девая меня, крепостной человек мой Михаил Судаков

доложил мне, что по соседству у нас несчастие и что

Лермонтова привезли на дрожках раненого...

Недоумевая, я поспешил к соседу, но, застав ставни

и двери его квартиры на запоре, вернулся к себе. Только

утром я узнал, что Михаил Юрьевич привезен был уже

мертвым, что он стрелялся с Мартыновым на десяти

шагах и, подобно описанному им фаталисту, кажется,

далек был от мысли быть убитым, так как, не подымая

пистолета, медленно стал приближаться к барьеру,

тогда как Мартынов пришел уже к роковой точке

и целил в него; когда Лермонтов ступил на крайнюю

точку, Мартынов спустил курок, и тот пал, успев вздох­

нуть раз, другой и, как рассказывали, презрительно

взглянул на Мартынова.

Я полагаю, что, кроме двух секундантов, Глебова

и Александра Васильчикова, вся молодежь, с которою

Лермонтов водился, присутствовала скрытно на дуэли,

полагая, что она кончится шуткой и что Мартынов,

не пользовавшийся репутацией храброго, струсит и про­

тивники помирятся 19.

Заключение это можно вывести из того, что будто бы

А. Столыпин, как я тогда же слышал, сказал Марты­

нову: «Allez vous en, votre affaire est faite» *, — когда тот

после выстрела кинулся к распростертому Лермонтову,

а также и потому, что только шуточная дуэль могла

заставить всю эту молодежь не подумать о медике и эки­

паже на всякий случай, хотя бы для обстановки, что

сделал Глебов уже после дуэли, поскакав в город за

тем и другим, причем при теле покойного оставались

Трубецкой и Столыпин. Не присутствие ли этого

общества, собравшегося посмеяться над Мартыновым,

о чем он мог узнать стороной, заставило его мужаться

и крепиться и навести дуло пистолета на Лермонтова?

Рассказывали в Пятигорске, что заранее было услов­

лено, чтобы только один из секундантов пал жертвою

правительственного закона, что поэтому секунданты

между собою кидали жребий и тот выпал на долю Гле-

* Уходите, вы сделали свое дело ( фр.) .

274

бова, который в тот же вечер доложил о дуэли комен­

данту и был посажен им на гауптвахту. Так как Глебов

жил с Мартыновым на одной квартире, правильная

по законам чести дуэль могла казаться простым убий­

ством, и вот для обеления Глебова А. Васильчиков на

другой день сообщил коменданту, что он был также

секундантом Лермонтова, за что посажен был в острог,

где за свое участие и содержался 20.

Ранним утром на другой день я видел Лермонтова

в его квартире на столе, в белой рубахе, украшенного

цветами. Комната была пуста, и в углу валялась его

канаусовая малиновая рубаха с кровяными пятнами на

левой стороне под сердцем.

Шведе по заказу Столыпина написал портрет с по­

койного и сделал мне такой же. Я нахожу его лучшим

портретом Лермонтова, даже лучше того, которым

сестра моя владеет и поныне (в молодых еще летах

в гусарском ментике) и который он сам подарил моей

мачехе 21. На портрете Шведе поэт наш коротко обстри­

жен, глаза полузакрыты и на устах играет еще злая

насмешка. Тимм, издатель «Художественного листка»,

поместил этот портрет на одном из своих прелестных

листков художественного альбома и окружил его различ­

ными воспоминаниями о поэте, которые я дал ему из

моего альбома. Там изображен дом Реброва в Кисло­

водске, который мы занимали вскоре после катастрофы,

где происходит действие повести Лермонтова «Княжна

Мери» (предполагают в героине сестру Мартынова),

балкон дома в Пятигорске, где мы частенько сиживали

с покойным. Кавказский вид снеговых гор при закате

солнца масляными красками работы Лермонтова, кото­

рый мне дал Столыпин уже после смерти своего друга,

а также временная могила Лермонтова с видом на

Машук, которую я срисовал несколько дней спустя...

