нией глядел он на все окружающее и на большинство
окружающих. Характер у Саши был в юности мягкий
и сдержанный; резкость проявлялась редко.
В детстве и ранней молодости у Саши не было
настоящих близких товарищей. Сперва участниками его
игр были мы, его младшие двоюродные братья, и другие
родственники нашего возраста. Товарищ по гимназии
Н. В. Гун едва ли мог быть действительно близок Блоку,
так как по всем своим привычкам и вкусам был далек
от духа и интересов, господствовавших в бекетовской
семье. Точно так же случайна и кратковременна была
неожиданно возникшая дружба с кадетом, а затем моло
дым офицером В. В. Греком. Нелюдимость Блока начи
нала сказываться уже в довольно ранних годах.
Зимой в Петербурге мы жили довольно далеко друг
от друга и видались не часто. Обычно Саша приезжал
к нам по субботам, и мы затевали возню. Сначала это
были просто детские шалости, затем в моду вошли
«представления». В Мариинском театре шел тогда балет
«Синяя Борода», на который нас возили 1. И вот мы
втроем — Саша и мы, братья, стали изображать этот
балет. Особенно смешон был Саша в роли одной из жен
Синей Бороды: он влезал на шкаф в нашей детской и
82
оттуда махал руками и длинными уже ногами, изобра
жая, как заточенная в башне жена Синей Бороды взы¬
вает о помощи.
Большинство наших воспоминаний о Саше Блоке
связано с Шахматовом, небольшим имением нашего деда
А. Н. Бекетова, куда нас троих привозили каждый год,
примерно в мае, и где мы оставались до конца августа
или начала сентября. Первой приезжала в деревню ба
бушка. Затем понемногу съезжались прочие члены семьи.
Вновь приезжающих выходили встречать на дорогу, жда
ли, прислушивались к колокольчику. Когда усталая
тройка лошадей в забрызганной коляске въезжала на
двор, яростно лаяли дворовые собаки, раздавались шум
ные приветствия, а мальчики тотчас бежали в сад, во
флигель, в любимые места, наслаждаясь деревенским
привольем после городской зимы. Начиналась счастливая
для детей летняя пора: никаких занятий и уроков, пол
ная свобода, все удовольствия деревенской жизни.
Дедушка и бабушка Бекетовы, приезжая на лето в
деревню, стремились к полному одиночеству и отдыху от
людей, которые надоедали им за зиму в Петербурге.
Всегда подчеркивалось, что мы живем «в деревне», а не
на даче. Дачная жизнь считалась синонимом пошлости.
В отношении одиночества особенно требовательна была
бабушка Елизавета Григорьевна, весьма строго и остро
умно, но не всегда справедливо оценивавшая людей.
Гостей в Шахматове бывало всегда очень мало, а с со
седями почти совершенно не знались. В этом сказывалась
бекетовская исключительность, строгость и требователь
ность к людям, проявившаяся впоследствии так остро и
в характере Саши Блока.
В деревне Гудино, в одной версте от Шахматова, ряд
лет подряд жили летом какие-то французы или швейцар
цы, какой-то мосье Эбрар с женой, преподаватель фран
цузского языка в одной из московских гимназий, недур
ной пейзажист-любитель, дальний родственник довольно
известного парижского журналиста, редактора газеты.
Дедушка А. Н. Бекетов очень любил французов и все
французское и превосходно говорил по-французски, как,
впрочем, и вся вообще семья Бекетовых; все ее симпатии
всегда были на стороне французов, к немецкому же и к
немцам относились враждебно, иронически, презритель
но, делая исключение только для немецкой музыки. Тем
не менее Эбраров не только никогда не приглашали, но
83
даже избегали встречи с ними на прогулках. Однажды
мы встретились с ними чуть ли не лицом к лицу; маль
чики, по-своему выражая настроения старших, бросились
в сторону и спрятались от «французов» за поленницу
дров.
