прогулки. Здесь были «Итальянские стихи», написанные
Блоком во время поездки в Италию, год назад, летом 31.
125
Путешествие по Италии имело для Блока большое
значение. Уже в его ранних стихах было много от италь
янских прерафаэлитов: и золото, и лазурь Беато Анже-
лико, и «белый конь, как цвет вишневый» 32, как на
фреске Беноццо Гоццоли во дворце Риккарди, и что-то
от влажности Боттичелли. И действительно, в Умбрии в
нем ожили напевы стихов о Прекрасной Даме.
С детских лет — видения и грезы,
Умбрии ласкающая мгла.
На оградах вспыхивают розы,
Тонкие поют колокола.
Особенно тонко почувствовал он Равенну, где «тень
Данта с профилем орлиным» пела ему о «новой жизни».
В стихотворении «Успение» он воспроизвел всю прелесть
треченто: 33
А выше по крутым оврагам
Поет ручей, цветет миндаль,
И над открытым саркофагом
Могильный ангел смотрит вдаль!
Здесь вновь дыхание миндальных цветов, как в юно
шеском подражании Экклесиасту:
Миндаль цветет на дне долины,
И влажным зноем дышит степь 34.
Но в некоторых из итальянских стихов меня неприят
но поразили мотивы «Гавриилиады» 35. Когда я сказал
об этом Блоку, он мрачно ответил: «Так и надо. Если б
я не написал «Незнакомку» и «Балаганчик», не было бы
написано и «Куликово поле».
За обедом мы говорили о моей предстоящей поездке в
Италию. Был серый, сырой день, белый туман окутывал
болота. «Поезжай в У м б р и ю , — сказал Б л о к . — Погода
там обыкновенно вот как здесь теперь».
На стене висела фотография Моны Лизы. Блок ука
зывал мне на фон Леонардо, на эти скалистые дали, и
говорил: «Все это — она, это просвечивает сквозь ее
лицо». Но в общем разговор не клеился. Мы больше шу
тили. Я уехал из Шахматова очень скоро и больше не
видал его.
Летом 1912 года, когда в моей жизни произошел весь
ма радостный для меня перелом 36, я, вспомнив старое,
написал Блоку интимное письмо, напоминавшее нашу
прежнюю переписку. Он отвечал мне с большим чувст
вом, но это было его последнее письмо ко мне 37.
126
Мы виделись еще несколько раз в Петербурге. Раз он
увез меня к себе пить чай после моего доклада в Рели
гиозно-философском обществе. Он жил тогда вместе с
матерью и отчимом Кублицким 38, который был генера
лом и занимал прекрасную квартиру на Офицерской, так
непохожую на бедную и темную квартиру казарм Гре
надерского полка, где протекала юность Блока и первые
годы его брачной жизни. Оба мы были тогда всецело
поглощены войной и Галицийский фронтом.
Грусть — ее застилает отравленный пар
С галицийских кровавых полей...
Было то в темных Карпатах,
Было в Богемии дальней... 39
То же пелось и мне, я уезжал во Львов...
Последний раз виделись мы с моим троюродным бра
том в октябре 1915 года. Он жил вдвоем с Любовью
Дмитриевной, которая играла на сцене в театре Явор
ской. Очень он был грустен. Говорил, что совсем не пи
шет стихов и что, может быть, ему, как Фету, суждено
петь только в юности и старости. Когда я отказался от
третьей котлеты, он вдруг как-то взволновался и испуган
но проговорил: «Это ужасно, это ужасно! ты ничего не
ешь». О «главном» мы не говорили, зато в некоторых
вопросах «не главных» очень поняли друг друга. Блок
был страшно увлечен Грибоедовым, говорил даже: «Он
мне дороже Пушкина». Развивал мысль о «пушкинско-
грибоедовской культуре», которая, по его мнению, была
уничтожена Белинским, отцом современной интеллиген
ции. Он готовил к печати издание стихов Аполлона Гри
горьева, где в предисловии порядком доставалось «неисто
вому Виссариону».
