На Ивановской пришлось прожить всего одну зиму,

квартира оказалась дедушке не по средствам. Наняли

другую *, немногим хуже прежней — тоже с большой

детской, где спала и няня Соня: у нее был свой уголок

за перегородкой. Именно в этой комнате была лошадь-

качалка и зеленая лампадка, известные по стихам, по­

священным Олениной-д'Альгейм 4, и по стихотворению

«Сны» из третьего тома:

И пора уснуть, да жалко,

Не хочу уснуть!

Конь качается качалка,

На коня б скакнуть!

Луч лампадки, как в тумане...

и т. д.

В промежутках между игрой и гуляньем няня Соня

читала Саше вслух в то время, как он рисовал или что-

нибудь мастерил. Об этом я скажу ниже подробно, теперь

же буду продолжать об его играх. Под влиянием чтения

пушкинской «Полтавы» Саша выдумал новую игру. Изо¬

бражался Полтавский бой. Это была бурная, воинствен­

ная игра, для которой Саша надевал картонные золотые

латы с такой же каской, подаренные ему на елку. Он

вихрем носился по комнатам. Пробежав через бабушкину

спальню, врывался в залу, пролетал ее с громкими воп­

лями, махая оружием, по дороге с кем-то сражался, в

* На Большой Московской, против Свечного переулка.

( Примеч. М. А. Бекетовой. )

42

кого-то стрелял, целясь, например, в сидящую за работой

бабушку, причем говорил: «Сидит мертвая, да и шьет»,

И несся обратно тем же порядком, придумывая все новые

и новые эпизоды сражения. Во время этих битв я сидела

обыкновенно за роялем, играя гаммы, за что и получила

название шведского музыканта. Таким образом, мы с ба­

бушкой, не принимая никакого участия в Сашиной игре,

были вовлечены в нее силою его воображения. <...>

Теперь как раз будет кстати сказать о первом Саши­

ном чтении, но для этого мне придется вернуться немного

назад. По более точным справкам оказывается, что Саша

выучился читать не в четыре года, как сказано в моей

биографии, а годам к пяти. Этому научила его в первый

год по возвращении из-за границы наша бабушка,

А. Н. Карелина, которая жила с нами и на Ивановской.

В те часы, когда Саша оставался один в ее комнате, она

по секрету от его матери, с которой была в великой

дружбе, стала показывать ему буквы по рассыпной азбу­

ке. Он очень скоро одолел грамоту, и прабабушка с тор­

жеством показала его искусство Сашиной маме. Писать

же он выучился сам совершенно незаметно, писал снача­

ла печатными буквами, а потом и писаными.

Саше было лет пять или около того, когда ему начали

читать вслух. По большей части это делала няня Соня.

Сам он читал тогда мало. Вначале ему нравилось больше

всего смешное и забавное. Быстро выучил он наизусть

«Степку-Растрепку» 5, «Говорящих животных», «Зверьки в

поле и птички на воле» и разные присказки, загадки и

стишки из книжек так называемой Ступинской библио­

теки. Известная книга Буша «Макс и Мориц» не была в

ходу у нас в доме. Лет в шесть появился у Саши вкус

к героическому, к фантастике, а также к лирике. Ему

читали много сказок — и русских, и иностранных. Боль­

ше всего ему нравился «Царь Салтан». Тогда же полю­

бил он «Замок Смальгольм», узнал он и «Сида» в пере­

воде того же Жуковского. Наслушавшись этого чтения,

он дал няне Соне прозвище в духе испанского романсеро:

«Дон Няняо благородный, по прозванию Слепая».

Саша охотно, без всякого принуждения говорил на­

изусть отрывки из разных забавных стихов о зверках и

птичках. <...> Более серьезные вещи Саша не любил го­

ворить при всех. «Замок Смальгольм» он еще декла­

мировал няне и маме, но лирических стихов никогда. По­

сле его болезни, стало быть лет около шести, произошел

43

следующий характерный случай. Как-то вечером, лежа в

постели, Саша выпроводил из комнаты всех, кто там был,

и мы услыхали из соседней комнаты, как он слабым го­

лоском, еще слегка картавя, стал говорить наизусть стихи

Полонского «Качка в бурю»:

Гром и шум. Корабль качает,

Море темное кипит;

Ветер парус обрывает

И в снастях свистит 6.

