Не было ни единого дня в ее жизни, чтобы она не вспоминала о своём любимом кусочке Африки. Всего лишь несколько минут назад она сказала Кларенс, что там прошли самые насыщенные годы ее жизни. Было, конечно, несправедливо так говорить: ведь к окружающие ее теперь местам она питала глубокую благодарность за то, что подарили ей детей, замечательных внуков и спокойную уютную жизнь. Но в глубине души воспоминания о минувших годах оживали каждое утро, когда она просыпалась. И лишь два человека могли ее понять, потому что сами находились в той же ситуации: Хакобо и Килиан.

Хотя они казались вполне довольными жизнью, Хулия была убеждена, что они не знали ни единого спокойного дня.

Что она могла ответить Кларенс? Был ли ее интерес таким уж невинным? Может ли быть, что она действительно ничего не знает? Неужели Хакобо и Хулиан ей ничего не рассказывали? Возможно, сейчас, с возрастом, они, терзаемые муками совести, не смогли больше скрывать тайну, которая упорно рвалась на свет? Что бы она сделала на их месте? Как смогла бы жить с таким грузом на душе и на совести?

Глубоко вздохнув, она снова повернулась к Кларенс, которая ни на секунду не спускала с неё глаз. Насыщенно-зеленых, таких же, как у Хакобо и Килиана, которые украшали и смягчали ее лицо с резкими чертами, обрамлённое роскошной волнистой гривой каштанового оттенка, в этот день не заплетенную в привычную косу. Хулия знала ее с детства и понимала, какой настойчивой и убедительной она может быть, когда хочет чего-то добиться.

— А почему бы тебе не спросить у отца?

Кларенс удивилась, услышав прямой вопрос. Реакция Хулии подтверждала её подозрения — здесь скрыта какая-то тайна. Не зная толком, что ответить, она поморгала и, опустив взгляд, принялась рвать на кусочки бумажную салфетку.

— Сказать по правде, Хулия, мне просто стыдно, — призналась она. — Я не знаю, как ему сказать. Если я покажу ему письмо, он поймёт, что я рылась в его вещах. Если он столько лет хранил эту тайну, сомневаюсь, что он так просто мне все расскажет.

Она со вздохом выпрямилась.

— В любом случае, я не хочу тебя принуждать. Но было бы жаль, если нечто важное будет забыто... — произнесла она, намеренно печально.

Кларенс надеялась, что Хулия решительно возразит, мол, это пустая трата времени, никакой тайны нет и нечего раскрывать, и Кларенс выстроила в воображении цепочку событий, которые не имеют связи с реальностью. Но вместо этого, помолчав, Хулия ответила на вопрос вопросом:

— Почему сейчас?

А за окном шла типичная для апреля битва — слабые лучи закатного солнца изо всех сил пытались справиться со сверкающими капельками прерывистого дождя.

Почему именно сейчас?

Хулия вспомнила, как ее муж выступал против колдунов, которые, по его мнению, оказывают дурное влияние на туземцев. «Никогда не встречал ничего более примитивного, — говорил он, — чем божки этого народа. Неужели так трудно понять, что такое причины и следствия? И в жизни, и в науке серия обстоятельств определяет течение будущих событий, объясняя, почему они идут именно этим, а не другим путём. Так нет же, для них не существует ни причин, ни следствий. Все решает лишь воля богов — и точка».

Быть может, действительно пришло время, но она не выдаст Килиана и Хакобо. Если Бог или божки буби и впрямь так порешили, то Кларенс все равно рано или поздно докопается до истины. И лучше раньше, чем позже, потому что времени у них осталось не так много.

— Видишь ли, Кларенс, — произнесла она наконец. — Это письмо написал мой муж в 1987 году. Я прекрасно это помню, потому что была вместе с ним в той поездке, когда пришло известие о смерти его старого знакомого. — Она ненадолго замолчала. — Если тебя так это интересует, поезжай туда и постарайся найти одного молодого человека. Он немного постарше тебя, и его зовут Фернандо — вот и все, что я могу о нем сказать. Возможно, в Сампаке ещё сохранились архивы, поскольку плантация по-прежнему функционирует. Там многое поменялось, но сама плантация на месте. Не думаю, что там все порушили, хотя и не могу утверждать со всей определённостью. Разыщи Фернандо. Это будет нетрудно: остров совсем маленький, не больше этой долины.

— А кто такой этот Фернандо? — спросила Кларенс, с загоревшимися глазами указывая пальцем на одну из строчек письма. — И почему я должна искать его в Сампаке?

— Потому что он там родился. И это все, что я могу тебе сказать, дорогая Кларенс, нравится тебе это или нет, — твёрдо ответила Хулия. — Опустив глаза, она немного помолчала, поглаживая руку Кларенс, которая благодарно погладила ее в ответ. — Если хочешь узнать больше, все вопросы — к твоему отцу. А если Хакобо узнает о том, что я тебе рассказала, я вообще больше не стану с тобой об этом говорить. Ты меня поняла?

Кларенс смиренно кивнула, но не было сомнений, что это смирение скоро отступит перед новым приступом любопытства.

В голове у неё неустанно звучали слова Хулии, не давая покоя все последние дни:

«Поезжай в Сампаку, Кларенс! В Сампаку!»

