- Сани, - его голос звучал низко, с тягучими нотками пережитого только что наслаждения. - Наказания не будет, я же не хочу, чтобы наш сын был зачат в угнетающей атмосфере твоего страха и боли.

   Он говорил что - то еще, поглаживая меня по распущенным локонам, а я нервно кусала губы и думала о том, насколько сильно не хочу от него детей. Детей надо любить, но как любить ублюдков Кхана мне не представлялось тогда возможным. Они были для меня его продолжением, жестокого насильника, кошмара, самого затаенного страха. Но Кхан желал от меня детей и я не смела, отказать или воспротивиться. Я могла только покорно изгибаться под ним, терпеть поцелуи и прикосновения, выслушивать его пространные излияния о том насколько мы оба станем счастливее после появления наследника Аканти. Дни бежали, неделя сменялась неделей, он старался подарить мне свое счастье, но у него не получалось и я облегченно выдыхала, читая на его лице выражение очередного разочарования.

   - Поведешь несколько дней в клинике, мне не нравится то, что с тобой ничего не происходит.

   Кхан стоял перед зеркалом гардеробной, поправляя манжеты белоснежной сорочки. Я, бессловесной тенью за его спиной с услужливо приготовленным пиджаком.

   - Сани.

   Властные нотки с зазвеневшим льдом в его голосе заставляют вздрогнуть и подобострастно улыбнуться. Я всего лишь милое, никчемное и послушное приложение к его комфортному существованию.

   - Ничего особенного, я всего лишь хочу, чтобы за тобой понаблюдали.

   Он разворачивается ко мне, отшвыривает пиджак в сторону и неожиданно притягивает вплотную к себе, жадно целуя мои губы, спускаясь влажной дорожкой поцелуев вниз, по выгнутой шее к оголенному плечу. Утром у него был секс, но я чувствую его налитый член и понимаю, что Кхану уже приелись правила, слишком долго он сдерживался, зачем - то пытаясь превратиться в примерного семьянина. Меня разворачивают, заставляют нагнуться и опереться ладонями в обувную полку, сдергивают невесомый халатик. Его движения холодны, точны и расчетливы. Пальцы запутываются в моих волосах, тянут, выворачивая шею назад. Звук расстегнутой молнии брюк вызывает невольные слезы, и я поспешно прикусываю нижнюю губу, пытаясь сдержать рыдания, оказывается, я уже привыкла к тому, что он может быть другим, почти добрым, но я не оправдала его надежд и заслуживаю наказания.

   - Прогнись сильнее.

   Я прогибаюсь, он толкается вперед, раздвигая сжавшееся колечко мышц сзади, я сдавленно хриплю, но вырваться из захвата не пытаюсь, еще толчок и он входит полностью. Меня трясет и, кажется, я плачу, уже не пытаясь сдерживаться. Его рука скользит по моему бедру, неожиданно больно сжимает, потом спускается ниже. У Кхана красивые крупные ладони с длинными пальцами и ухоженным маникюром. И два из них он проталкивает в мое лоно, совершая следующий толчок сзади.

   - Фригидная сука.

   Он нагибается и выдыхает эти слова мне в затылок, потом начинает двигаться, вколачиваясь членом в разорванный зад. Я не сопротивляюсь, пытаюсь отвечать, двигаться ему навстречу, он должен кончить и тогда меня отпустят. Ноги не держат и подгибаются, Кхан что - то шипит, рвано толкается вперед и останавливается. Я испортила момент, он не кончил, кошмар будет продолжаться.

   - Сам виноват, - его руки скользят вдоль спины, словно успокаивая меня и лаская. - Слишком мало практики, закончим в спальне.

   Он отступает, выходя из меня, я плетусь в комнату, сама укладываюсь вниз лицом на стол, расставляю ноги. Практические занятия отсутствовали, но теория слишком долго вбивалась Кханом в мое тщедушное создание. Он приступает сразу, я натыкаюсь взглядом на решетку камина и пытаюсь сосредоточиться на ее рисунке, облегченно выдыхаю, когда Кхан низко застонав, застывает на мгновение.

   - Разочаруй меня снова и все, что было между нами до этого станет для тебя сладкой мечтой.

   Кажется, он уже нашел виновного в своих несбывшихся желаниях. Он привык получать все по одному щелчку своих пальцев и тут такая незадача, появление желанного наследника откладывается, это зависит не только от него.

   - Прости меня, - он помогает мне сползти со стола и добраться до душевой кабины, включает воду и прижимает крепко к себе, неожиданно и ненужно. - Я сорвался, не смог сдержаться.

   Теплая вода потоками ниспадает на нас с потолка, словно укутывая, помогая расслабиться и согреться после проникновенной стужи ужаса перед наказанием Кхана.

   - Ляжешь в постель, я пришлю горничную, она обо всем позаботиться.

