Блоками разговоры на мистические и литературные темы.

Сережа Соловьев, наш троюродный брат, тоже не­

сколько раз приезжал в Шахматово и вел долгие лите­

ратурные разговоры с Сашей и его женой.

Саша очень редко посещал своих родственников, жив­

ших под Москвой, близ Шахматова. В Дедово (близ

ст. Крюково) к Соловьевым он ездил всего раз или два,

но главную роль играли тут не родственные связи, а

литературно-философские интересы. Бывал он также и в

маленьком именьице тетушки Софии Григорьевны Каре­

линой (тети Сони) — Трубицыне. Она, между прочим,

пыталась ввести его в семью своих соседей и приятелей

Тютчевых, живших в Муранове, но Сашу не удалось

уговорить съездить к ним.

В связи с Тютчевыми вспоминается такой случай.

У тети Сони в доме жила дальняя родственница «тетя

Лена», тоже старушка, не имевшая никаких средств.

Сама тетя Соня часто бывала у Тютчевых; естественно,

что они гостеприимно приглашали к себе и тетю Лену,

но она всегда отговаривалась, и на одно из таких при­

глашений ответила следующими стихами:

Чтобы ехать к вам в Мураново,

Надо быть одетой заново.

У меня ж на целый год

Старый ваточный капот.

Так меня к себе уж лучше вы

Не зовите в гости, Тютчевы.

Эта шутка имела большой успех и часто повторялась

в бекетовской семье, в частности, и Сашей, и его

женой 9.

Одной из отличительных черт Саши была искренняя

и глубокая любовь ко всему русскому и недружелюбное,

иногда даже неприязненное чувство к «загранице».

В этом не было ничего похожего на «квасной патрио­

тизм», который жестоко осуждался и презирался в беке-

товской семье. Неприязненное отношение к иностранному

поддерживалось в Саше его матерью, но не вполне соот-

89

ветствовало взглядам деда А. Н. Бекетова, горячего по­

клонника французской культуры.

В немецкий курорт Наугейм Саша ездил с большой

неохотой, исключительно ради больной матери. В связи

с этими поездками высказывалось немало острых и яз­

вительных суждений о немецкой аккуратности, скупости,

безвкусице, филистерстве и т. п.

Несколько ироническое отношение к поездке в Гер­

манию видно из сохранившейся у меня его открытки.

Я доехал из Петербурга вместе с Александрой Андреев­

ной и Сашей до Берлина, а там наши маршруты разо­

шлись, и мы должны были расстаться, причем это раз­

деление было проделано немцами так стремительно, что

мы не успели проститься. Поздравляя меня с днем рож­

дения, Блок пишет 13 июня 1903 г.:

«Поздравляю тебя, брат мой, внезапно утраченный

мною в Берлине. Ходил и искал тебя, но т щ е т н о , — на­

верх не пустили. Некоторые немцы уже начинают изред­

ка удовлетворять мои желания, когда я объясняюсь с

ними на туземном наречии. Будь весел и здоров. Твой

Сашура».

Глубоко понимал и любил Саша русскую деревню

и русскую природу, мирную, кроткую, тихую природу

средней и северной России, природу Пушкина, Тургене­

ва, Фета. Про него можно было сказать словами Бара­

тынского:

С природой одною он жизнью дышал,

Ручья разумел лепетанье,

И говор древесных листов понимал,

И чувствовал трав прозябанье.

С. H. ТУТОЛМИНА

МОИ ВОСПОМИНАНИЯ ОБ АЛЕКСАНДРЕ БЛОКЕ

Александр Блок приходится мне двоюродным братом:

его отец, Александр Львович Блок, профессор Варшав­

ского университета, был родным братом моей матери,

а мать их, наша общая с Александром Блоком бабушка,

редкий по душе человек, жила всегда у нас.

