Весной, как всегда, переехали в наше милое гнездо
Боблово, но настроение уже было не беззаботное, а не
много грустное. Люба жила в родной семье последние
дни. Белый конь со своим всадником все чаще и чаще
показывался из Дубровок и направлялся к нашему дому;
поэма достигала своего полного развития.
Настал день свадьбы. Александр Александрович и
Любовь Дмитриевна венчались в старинной церкви близ
Шахматова 4. Стоит она одиноко, белая, с отдельной
звонницей; кругом несколько старых могил с покосив
шимися крестами; у входа два больших дерева. Внутри
мрачная; на окнах железные решетки; очень старые
тусклые иконы, а на самом верху иконостаса деревян
ные фигуры ангелов. Церковь построена далеко от де
ревни. Богослужения в ней совершались редко; таинст
венное и мистическое впечатление производила она.
Не буду описывать подробности последнего дня перед
венчанием невесты; скажу только, что в подвенечном
наряде невеста была хороша: белое платье, вуаль, цветы
еще больше оттеняли ее нежность и свежесть, слезы не
портили, а скорее шли ей. Александр Александрович
давно заметил ее сходство с мадонной Сассо-Феррато,
приобрел фотографию этой картины и до последних
дней жизни имел ее в своей комнате на стене 5. Свою
невесту в церкви Александр Александрович встретил
очень бледный, взволнованный. Вдвоем с ней они долго
молились; им хотели уже напомнить, что пора начинать
обряд, по Дмитрий Иванович остановил, сказав: «Не ме
шайте им». Шаферами у Александра Александровича
были Сергей Михайлович Соловьев, племянник Влади
мира Сергеевича Соловьева, и младший брат невесты
Иван Дмитриевич Менделеев (теперь философ-матема
тик). У Любови Дмитриевны — Развадовский (теперь ка
толический монах) и Вениамин Смирнов, друг ее детства.
Провожатых собралось много: были родственники, сосе
ди по именью, доктор и другие; пришли крестьяне, всегда
78
дружно жившие с семьями Менделеевых и Бекетовых.
Бывшие в церкви говорили, что никогда не забудут кра
соты юной пары, выражения их лиц и гармонии всего
окружающего. Сергей Михайлович Соловьев тут же в
церкви сочинил стихи; помню только последние две
строки:
И видел я, как голубица 10
Взвилась в воскрылиях орла 6.
После окончания обряда, когда молодые выходили из
церкви, крестьяне вздумали почтить их старинным мест
ным обычаем — поднести им пару белых гусей, украшен
ных розовыми лентами. Гуси эти долго потом жили в
Шахматове, пользуясь особыми правами: ходили в цвет
ник, под липу к чайному столу, на балкон и вообще
везде, где хотели.
После венца молодые и гости на разукрашенных
дубовыми гирляндами тройках приехали в Боблово. Ста
рая няня и крестьяне, знавшие «Любу Митревну» с дет
ских лет, непременно хотели выполнить русский обычай,
и только что молодые вошли на ступеньки крыльца, как
были осыпаны хмелем.
Дома стол уже был готов, обед вышел на славу.
Дмитрий Иванович, очень расстроенный в церкви, где он
во время обряда даже плакал, успокоился. Обед прошел
весело. Крестьянки ближних деревень — Боблова, Семи-
чева, Ивлева, Мишнева собрались во дворе и пели под
ходящие к случаю песни; конечно, их угощали. За сто
лом провозглашали обычные тосты за молодых, говорили
«горько». Дмитрий Иванович развеселился — шутил и
смешил. Оживлению способствовало и то, что за обеден
ный стол посадили и младших — брата и сестру (близне
цов) невесты и их ровесников-друзей. Маленькая еще
сестренка Муся расхрабрилась до того, что, подняв
бокал, как делают большие, провозгласила своим звонким
голоском: «За всех гостей!», на что почтенный доктор
наш, Иван Иванович Орлов, с комической торжествен
ностью ответил: «За вашу храбрость». Это еще больше
подбодрило юную компанию и разогрело их веселье.