   Моя собственная горничная, престарелая стерва, единственная из прислуги, которую он перевез в городской дом из поместья. Она умела все, видела собственными глазами последствия развлечений хозяина и помогала ему, выхаживала меня и никогда не жалела. Ни капли сочувствия, строгое исполнение приказов Аканти и полное равнодушие к жалкой, истерзанной мне. Почему - то она считала, что я это обращение заслужила. Они все так считали, Ванесса и ее дочери, прислуга и сам Кхан. Заслужила тем, что высунулась, проникла в их дом, оказалась не той, кем мне положено было стать.

   - Я, в самом деле, очень разочарован, даже не думал, что это затянется на неопределенный период и придется обращаться к специалисту.

   Его руки заботливо скользят вдоль моего тела, намыливая и следом смывая пену, прополаскивают спутавшиеся пряди волос. Потом он тянет меня из душевой кабины и укутывает в халат.

   - Прости, - он снова повторяется, укладывая меня в постель. - Я должен был сдержаться, но, Сани, ты кого угодно доведешь своими постоянно перепуганными глазами и дрожащими губами. Я не был груб, я был почти идеален, что мешает тебе принять меня? Между нами были некие нерешенные вопросы, но у кого их нет? Все переступают через страхи, чтобы идти дальше. Думаешь, я когда - нибудь мечтал о том, что ты выберешь не меня? Что наш с тобой первый раз пройдет на старом скрипучем столе вместо шелковых простыней моей спальни?

   Кхан вытягивается рядом, его ладони мерно скользят вдоль моей спины, успокаивая, но на самом деле вселяя страх перед возможным продолжением.

   - Я с ума сходил по тебе, но боялся даже прикоснуться, ждал твоего совершеннолетия и я, конечно, жуткий собственник, к тому, что принадлежит мне, ни кто не имеет права прикасаться, просто смотреть. Я... немного... перестарался... ты... должна... меня... понять...

   Он замолкает, продолжая рассеяно поглаживать мои волосы и спину, едва слышно хмыкает и тут же добавляет:

   - Прости... я не должен был... делать... это снова... с тобой...

   Я подавленно молчу, уткнувшись ему куда - то в грудь, не смея даже пошевелиться. Кхан пахнет гелем для душа и своим собственным, терпким, с легкой горчинкой ароматом. Я чувствую натянутые канаты мышц и властную силу его рук, и отстраненно думаю о том, что он неотразим, особенной мужественной совершенной красотой состоявшегося мужчины. Зачем ему я? Почему он не увлечется равной себе и не оставит меня, где - нибудь на задворках общества, напрочь позабыв, позволив мне стать счастливой без своего пристального внимания.

   - Я люблю тебя, Сани, ты должна об этом помнить. Мы преодолеем трудности вместе, мы сможем стать ближе друг другу, ты полюбишь меня.

   И столько убежденности в его голосе, основанной на собственной исключительности. У него есть все, власть, деньги, шикарная внешность, он привык видеть поверженных его великолепием женщин у своих ног, но я не была его женщиной, всего лишь всего лишь обычной шлюхой, выскочкой, пустым местом. Я слишком ничтожна, чтобы его полюбить.

   - Маленький нас сблизит, только представь, наш сын или наша дочь, что - то от нас обоих, наше продолжение в нем.

   Кхан отстраняется, нежно целует меня в макушку, потом в губы.

   - Вот увидишь, он сделает нас счастливыми.

   Наверное, никто из обученного персонала и подумать не мог, что я осмелюсь вылезти через окно клиники практически без одежды. Меня оставили в полном одиночестве в кабинете на первом этаже, дожидаться прихода доктора, завернутую в одну единственную простынь. И я покорно ждала, сидя на стуле возле стены, рассеяно разглядывая то, что происходило за окном, сквозь неплотно закрытые жалюзи. Потом встала, плотнее укуталась и, распахнув окно, настежь перебралась через подоконник. Единственный прохожий испуганно шарахнулся в сторону, а я побежала, босиком, вначале медленно и словно неуверенно, потом все быстрей, проворно сворачивая в закоулки, перебегая узкие улочки, иногда останавливаясь, чтобы спешно перерыть мусорный бак в поисках хотя бы какой - то одежды. Безуспешные попытки, впрочем, и я испуганно бежала дальше, судорожно оглядываясь по сторонам, боясь увидеть охрану, пока не выскочила прямо под колеса автомобиля. Они не задавали вопросов, оба решили, что я пала жертвой насильника, кровоподтеки на лице и теле, обезумевший от ужаса взгляд, мне нужна была помощь, и они мне ее предоставили. Привели в свой дом, отогрели и накормили и только после этого осторожно поинтересовались, нужно ли вызвать власти. Я поспешно отказалась, что - то испуганно лепеча и порываясь уйти. Они удержали меня снова, успокоили, заверили в том, что больше со мной ничего не случиться, и я осталась в их доме, который чуть позже смогла назвать и своим домом, старым, обшарпанным, но очень уютным и приветливым.