Я храню и доселе черкесский пояс с серебряной «жер-

ничкой» покойного, который также получил на память

о нем. Все эти вещи подарены мною генерал-майору

А. А. Бильдерлингу в Лермонтовский музей, который

им устроен в школе юнкеров как месте воспитания

поэта.

Убитого на дуэли, по правилам нашим, священник

не хотел отпевать, но деньги сделали свое дело, и на

другой день после дуэли в сопровождении целого

Пятигорска, священника и музыки мы отнесли Михаила

Юрьевича на руках в последнее его жилище.

275

По странному стечению обстоятельств, на похо­

ронах поэта случились представители всех тех полков,

в которых служил покойный, так как там были

С. Д. Безобразов, командир Нижегородского драгун­

ского полка, Тиран — лейб-гусарского, я — Гроднен­

ского гусарского и дядя мой Н. И. Лорер — Тенгинского

пехотного полков.

Дамы забросали могилу цветами, и многие из них

плакали, а я и теперь еще помню выражение лица

и светлую слезу Иды Пушкиной, когда она маленькой

своей ручонкой кидала последнюю горсточку земли

на прах любимого ею человека.

Сам не понимаю, как не попал я в эту историю, быв

так близок со всеми этими лицами и вращаясь посто­

янно в их кругу, и объясняю это разве только тем, что

не был знаком с домом Верзилиных и ничего не знал

о ссоре Мартынова с Лермонтовым. Глебов и Василь­

чиков долго содержались под арестом, потом прогу­

ливались на водах в сопровождении часового, а впослед­

ствии Глебов был обходим чинами, служа адъютантом

князя Воронцова, а Васильчиков не получил награды,

к которой был представлен сенатором Ганом, с которым

тогда находился на ревизии на Кавказе. Полагаю, что

такая милостивая расправа с секундантами была след­

ствием как ходатайства высокопоставленных лиц, так

и некоторого нерасположения самого государя к Лер­

монтову, хотя я и далек от веры в те слова, которые

будто бы вырвались у императора при известии о его

кончине: «Собаке — собачья смерть» 22.

О происшествии этом много писали, но проверить

его окончательно и вполне достоверно весьма трудно,

так как многие свидетели и участники его покончили

свое земное существование, а скоро не останется уже

никого в живых. Трубецкой, Монго-Столыпин, Глебов,

Дмитревский мирно покоятся, кто во Флоренции (Сто­

лыпин), а кто у нас на Руси. Мартынов молчит, а Василь­

чиков рассказывает в «Русском архиве» 1872 года

о происшествии так, как оно сложилось людскою

молвою.

С. H. КАРАМЗИНА

ИЗ ПИСЕМ К Е. Н. МЕЩЕРСКОЙ

Царское Село, среда утром, 7 сентября< 1838 г.>

...Чтобы спуститься с облаков на землю и вернуть

тебя в колею нашей веселой, многолюдной жизни

в Царском Селе, я устремляюсь прямо в Китай1,

в середину Ротонды2, и приглашаю тебя войти туда

вместе со мной в пятницу в 9 часов вечера, чтобы

присутствовать при появлении там Лиз 3 и послушать

лестный шепот одобрения, которым ее встретили: очень

она была хороша... <...>

Вот что, мне кажется, более всего заинтересовало

бы тебя в Ротонде. Впрочем, она довольно плохо была

освещена; великий князь 4, который был туда приглашен

(и провел там час, шушукаясь и смеясь, как обычно,

с моей тетушкой Вяземской) 5, сказал, что здесь можно

играть в жмурки, не завязывая глаз. В Ротонде собра­

лись все Царское Село и весь Павловск, так что

общество нельзя было назвать избранным, но там ока­

зался достаточно обширный круг знакомых, чтобы

не скучать и не затеряться среди неизвестных, как

в Павловске. <...>