— Что ты сказал, переведи, — строптиво потребовала я.

— Сложно будет, нет в вашем подобного, если совсем уж упростить, то: "ты не жизнь, ты свет моей жизни", — мягко отозвался он.

— Очень приятно, — мурлыкнула я. А он негромко рассмеялся.

Гер остался у меня до позднего вечера, я познакомила их с Кешей, и они понравились друг другу. Иными словами, Кешка влез на плечо Гера и тот так и ходил с котенком, изредка придерживая маленькую мохнатую личность, которой на его широком плече было удобно. Да и обзор с эльфа был лучше, ведь Гер был значительно выше меня. Уходя, он надел мне на руку браслет. Сапфиры оттенка своих глаз.

— Если что, надо потереть, как лампу джина? — помятуя кулон Марьянки, уточнила я.

— Просто коснись, и позови, — покачал головой Гер.

— А если я случайно коснусь? Или просто о тебе подумаю и браслет поглажу? — уточнила на всякий случай.

— Мне будет очень приятно, не более — Гер взял меня за руку, — я не смогу объяснить человеку, как и что чувствует не человек. Просто прими, как данность.

И я приняла.

Проводив Гера, я посмотрела на Кешу, вернее туда, куда смотрел кот и вздохнула.

— Выходи, чудовище!

Ветер возник, как всегда, ниоткуда. Порывисто обнял. Подхватил изумленного Кешку, пригладил вздыбленную шерстку.

— Зоя, как здорово, я так доволен, слов нет!

— А я-то как обрадуюсь, когда пойму хоть что- то! — в тон гостю отозвалась я.

Он рассмеялся, блеснув зубами.

— Геральд последнее время извелся весь, хотел сделать невозможное, чтобы и " волки сыты и овцы целы", а ты сумела.

— Что он мне сказал, на эльфийском? — спросила я.

— Не знаю, — Ветер покачал кудрявой головой.

— В моем саду есть поспевшие яблоки? — сменила я тему.

— Да, конечно. Вон на той яблоне и на этой, то же, — растерялся парень.

— А ты яблочный пирог любишь? — улыбнулась я улыбкой "Евиной дочки".

— Я всё люблю, — Ветер искоса, с подозрением, посмотрел на меня.

— А собрать сможешь? Я бы тогда испекла. Прямо сейчас, вчера много всего принесли, у меня и мука есть и яйца, Марьянка кладовую забила, и холодильник — невинным тоном радушной хозяйки предложила я.

— Чем расплачусь? — Ветер насмешливо изогнул бровь.

— За пирог? — уточнила я.

— Ну не за гостеприимство же! — возмутился Ветер, — я к тебе, домой вернулся, другого дома у меня нет.

— Я даже корицу видела, — задумчиво протянула я, уходя от темы дома — наверное тебе понравится. Я на твоем окне занавеску из бус видела, ты на востоке был? Там корица в чести.

— Чем расплачусь за угощение из рук самой Макоши, Зоя? — настаивал Ветер, чуя подвох.

— Мне шкатулка нужна, красивая и что бы взять никто не мог, кроме меня, — серьезно попросила я.

— И только? — скепсис не завуалирован, вот паразит, не ведется.

— Я хочу знать, что сказал Гер. — пришлось открыть карты.

— Ты не ведьмой в прошлых жизнях была, а инквизитором! — в сердцах вспыхнул Ветер, но быстро отошёл, рассмеялся:

— Ладно, не сердись, сдаюсь! Но, заметь, не на милость победителя, а за пирог! У Темных эльфов есть древняя баллада, в ней говориться о Принце, что томится в подземелье, но не настоящем, а не умея понять свои чувства. В твоём Мире я классную песню слышал, там удивительно точные слова: "потому что, если не любил, значит ты не жил и не дышал". Вот что-то похожее, только значительно длиннее, — он снова сверкнул улыбкой, — А потом, естественно, появляется она и это не просто начало его жизни, а обретенный свет. У Темных, любовь, это свет жизни.

Я потрясенно смотрела на Ветра.

— Как красиво…

— Знаешь, что самое необъяснимое? — Ветер пожал литыми плечами, — Чем безжалостнее воины, тем красивее песни о любви. Парадокс. Пирог скоро?

— Вот и кто из нас инквизитор? — возмутилась я, — яблоки неси!

Ранним утром о приходе Ветра напоминали только пустое блюдо из под пирога и красивая, явно старинная, серебряная шкатулка, украшенная бирюзой. Она стояла на видном месте так, чтобы на нее падали первые лучи солнца. А Ветер уже умчался, но я знала, он придет. Ведь в дом, где тебя всегда ждут всегда и возвращаются.