— Я должна вам сообщить нечто очень важное!

Кларенс едва дождалась, пока на неё обратят внимание.

Члены ее болтливой и смешливой семьи, как всегда, собрались вокруг деревянного прямоугольного стола. Во главе его сидел дядя Килиан, который, сколько она себя помнила, всегда возглавлял все обеды и ужины. Несмотря на то, что Хакобо был старше, Килиан взял на себя роль главы семьи, и все, казалось, охотно приняли эту ситуацию, поскольку это позволяло по-прежнему оставаться в родном доме на правах близких родственников, не имея при этом никаких обязанностей.

Все чувствовали себя здесь как дома, но именно Килиан заботился обо всем, сдавал в аренду пастбища, на которые давно уже не выгоняли коров и овец, принимал решение о продаже той или иной фермы курортно-горнолыжной компании и неустанно следил за соблюдением традиций, обычаев и торжеств в доме, как следили за этим во всех остальных домах деревни, поставив историю на службу прогрессу в форме туризма, что, как ни парадоксально, спасло деревню от исчезновения.

Справа от неустанного труженика Килиана сидел Хакобо. Хотя обоим братьям уже перевалило за семьдесят, они оставались рослыми и сильными — Хакобо, правда, с годами обзавёлся заметным брюшком — и оба могли гордиться тем, что сохранили густую чёрную шевелюру, хоть и обильно тронутую сединой. Справа от Хакобо всегда сидела его жена Кармен, красивая весёлая женщина среднего роста, с гладкой румяной кожей и короткими волосами, окрашенными в белокурый цвет. Слева от Килиана, напротив Хакобо, сидела рассудительная и ответственная Даниэла, унаследовавшая от своего отца Килиана тёмные волосы с медным отливом, а тонкие изящные черты лица — от матери, Пилар, как утверждали все в деревне.

Наконец, на дальнем конце стола, напротив Килиана, всегда сидела Кларенс, так что волей-неволей научилась трактовать все жесты и ритуалы дяди во время каждого обеда. В итоге, она всегда могла определить, в каком дядя настроении, глядя, как он складывает салфетку, или как долго задерживается его взгляд на предметах сервировки.

Через несколько минут Кларенс поняла, что ее реплика осталась незамеченной. Вот уже несколько дней они никак не могли собраться вместе: то и дело мешало то одно, то другое, и теперь впервые оказались за семейным ужином. За столом царила оживлённая беседа: у всех было о чем рассказать, а потому все неудержимо болтали, спорили и перебивали друг друга. Как раз в эти минуты ее родители и кузина горячо обсуждали последние новости в Пасолобино и жизнь соседей, зато дядя по-прежнему молчал, погруженный в себя.

Кларенс сделала глоток вина, мысленно признавшись себе, что они с дядей намного лучше понимают друг друга, чем с родным отцом. Килиан казался ей ближе и чувствительней, хотя и выглядел суровым, молчаливым и замкнутым. Хакобо обладал более выраженным чувством юмора, но его весёлость порой резко сменялась приступами дурного настроения, особенно, если ему не удавалось навязать кому-то своё мнение. К счастью для остальных членов семьи, Кармен обладала невероятной способностью укрощать тайфуны его гнева и умела сделать так, чтобы застольные беседы не заканчивались ссорами, ловко сбивая мужа с толку и создавая впечатление, что против сказанного им никто ничего не имеет, даже если никто и не выразил восторга.

Что скажет отец, когда узнает, что она задумала? Отхлебнув для храбрости вина, Кларенс повысила голос:

— У меня есть новость, от которой вы все со стульев попадаете!

Все головы повернулись к ней. Все, за исключением Килиана, который медленно и невозмутимо поднял взгляд от тарелки, как будто его ничем нельзя удивить.

Кларенс молча смотрела на них, закусив губу. Вскоре она поняла, что нервничает. Прошел ажиотаж последних недель, когда она с неуемной энергией, которую придавала ей мечта, собирала материалы — фотографии, планы, статьи, скачанные из Интернета, благодаря которым узнала столько всего любопытного (и среди прочего — где находится Урека), а также занималась организацией главного приключения своей жизни. И вот теперь, в эту минуту, она почувствовала, как сердце сбилось с ритма.

Даниэла выжидающе смотрела на неё, и, поскольку кузина не спешила продолжать, решила ее подтолкнуть.

— Ты с кем-то познакомилась? — спросила она. — Да, Кларенс? И когда же ты нам его представишь?

Кармен сложила руки на груди и довольно заулыбалась. Не желая дальше развивать эту тему, Кларенс поспешила объяснить:

— Да нет, Даниэла, совсем не то... Это... в общем, я даже не знаю, как сказать...

— Ушам своим не верю! — во весь голос захохотал Хакобо. — Моя дочь не знает, что сказать! Вот теперь я по-настоящему заинтригован.

Килиан пристально посмотрел на Кларенс. Он едва заметно приподнял брови, пытаясь помочь ей высказать свою важную новость. Встретившись с его взглядом, Кларенс закрыла глаза, вздохнула, опять открыла и, глядя прямо на своего дядю, выпалила: