Другой проблемой были змеи. Килиан всегда был начеку, особенно после случая с удавом. Здесь был настоящий змеиный рай! Всевозможные змеи, всех цветов и размеров, были здесь повсюду.

Закончив своё дело, он подтерся листьями и встал, ухватившись за ветку; та оказалась мягкой и странно живой, зашевелившись под рукой. Килиан поспешно отпрянул, укрывшись за ближайшим камнем. Осторожно выглянув, он увидел, как медленно свивается кольцами то, что ему показалось зеленовато-коричневой веткой. Присмотревшись, он разглядел граненую треугольную голову и дрожащий в воздухе раздвоенный язык.

Килиан медленно натянул штаны и попятился. Отойдя на несколько шагов, он повернулся и быстро пошёл прочь, спеша убраться как можно дальше от этого места. Сердце бешено колотились. Он не смотрел, куда идёт, и через несколько минут понял, что направился совсем не в ту сторону, откуда доносились голоса брасерос. Шёпотом выругавшись, он вернулся назад по своим следам. Вдруг он услышал чьё-то восклицание, произнесённое знакомым голосом, буквально в нескольких метрах. Прислушавшись, он узнал голос Грегорио. Быть может, тот отправился в лес по той же надобности, что и он сам. Килиан с облегчением вздохнул. Грегорио знал здесь каждый кустик, каждую пядь земли. Килиан решительно направился к нему, стараясь производить как можно больше шума, чтобы тот услышал. В следующую минуту он вышел на крошечную полянку среди лесной чаши.

— Грегорио! Ты не поверишь, но я не знаю, как...

И тут же застыл, онемев от изумления.

Грегорио лежал на земле лицом вниз, крепко сжимая в объятиях тело женщины, конвульсивно дергался между ее раздвинутых ног и время от времени издавал сладострастные стоны. Внезапно рука женщины указала на Килиана. Грегорио прекратил свои телодвижения, приподнялся на локте, повернул голову и выругался.

— Тебе что, так нравится подглядывать? — зарычал он, вставая и натягивая штаны.

Килиан покраснел и замолк на полуслове, увидев пенис Грегорио — все ещё напряжённый, торчащий меж костлявых ляжек. Женщина — совершенно голая — по-прежнему лежала на своём расстеленном на земле оранжевом клоте, похотливо улыбаясь. Здесь же стояла ее пустая корзина. Это была та самая женщина, что скрылась в лесу возле посадок какао.

— Прости... — начал оправдываться он. — Я пошёл в лес и заблудился. Потом услышал твой голос и вышел сюда. У меня и в мыслях не было тебе мешать.

— Но ты помешал! Испортил мне все дело!

Он махнул рукой женщине, велев ей вставать. Та послушно поднялась, обмотала ткань вокруг талии, затем взяла корзину и поставила ее на голову, собираясь уходить, и протянула руку к Грегорио.

— Give me what you please, — сказала она.

— Не за что тебе платить! — ответил Грегорио. — Мне не дали кончить, так что это не считается.

Он махнул рукой, давая ей понять, что она может убираться восвояси.

— You no give me some moní?

На лице женщины проступило раздражение.

— Go away! I no give nothing now. Tomorrow, I go call you again.

Оскорбленная женщина, стиснув зубы, молча удалилась. Грегорио поднял с земли пробковый шлем, отряхнул его и надел.

— А ты, — саркастически обратился он к Килиану, — если не хочешь заблудиться, не уходи с дороги, — он прошёл мимо, даже не взглянув на него. — С твоей-то отвагой ты в джунглях и пары часов не продержишься!

Килиан сжал кулаки и промолчал, все ещё потрясённый увиденным. Внезапно на него накатил новый приступ зуда, и он принялся яростно чесаться.

Брат был прав. Ему нужна встряска.

Во всех смыслах этого слова.

Вечером, как и планировалось, все собрались за прощальным ужином, провожая доктора Дамасо. Этот приятный человек с совершенно седыми волосами и мягкими чертами лица возвращался в Испанию после почти трёх десятков лет, проведённых на острове, где он оказывал всей колонии медицинские услуги.

Они сидели вокруг стола, разделившись по возрасту и опыту. По одну сторону — Лоренсо, Антон, Дамасо, падре Рафаэль, служивший мессу в деревне Сарагоса, а также исполнявший обязанности учителя, Грегорио и Сантьяго, старейший из служащих. По другую сторону стола сидели молодые, кому ещё не исполнилось тридцати: Мануэль, Хакобо, Килиан, Матео и Марсиаль. Пока бои, среди которых был и Симон, накрывали стол к ужину, старики вспоминали свои первые годы на острове, а молодые слушали с вызывающим недоверием самонадеянной юности.

К концу ужина управляющий попросил тишины, чтобы произнести небольшую речь в честь своего доброго друга Дамасо, которую Килиан не слишком внимательно слушал, изрядно опьяненный вином «Аспиликуэта» из Риохи, любезно предложенным Гарусом; к тому же, проклятый зуд снова разыгрался, совершенно немилосердно терзая все тело. Когда управляющий замолчал, послышались громкие аплодисменты, слова благодарности и пожелания доброго пути.

Когда уровень вина в бутылках значительно понизился, беседа приняла другой тон.

