Но уж если идти на компромисс, то он должен быть разумным.

Совсем не понимал Дымов позиции «Выбора России». «Гайдаровцы» сдавали позицию за позицией. Если с тем, что бюджетный комитет получил «яблочник» Михаил Задорнов, а комитет по международной политике — его соратник Владимир Лукин, Дымов еще мог смириться, то вручение комитета по экономической политике представителю ДПР, беглецу из гайдаровского правительства Сергею Глазьеву было Дымову совсем непонятно. Еще меньше, на его взгляд, было логики в том, что бюджетный комитет был разменен на специально созданный комитет по организации работы Думы, который возглавил депутат из Томска Владимир Бауэр.

Читая список комитетов, Дымов поражался фантазии депутатов. Комитет по геополитике, созданный по настоянию ЛДПР, выглядел сущей нелепицей. Также учитель совсем не понимал, зачем надо было создавать и комитет по экологии, и комитет по природным ресурсам, к чему нужны явно дублирующие друг друга комитеты и по местному самоуправлению, и по региональной политике. Государственная дума на глазах превращалась в пухнущее бюрократическое учреждение, и это Дымову активно не нравилось.

Новым ударом для Дмитрия Михайловича стала свара внутри «Выбора России». Из фракции вышли известные и авторитетные демократы Геннадий Бурбулис и Андрей Макаров.

Таня, соратница Дымова по предвыборной кампании, объяснила происходящее так «Гайдар очень разочарован итогами предвыборной кампании. Его убедили в том, что неудача случилась из-за того, что отодвинули в сторону людей из „Дем. России“ и доверились Бурбулису, Головкову и другим коллегам по правительству реформаторов. А „демороссы“ теперь пытаются взять реванш и теснят „номенклатурных демократов“».

Дымов не очень понял, в чем, собственно, дело, чем люди из «Дем. России» отличаются от «номенклатурных демократов» и почему перед лицом коммуно-фашистской угрозы либералы продолжают свои опасные междоусобные игры. На его взгляд, надо было заниматься совсем другими делами: договариваться с Григорием Явлинским и Сергеем Шахраем о совместных действиях в Думе. Этого не происходило.

Через несколько дней объявил о своем уходе из правительства Егор Гайдар. Этот удар Дымов пережил еще болезненнее. На его глазах рушилась картина мира, демократы отступали со всех занятых позиций. Он даже размышлял о том, чтобы бросить все и вернуться в школу, однако передумал.

Тем более что в Думе ему потихоньку начинало нравиться. Те, кого простой школьный учитель привык видеть либо по телевизору, либо издалека на собраниях демократической общественности, ходили рядом и при необходимости с ними всегда можно было поговорить.

Дымову нравилось общаться со всегда веселым и жизнерадостным «выбороссом» Сергеем Юшенковым, который стал председателем комитета по обороне. Приятное впечатление на него произвел и член той же фракции Юлий Нисневич. Это было неудивительно, поскольку Дымов оставался убежденным демократом. Однако после знакомства с председателем комитета по делам общественных объединений Виктором Зоркальцевым, который был заметной фигурой во фракции КПРФ, Дымов пришел к убеждению, что далеко не все коммунисты одним миром мазаны.

Но в целом политика вблизи и изнутри выглядела совсем не так, как это представлялось Дымову по газетам и телепрограммам. И уж точно будни первой постсоветской Думы совсем не напоминали описания заседаний Думы дореволюционной.

Слова «компромисс», «торговля», «размен» превратились из пустых терминов в реально разыгрывавшиеся на его глазах комбинации. Но Дымов был твердо убежден, что все это происходит ради достижения важнейшей цели: ликвидации последствий коммунистического владычества в России. Правда, Дмитрий Михайлович ловил себя на том, что далеко не все депутаты-демократы думают о том же. Впрочем, и среди так называемых консерваторов было не слишком много по-настоящему упертых людей.

Дума была совершенно не похожа на Верховный Совет, хотя его жизнь Дымов знал только из газет, а думскую действительность он познавал лично, сверяя ее с репортажами парламентских корреспондентов. Читать газеты стало интереснее, поскольку учитель теперь хорошо знал авторов.