"И ценности, как отпечатки пальцев, у каждого свои."

А потом, время потекло медленно, или лучше сказать — неспешно. Я возилась в саду, делала какие-то заготовки, сама не зная, зачем. Собирала и сушила травы. Со мной, постоянно, были кто-то из девочек Марьянки, мы присматривались друг к другу, но пока отклика у меня не находила ни одна.

Мой отпуск закончился, но я осталась, просто сняла календарь со стены, и порвала его на мелкие кусочки, вместе со своей, оставшейся по ту сторону забора, жизнью. Интересно, как все там устроится, без меня? Хотя это только сам человек тешит себя надеждой, что он незаменим. Заменим, еще как! А вот обо мне и памяти не останется. Некому вспоминать. Закадычных подруг у меня не было. А приятельницы и коллеги? Что ж, наверное, Хранителю не впервой улаживать подобные вопросы. Да и календарь на стене у меня теперь висел другой, Марьянка принесла, и я стала жить по нему.

Кешка подрастал, он оказался какой-то очень крупной породы, и дело было не в свежих сливках и парном молоке, сметане и каком-то потрясающем мясе, в котором я, к своему стыду, совсем не разбиралась. Но которое пришлось котенку явно по вкусу. Всё это, ни свет ни заря приносили ему (не мне!) марьянкины посыльные, моя охрана, сменяя тех, кто дежурил ночью. Часто девочки приходили вместе с Кешкой, что гулял всю ночь, так что еще большой вопрос, кого они действительно охраняли. Котенок начинал одеваться в первую, теплую шубку, хотя и на улице, и по календарю еще было лето, но животные лучше знают, что и когда надо делать.

И еще я ждала Макса и с некой досадой признавалась себе в том, что внутри себя боялась встречи. Но начинать что — то новое можно было только развязав все старые узлы. И я ждала.

В то утро все валилось из рук, я чуть не разбила блюдо, на котором подавала Ветру самый первый в сезоне яблочный пирог. Осторожно поставив его на стол, решила выйти во двор. Распахнула двери и замерла. На крыльце стоял Макс, с большим букетом астр и, занесенной для стука в дверь, рукой.

Мы застыли, оба. Я настороженно, а вот его глаза так знакомо просияли мне навстречу, что мне стало неловко. Я засуетилась, принимая букет и отступая в дом, давая Максу возможность пройти. Он словно и не замечал моей неловкости, просто мягко оттеснил от кухни, и мы прошли в гостиную. Я присела на диван, а Макс сел у ног, взял мои руки и глядя в глаза тихо спросил:

— Почему тебе неловко, госпожа? Как бы меня не звали, и кем бы я ни был в этой жизни, я всегда буду рядом, помогать и оберегать тебя.

По комнате поплыл горьковатый запах астр, но не легкий, с горчинкой грусти, а какой-то пряный, до головокружения. Незнакомый, настораживающий. Раньше аромат астр был для меня ароматом осени. Даже если еще был август. Осень не страшна, это август — месяц потерь. И лета и всего того, что он принес или не принес. А сентябрь всё расставит по местам. Я судорожно сглотнула, на глаза набежали слезы.

— Не будешь, Макс, — вынужденно проговорила я, кусая губы, — ты сделал для меня больше всех людей что встречались мне в жизнях, вместе взятых. Я это прекрасно понимаю. Но, наверное, Боги все же правы, заставляя нас забывать предыдущие жизни. Ведь прошлое прошло. Я бесконечно благодарна тебе, мой хороший, за твою любовь, за верность и отвагу, но единственное, чем я могу отплатить тебе, это отпустить со службы мне. Живи своей жизнью. Проживи её для себя. Эту, свою нынешнюю, жизнь. Я всегда буду тебе рада, приходи, когда захочешь. Мы можем быть рядом, как сейчас. Но не вместе, понимаешь?

— Почему? — хрипловато спросил он.

Я отняла у него свою руку и растопырив пальцы показала кольцо, своё то ли спасение, то ли проклятие, которое решила не снимать, вопреки всему.

— Для тебя путеводной нитью был знак Макоши. А для меня моё замужество. Ну не изменить мне себя, я его люблю! — вырвав и вторую руку из его руки, я закрыла ими лицо и расплакалась. Макс помолчал, я почувствовала, как он сел рядом и обнял меня.