— Вы уже со всеми простились? — лукаво спросил Матео — симпатичный мадридец, дружелюбный, порывистый и даже чуть нервный, чьи маленькие усики всегда готовы были дернуться вверх, открывая широкую улыбку под острым носом.

— Думаю, что да, — ответил доктор.

— Точно со всеми? — не отставал Марсиаль, напарник Хакобо во дворе Якато — здоровенный волосатый детина почти двухметрового роста, с мясистым добродушным лицом и могучими руками, похожими на брёвна.

Доктор понимал, куда он клонит, но явно не хотел вдаваться в подробности.

— Все, кто действительно для меня важен, сидят за этим столом, — сказал он, указывая на присутствующих. — И поэтому я повторяю: да, со всеми.

— Если дон Дамасо говорит: со всеми — значит, так оно и есть, — вступился за него Сантьяго — спокойный и рассудительный мужчина примерно одних лет с Антоном, худой и бледный, с гладко зачёсанными прямыми волосами.

— А я знаю одну особу, которой сегодня очень грустно... — вмешался Хакобо.

Молодые расхохотались — за исключением Килиана, который не знал, кого имеет в виду его брат.

— Довольно, Хакобо! — упрекнул сына Антон, украдкой кивая в сторону падре Рафаэля, которому едва ли могли понравиться подобные разговоры.

Хакобо развёл руками и пожал плечами с самым невинным видом.

— Парень, не наглей. — Дамасо погрозил пальцем. — Кто из вас без греха, пусть первым бросит в меня камень — верно, падре?

Все снова рассмеялись над явной двусмысленностью старого доктора, имевшего при этом самый невинный вид. Падре Рафаэль — грузный круглолицый мужчина с пухлыми губами, бородкой и обширной лысиной, которого все любили за добродушие — столь откровенно покраснел, что Дамасо поспешил объяснить свои слова:

— Я не имел в виду вас, падре Рафаэль. Ещё чего не хватало! Я всего лишь цитировал Библию. Ох уж эта молодёжь!.. — Он тряхнул головой. — Вор кричит: «Держите вора!», и так далее, и тому подобное...

— Вот именно, — рассудительно заметил священник. — Я не устаю повторять, что лишь те, кто умеет обходиться без женщины, смогут сберечь и здоровье, и кошелёк. Вот только боюсь, что мои слова на этой земле греха и соблазна — все равно что глас вопиющего в пустынею — Он вздохнул, посмотрев на Килиана. — Остерегайся своих приятелей, парень... Я имею в виду этих обормотов, конечно же.

Он снова весело подмигнул остальным.

— Полагаю, мне пора идти спать, вам не кажется? — Дамасо поднялся, опираясь обеими руками о стол. — Завтра мне предстоит долгое путешествие.

— Я тоже пойду спать, — сказал Антон, который и впрямь выглядел усталым.

Килиан и Хакобо переглянулись: оба подумали об одном и том же. Под глазами Антона залегли тёмные круги — в последнее время он очень уставал. Как он был не похож на того отца, каким был в молодости! Он никогда не жаловался, и Килиан не помнил, чтобы он болел. Он всегда был сильным, и физически, и духовно. Несколько лет назад, приезжая в Пасолобино из Африки, он работал в поле с такой страстью, как никогда прежде.

«Наверное, ему стоит взять отпуск, — подумал Килиан. — Или совсем вернуться домой, как Дамасо».

Старый доктор сердечно простился со всеми, пожав каждому руку, после чего удалился в сопровождении Антона, Лоренсо, Сантьяго и падре Рафаэля, которые тоже решили пойти спать. Хакобо тоже поднялся и вышел, жестом давая понять, что сейчас вернётся. Уже в дверях Дамасо обернулся, словно о чем-то вспомнив.

— Да, кстати, Мануэль, — сказал он. — Позволь дать тебе последний совет.
Мануэль кивнул.

— Я имею в виду эти укусы Килиана, — он выдержал паузу, желая убедиться, что все его слушают. — Салициловый спирт.

Килиан растерянно заозирался, а Мануэль поправил очки, благодарно улыбаясь, что старый доктор призвал его в свидетели.

— Пусть мажет им все тело, и через две недели сыпь полностью исчезнет. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи и доброго пути! — пожелал ему Хакобо, доставая бутылку виски, купленную в лавке Хулии. — Если вы не возражаете, мы выпьем по глоточку за ваше здоровье.

Дамасо ласково похлопал его по плечу и вышел из столовой, с сожалением думая обо всех проведённых здесь вечерах, которые отныне останутся лишь в воспоминаниях.

Хакобо велел Симону принести чистые стаканы. Под выпивку и смешки Килиан узнал, что если кому и будет не хватать Дамасо, так это Рехине — женщине, которая была его тайной сердечной подругой на протяжении последних десяти лет.

— Десяти лет! — воскликнул Килиан. — Но разве у него нет жены и детей в Испании?

— В том-то и дело, что в Испании! — Марсиаль сделал глоток. Его организм, видимо, был привычен к спирту тройной перегонки. — Испания слишком далеко.

— А они ещё и сами вешаются нам на шею, лишь бы взяли в сердечные подруги! — подхватил Матео, картинно разводя руками. — Так что же нам ещё остаётся? Плоть слаба, и они прекрасно это знают!

Килиану невольно вспомнился Грегорио, лежащий на женщине в лесу, и разговор с Хакобо в машине.