Разумеется, он не понимал тогда очень многого в этих

стихах, но что-то ему в них нравилось. Он, оче­

видно, чуял их лиризм, который уже тогда был

ему близок.

Когда Саше минуло семь лет, мать нашла, что он уже

настолько велик, что пора отпустить няню. <...>

С семи лет, еще при няне Соне, Саша начал увлекать­

ся писанием. Он сочинял коротенькие рассказы, стихи,

ребусы и т. д. Из этого материала он составлял то аль­

бомы, то журналы, ограничиваясь одним номером, а ино­

гда только его началом. Сохранилось несколько малень­

ких книжек такого рода. Есть «Мамулин альбом», поме­

ченный рукою матери 23 декабря 1888 года (написано в

восемь лет). В нем только одно четверостишие, явно на­

веянное и Пушкиным и Кольцовым, и ребус, придуман­

ный на тот же текст. На последней странице тщательно

выведено: «Я очень люблю мамулю». Весь альбом, фор­

мата не больше игральной карты, написан печатными

буквами. «Кошачий журнал» с кораблем на обложке и

кошкой в тексте написан уже писаными буквами по двум

линейкам. Здесь помещен только один рассказ «Рыцарь»,

не конченый. Написан он в сказочном стиле. Упомяну

еще об одной книжке, составленной для матери и напи­

санной печатными буквами. На обложке сверху надпись:

«Цена 30 коп. Для моей крошечки». Ниже: «Для моей

маленькой кроши». Еще ниже — корабль и оглавление.

В тексте — рассказик «Шалун», картина «Изгородь» и

стишки «Объедала»:

Жил-был маленький коток,

Съел порядочный

Пирог.

Заболел тут животок —

Встать с постели

Кот не мог.

44

К сожалению, дат нигде нет. Все эти ранние попытки

писать обнаруживают только великую нежность Саши к

матери, а также его пристрастие к кораблям и кошкам.

Но интересно то, что Саша уже тогда любил сочинять

и писал в разном роде, подражая различным об­

разцам.

Заключая первый период Сашиной жизни, скажу еще

несколько слов об его характере. Саша был вообще свое­

образный ребенок. Одной из его главных особенностей,

обнаружившихся уже к семи годам, была какая-то осо­

бая замкнутость. Он никогда не говорил про себя в тре­

тьем лице, как делают многие дети, вообще не любил

рассказывать и разговоров не вел иначе как в играх, да

и то выбирал всегда роли, не требующие многословия.

Когда мать отпустила няню Соню, она наняла ему при­

ходящую француженку, которая с ним и гуляла. Это бы­

ла очень живая и милая женщина. Она расположилась

к Саше и очень старалась заставить его разговаривать,

но это оказалось невозможным: Саша соглашался только

играть с ней, а с разговором дело не шло. Мать решила,

что не стоит даром тратить деньги, и отпустила францу­

женку.

При всей своей замкнутости, маленький Саша отли­

чался необыкновенным прямодушием: он никогда не

лгал и был совершенно лишен хитрости и лукавства.

Все эти качества были в нем врожденные, на него и не

приходилось влиять в этом смысле. Кроме того, он был

гордый ребенок. Его очень трудно было заставить просить

прощения; выпрашивать что-нибудь, подольщаться, как

делают многие дети, он не любил. <...> Но изменить его

наклонности, повлиять на него, воспротивиться его жела­

нию или нежеланию было почти невозможно. Он не под­

давался никакой ломке: слишком сильна была его инди­

видуальность, слишком глубоки его пристрастия и ан­

типатии. Если ему что-нибудь претило, это было не­

преодолимо, если его к чему-нибудь влекло, это было