Больше мы не встречались. В августе 1921 года в
Отнаробе 40 городка Балашова, где я жил, была получе
на телеграмма о смерти Блока. Вскоре я получил от
Белого письмо с подробным описанием последних меся
цев жизни друга моего детства. Образ молодого Блока
возник передо мною, и мне захотелось поделиться моими
воспоминаниями с теми, кому дорога память преждевре
менно угасшего поэта.
Декабрь 1921
M. A. РЫБНИКОВА
БЛОК В РОЛИ ГАМЛЕТА И ДОН-ЖУАНА
1
Это было летом 1898 года.
В семье профессора Менделеева, в Боблове, барышням
хотелось устроить спектакль. Но не было партнера на
мужские роли. И вот однажды к дому подъехал всадник,
вошел и познакомился.
Юноша в бархатной блузе 1, с хлыстиком в руках,
Александр Александрович Блок. Ему семнадцать лет, он
только что кончил гимназию, живет в семи верстах, в
Шахматове. Он, по привычке, пропадает целые дни, до
заката, из родимой усадьбы.
Встречает жадными очами 9
Мир, зримый с высоты седла.
(«Возмездие»)
Теперь, попав в эту среду шумного молодого общест
ва, он будет возвращаться домой еще позже, при звездах
ночью.
Спектакль решен. В нем принимает участие Анна Ива
новна, супруга профессора Менделеева, мать Любовь Дмит
риевны; она первая радуется, что найден нужный актер.
На вопрос, что ставить, у юноши готов ответ: «Гам
лета». Монологи Гамлета знает он наизусть, так же как
монологи Ромео и Отелло *, но «Гамлет» привлекает
неодолимо. Из трагедии выбирают несколько сцен, и роли
распределяются так: Гамлет — Александр Александро
вич, он же и король Клавдий, Офелия — Любовь Дмит
риевна, Полония — нет, королева — Серафима Дмитриев
на Менделеева, Лаэрт — Лидия Дмитриевна, ее сестра.
* Свидетельство М. А. Бекетовой, стр. 55 написанной ею био
графии. ( Примеч. М. А. Рыбниковой. )
128
Обе они внучки профессора и подруги Любовь Дмитри
евны *.
В доме, конечно, находятся и враги спектакля, млад
шие братья артисток, которые строят козни и подсмеи
ваются, их не пускают на репетиции и ведут с ними
борьбу; но есть и друзья — это сама Анна Ивановна; она
руководит репетициями, делает замечания, готовит
костюмы и гримирует. Она внутренно ближе всех пока
что понимает постановку «Гамлета» и мечты о нем Алек
сандра Александровича. Девицы Менделеевы еще очень
юны, и новый член труппы смотрит на них чуть-чуть
свысока, но с ней, с Анной Ивановной, он беседует по
долгу. Б этой семье она первая знает об его стихах
и выражает ему сочувствие 2.
Что касается самого профессора Менделеева, он очень
далек от этой суеты. Этот постоянный гость, студент Блок,
занимает его лишь постольку, поскольку он является вну
ком его товарища по университету профессора Бекетова.
На репетициях ждут с волнением, кто как прочтет,
особенно он — Гамлет. И артистки несколько разочарова
ны его декламацией; кажется, что читает немного в нос
и нараспев. Потом это впечатление сгладилось, и пришло
признание его манеры чтения.
Вот произносит Гамлет свой монолог «Быть иль не
быть?».
Является Офелия.
Офелия! о нимфа! помяни
Мои грехи в твоей святой молитве!
И вдруг неожиданность: артистка, которой, кстати
сказать, всего пятнадцать лет, отвечает ему скороговор
кой: она не хочет играть на репетициях. То же и в сле
дующей сцене, где она является сумасшедшей. Всеоб
щий протест. Но Любовь Дмитриевна заявляет, что она
сыграет свою роль на спектакле, а пока она проведет ее
лишь вчерне.
Общее разочарование, но она непреклонна; ее подруги