Александр Львович несколько раз в год приезжал из

Варшавы к нам навещать свою мать и жил у нас по

нескольку дней. Ясно помню его удивительно красивое

лицо, немного напоминающее лицо Гейне, всегда грустные,

куда-то устремленные глаза и тихий, красивый, но одно¬

тонный голос. Часто он садился за рояль и играл по па­

мяти Шопена (любимый его композитор), а затем декла­

мировал Мицкевича. По вечерам у него бывали длинные

и грустные разговоры с бабушкой, после которых бабуш­

ка всегда плакала.

Мы с Александром Блоком (Сашурой) родились в

одном году — 1880-м. Когда нам исполнилось по семи

лет, мы с ним затеяли переписку (его мать не бывала

у нас 1, а он сам начал бывать уже значительно позже,

с 1895 года, когда наша семья после долгого отсутствия

опять поселилась в Петербурге). Переписывались мы и

прозой и стихами. К сожалению, эта переписка у меня

не сохранилась; помню только две строчки из одного

стихотворения:

Ужин был у нас прекрасный

И кисель из клюквы красный.

С 1895 года Ал. Блок начинает навещать нас, сначала

редко, а потом все чаще. Помню его в гимназическом

91

мундирчике, тоненьким, с нежным румянцем, с чудными

курчавыми волосами, когда он приходил поздравлять ба­

бушку в различные праздничные дни. Он был всегда ти­

хим, но не печальным; наоборот, от него всегда веяло

каким-то душевным равновесием и ясностью.

Когда он сделался студентом, а мы с сестрой одновре­

менно кончили гимназию, мы стали чаще видеться с

Сашей. По субботам у нас собиралась молодежь, по пре­

имуществу студенческая (мой отец был тогда директором

Электротехнического института), и у нас было много му­

зыки, пения и декламации. В то время Ал. Блок увле­

кался Шекспиром и летом в имении Шахматово на

ст. Подсолнечная играл Гамлета и Отелло вместе со сво­

ей будущей женой (Любовью Дмитриевной Менделеевой).

На наших вечеринках он любил декламировать моно­

логи Гамлета, Отелло, а также Дон-Жуана (из пьесы

А. Толстого). Кроме того, он прекрасно читал «Сума­

сшедшего» Апухтина, и я никогда с тех пор не слышала

никого, кто бы читал это стихотворение так хорошо, как

Ал. Блок.

В 1898 году устроилась у нас на святках «украинская

колядка». Компания наша (около сорока человек) разу­

чила несколько народных украинских песен, «колядку»

из оперы «Ночь перед Рождеством» Римского-Корсакова,

застольный хор из оперы «Русалка» Даргомыжского и в

крытых дилижансах (так называемых «кукушках»)

разъезжала по знакомым с мешками для колядования.

Конечно, был с нами и Саша, в украинском костюме,

но отнюдь не поющий: как мы ни старались, но не мог­

ли обнаружить у него ни голоса, ни музыкального

слуха. Веселился он вовсю. Мы заезжали в пять-шесть

домов, и всюду нам, после наших песен, набивали наши

мешки игрушками и сластями. А когда садились в «ку­

кушку», начиналось «сражение»: перекидывались манда­

ринами и яблоками, как мячами. Как сейчас вижу хохо­

чущее, задорное лицо Саши, терявшего при этом всю

свою «солидность».

Однажды Ал. Блок привел к нам своего товарища,

Николая Васильевича Гуна, тоже студента университета,

который с тех пор тоже часто стал бывать у нас.

Он всегда казался мне загадочным: то веселый, то за­

думчивый, с ярким румянцем и с болезненно худым ли­

цом. Он, кажется, увлекся моей старшей сестрой, а по­

том, в самом непродолжительном времени, застрелился.

92

От него у нас сохранились записи в наших с сестрой

альбомах. Ал. Блок тоже не раз писал нам в альбомы,

но, к сожалению, не свои стихи. Мне он написал в

1898 году «Песню Дездемоны» собственного перевода 2,

а в 1899 году — стихотворение Мея «Спишь ты, ангел

ночи веет над тобою...». Свои стихотворения по нашей

усиленной просьбе он иногда читал, но не придавал им

большого значения, и наши похвалы его всегда радовали.

Помню, как Саша в те ранние годы встречался у нас