На дворе в Шахматове была большая куртина из
кустов шиповника, сирени, корнуса и спиреи. В этой
куртине мы устроили ряд извилистых ходов, площадок и
укрытий «для защиты от разбойников», чем вызвали не
удовольствие бабушки. Она говорила, что куртина может
служить действительно хорошим укрытием, но только для
кур и цыплят от коршунов; мы же распугали всех кур.
Тогда мы перенесли нашу деятельность в сад, где за
«дальней кленовой дорожкой» была заросшая канава,
отделявшая сад от леса. В окружающих кустах Саша
задумал устроить укрепления для защиты от неприятеля;
мы усердно трудились над расчисткой ходов и площадок
под корнями и деревьями, обрубали верхи у деревьев и
устраивали естественную «лестницу» на сосну, где был
«наблюдательный пункт». Все это сооружение называлось
«Нэ», по первому случайному слову, сказанному кем-то
из нас троих.
Во всех этих затеях Саше, самому старшему из нас,
принадлежало обычно первое место как в отношении за
мысла, так и в смысле выполнения.
В раннем детстве одной из любимых наших игр была
игра в поезда. Все скамейки в саду были названы по
имени больших буфетных станций б. Николаевской, ны
не Октябрьской железной дороги, которую мы хорошо
знали и любили. Первая, ближайшая к дому, скамейка
под кустом акации называлась «Любань», далее шла
«Малая Вишера», две скамейки посреди главной липовой
аллеи изображали Бологое, затем шли и другие станции
на дальней дорожке, в березовом кругу и т. д. Игра за
ключалась в том, что, прижав к ребрам локти согнутых
рук и выбрасывая их вперед наподобие поршней, мы бе
жали по дорожкам, останавливались у станций-скамеек,
маневрировали, встречаясь друг с другом, гудели дикими
голосами.
Одно время очень сильно увлекались крокетом, но по
том он всем надоел.
Устроенная на лужайке «гимнастика» привлекала
Сашу: он любил проделывать упражнения на кольцах и
на трапеции.
84
Мы часто катались верхом. На деревенских лошадках
изъездили мы все окрестности на расстоянии десяти —
пятнадцати верст от Шахматова. У каждого было свое-
английское седло с особым потником, уздечкой и стеком.
Саша всегда старался забраться куда-нибудь подаль
ше, в новые места, на глухие лесные дороги. Он любил
открывать новые виды и дали, которыми так богата эта
часть Московской губернии. Большей частью эти поездки
совершались под вечер, когда спадала жара и лошадей
меньше беспокоили мухи и слепни. Домой возвращались
уже почти в темноте. Вставала красная полная луна, ту
ман белой пеленой стлался вдоль реки и подбирался к
усадьбе. Приближаясь к дому, мы любили устраивать
скачки, не щадя усталых лошадей. Саша, на своем сером,
более крупном Мальчике, обычно обгонял нас с братом.
Конь этот был с норовом: в молодости его долго держа
ли в темной конюшне и потому зрение его было испор
чено; он пугался всего и шарахался в сторону, но Саша
привык к его замашкам и справлялся с ним довольно
хорошо.
Высокий белый конь, почуя
Прикосновение хлыста,
Уже волнуясь и танцуя,
Его выносит в ворота 2.
Саша необычайно хорошо относился к животным.
Особенно любил он собак, и они его любили. Ирландский
сеттер Марс, погибший от чумы в Шахматове, был од
ним из его любимцев. Позднее он постоянно возился а
гулял с таксой своей матери Крабом.
У дедушки была такса Пик. Умная и веселая собака
горячо любила своего хозяина. После смерти дедушки
Пик сделался угрюмым. Он привязался к Саше и охотно
всегда гулял с ним. Когда Пик издыхал от сердечного
припадка, лежа на полу в гостиной, при этом присутст
вовали все шахматовские обитатели, в том числе и Саша.