Ему нравилось общество думских корреспондентов, несмотря на обиду, — нанесенную ими в первый день работы Думы. Как раз объявили перерыв. Дымов пошел курить, и на него из зала заседаний вышел Владимир Жириновский со свитой. Сотрудник аппарата фракции «Выбор России» гордо отвернулся и хотел было пойти в обратную сторону, однако чуть было не был сметен целой толпой журналистов, кинувшихся к лидеру ЛДПР. Дымов с недоумением смотрел на то, как к Жириновскому тянулись десятки диктофонов и микрофонов, а его охранники — на некоторых из них, правда, были депутатские значки — отталкивали слишком ретивых корреспондентов. Учитель был расстроен интересом демократических СМИ к откровенному экстремисту, который через слово обещал их разогнать и посадить.

Впрочем, через некоторое время он привык к тому, что журналисты берут комментарии не только у демократов и что брифинг с участием Геннадия Зюганова привлекает внимание не меньше, чем пресс-конференция Егора Гайдара или Григория Явлинского.

Дымову запомнился эпизод, когда какой-то корреспондент преградил дорогу вице-премьеру и одному из лидеров ПРЕС Александру Шохину. Государственный муж взял в буфете стакан чаю и, поскольку напиток был горяч, бодро побежал с ним к столику. Тут и подвернулся журналист, начавший выспрашивать Шохина о чем-то, видимо, очень важном. Вице-премьер покорно отвечал, перебрасывая обжигающий пальцы стакан из одной руки в другую. Подтянулись и другие корреспонденты. Через некоторое время танец со стаканом прекратился, а когда журналисты рассеялись, вице-премьер сделал глоток, поставил полный стакан на столик и пошел обратно в зал заседаний. Дымов не утерпел и потрогал пальцем стакан — он был почти холодный.

Журналистов было много. Некоторые газеты, казалось, присылали на Новый Арбат целые редакции. Дымов был свидетелем тому, как Сергей Пархоменко, обозреватель газеты «Сегодня», вошел в зал для прессы и громко скомандовал: «Газета „Сегодня“, встать!» Поднялись семь человек

Дымов очень хотел познакомиться с Максимом Соколовым из «Коммерсанта-daily», однако ни разу так и не встретил любимого обозревателя в Думе. Из разговора с другими журналистами он узнал, что, хотя Соколову и сделали аккредитацию, тот туда ни разу не приходил.

В июне 1994 года, когда Дума уже переехала в здание бывшего Госплана на Охотном Ряду, депутаты обсуждали закон об уполномоченном по правам человека. Должность эта уже была занята Сергеем Ковалевым, известным правозащитником, одним из лидеров «Выбора России». Дума назначила его на этот пост в рамках пакетного соглашения, и теперь Ковалев пробивал закон, который бы более четко описал права главного омбудсмена России. Дымов знал о том, что большинство депутатского корпуса относится к Ковалеву весьма критически, в том числе и те, кто называл себя демократами. Тем удивительнее было, что закон приняли в первом чтении.

После голосования Дымов поспешил поздравить омбудсмена с такой важной победой. Однако он оказался не первым. В коридоре, соединяющем зал пленарных заседаний и холл перед Малым залом, стояли сам Ковалев, его помощники и еще два человека, в которых Дымов признал парламентских корреспондентов газеты «Сегодня». Ковалев давал первые комментарии. «Вы знаете, я так волновался, что выкурил все свои папиросы и теперь спешу в кабинет за новой пачкой „Беломора“, — говорил Ковалев, — я конечно же доволен. С одной стороны, не очень рассчитывал, что первое чтение пройдет успешно, а с другой — все-таки Иван Петрович — мой должник». — «Как это?» — спросил журналист помоложе. «Дело в том, что я был в Счетной комиссии, когда выбирали спикера. И именно мой голос оказался решающим, когда зашла речь об одном из спорных бюллетеней. Я высказался за то, чтобы признать его действительным, хотя большинство фракции „Выбор России“ было против избрания Рыбкина и за него не голосовало. Думаю, что Иван Петрович запомнил добро и сегодня помог правозащитному делу. А это важнее всего». Ковалев улыбнулся журналистам и пошел к своему кабинету.