают критерий достоверности.

Относясь к Достоевскому с благоговением, она тем не менее правдиво передает

всю сложность и противоречивость тогдашних его воззрений. Принадлежа в

описываемое ею время по своим общественно-идеологическим взглядам к кругу

радикальной демократии, группировавшейся вокруг "Отечественных записок", она и оценивает с этих позиций некоторые реакционные выпады Достоевского.

83

Воспоминания В. В. Тимофеевой о Достоевском вполне заслуживают

отзыва Л. Толстого об ее "Очерках прошлого": "Это одно из тех истинно

художественных произведений, которые открывают в том, что давно видишь,

новые невиданные и прекрасные вещи" (Л. Н. Толстой. Полн. собр. соч., т. 72, стр.

462),

ГОД РАБОТЫ С ЗНАМЕНИТЫМ ПИСАТЕЛЕМ

(Посвящается памяти Федора Михайловича Достоевского)

...Не вдруг мы поняли его,

Но он учить не тяготился

И с нами братски поделился

Богатством сердца своего...

Некрасов, "Несчастные"

На мою долю когда-то выпало редкое счастье - в течение целого года не

только часто видеть и слышать Федора Михайловича Достоевского, но работать с

ним вместе за одним и тем же столом, при свете одной и той же типографской

лампы. Мне довелось не только читать в двух корректурах "Дневник писателя"

1873 года, но иногда присутствовать при самом его воспроизведении, так как

многие страницы этого "Дневника" писались при мне, в разговорах со мною...

Бывают воспоминания, которые, как талисман, предохраняют душу от

охлаждения, зачерствения, измельчания и отчаяния. Таковы мои воспоминания об

этой поре моей совместной работы с Федором Михайловичем. В течение многих

лет хранила я эти воспоминания в их полной неприкосновенности, но от предания

их гласности меня удерживала до сих пор чистосердечная неуверенность, что я

сумею это сделать как следует. В этом я не уверена и теперь. Но там, где

недостает, быть может, искусства, сохранилась все-таки правда, а ведь в ней-то

вся суть.

I

"Двадцатого декабря (1872 года) я узнал, что уже все решено и что я