После обеда подана была тройка. Молодые простились
со всеми (невеста со слезами), их усадили в экипаж,
ямщик гикнул, лошади тронулись, звеня колокольчиками.
Александр Александрович увозил Любу из-под роди
тельского крова в новую жизнь.
79
Молодые стали жить у матери поэта Александры
Андреевны и ее второго мужа — Кублицкого-Пиоттух.
Александр Александрович был еще студентом универси
тета. Летом по-прежнему жили в Шахматове, куда меня
тянуло теперь еще больше. Поселились они, по своему
желанию, не в большом доме, а в очень маленьком фли
гельке, бывшем раньше конторой или сторожкой. Обста
вили и устроили его своими силами; как птицы, свивая
свое гнездо, таская все нужное из большого дома, с чер
дака и откуда попало. Гнездышко вышло прелестное.
Когда я подъезжала к Шахматову, глаза мои нетерпе
ливо обращались в одну сторону, туда, где стоял малень
кий домик, заросший до самой крыши розами (rose de
Provence) и сиренью, оттуда на колокольчики показыва
лась юная пара — «царевич и царевна»; поэма продол
жалась.
Через несколько времени Александр Александрович,
окончив курс университета, переехал с Любой на само
стоятельную квартиру. Но тут заря их жизни уступила
место загоравшемуся дню, юность — зрелости.
На этом я закончу мои воспоминания об А. А. Блоке.
MAP. ГРИБОВСКАЯ
ВОСПОМИНАНИЯ ОБ АЛЕКСАНДРЕ БЛОКЕ
Вот вижу я его десятилетним мальчиком среди бла
гоуханных полей и лугов родного Шахматова — подмос
ковного имения дедушки, профессора А. Н. Бекетова.
Этих двух существ — белокурого мальчика с голубыми
глазами и старика-ботаника с пушистыми, серебряными
кудрями — можно было почти всегда видеть вместе,
дружно беседующими.
«Сашура» был кумиром всех: и матери своей, и ба
бушки, Елизаветы Григорьевны Бекетовой, которая как
раз в эту пору заканчивала перевод книги «Стэнли в
дебрях Африки». Мальчик не на шутку увлекался рас
сказами об отважном путешественнике и в высокой тра
ве старого шахматовского сада воспроизводил особенно
поправившиеся ему местности.
Пришла пора отдавать «Сашуру» в гимназию, и сту
дент В. М. Грибовский, близко знавший семью Бекето
вых, предложил для облегчения зимних занятий теперь
же, летом, приступить к латинскому языку. Жадно при
нялся мальчик за новый предмет, восхищая порой своего
учителя меткими сравнениями, блестящей памятью.
Рим с его героической историей, с его походами, с
его дивными архитектурными памятниками не давал
мальчику покоя. Стали замечать, что Сашура куда-то
исчезает. Приехали как-то раз соседи: профессора Фа-
минцын и Менделеев со своей маленькой дочкой, сделав
шейся впоследствии женой поэта. Все разбрелись по са
ду искать мальчика, а он в выпачканном матросском
костюме, весь потный, в овраге, усердно проводит рим
ские дороги и акведуки.
— Мне еще нужно в стороне от терм Каракаллы за
кончить «Via Appia», сейчас п р и д у , — пояснил будущий
поэт. <...>
81
Ф. А. КУБЛИЦКИЙ
САША БЛОК
Из воспоминаний детства и юности
Стройный мальчик, с вьющимися светлыми волосами,
веселый, шаловливый, в детстве общительный, а с года
ми все более замкнутый, чуждающийся «пошлой» житей
ской обстановки, порой у г р ю м ы й , — вот портрет Саши
Блока. Открытая, ясная улыбка сменилась несколько
грустным, даже ироническим выражением лица; с иро