«Это не я газет много читаю. Это вы их совсем не читаете. С сегодняшнего дня всем в обязательном порядке выдавать газету „Не дай бог!“[18] и проверять, как усвоили. Чтобы вы, наконец, поняли, что от вас требуется. Думу, Алик, я считаю, лучше вообще давать минимально. Только глупости какие-нибудь их, какую-нибудь полную дурь. Хорошо бы драку какую-то. Нет свежей — ставьте старые, в качестве перебивок в думских репортажах. Показывайте, как они оскорбляют друг друга, спят на рабочих местах, голосуют чужими карточками. Показывайте пустой зал и говорите, что в это время обсуждались важнейшие для страны вопросы. Народ должен видеть, чем они там занимаются. На худой конец, ищите смешные сюжеты, вроде того, когда Жириновский какую-то корреспондентку часами со своим портретом наградил за то, что она процитировала на пресс-конференции „Последний бросок на юг“[19]. Кстати, я слышал, что ее после этой истории чуть из „Коммерсанта“ не уволили. Хотя она, разумеется, ничего о своих художествах не писала. А мы с вами миндальничаем!»

Нехорошев удовлетворенно улыбнулся и сказал сладчайшим голосом: «Спасибо, Шурик! Я думаю, всем все понятно. Чтобы было еще понятнее, я подготовлю и доведу до сведения заинтересованных лиц временную служебную инструкцию. Это будет наш внутренний „Не дай бог!“ Не дай бог, показать. Летучка закончена, все свободны. А тебя, Женечка, я попрошу остаться еще на несколько минут».

Из переговорной все выходили в полном молчании. Сундуков вышел первым, на ходу поправляя запонки в манжетах. Женя Плаксенко, субтильный и совсем юный на вид паренек, преданно глядя на Нехорошева сквозь стекла очков, ждал, пока начальник заговорит. Алик тем временем подбирал правильные слова.

Вчера вечером ему позвонил главный редактор «Либерала», газеты, которая, как и ДТВ, финансировалась группой «Стена». «Я выловил тут на верстке одну статейку, почитай, тебе будет интересно». — Голос в трубке был доброжелательным, но ироничным. Расправляя пальцами непослушный факс, Нехорошев прочитал:

«Рубрика: Свобода слова.

Автор: Степан Лодка.

Заголовок: Не виноватый я.

Подзаголовок: Телебоссы принуждают журналистов к извращениям.

„Я знаю, вы — честные журналисты. Вы видите, что происходит в стране. Но вас принуждают извращать истину. Вас заставляют писать, говорить и показывать неправду. Заставляют те, кто платит за эту ложь деньгами, украденными у собственного народа. Но скоро народ скажет „нет“ преступному ельцинскому режиму, который ограбил и унизил его, и вы тоже освободитесь от гнета капиталистов и продажных чиновников“. Так говорил Зюганов. Говорил и раз, и два, и три. Говорит теперь на каждой своей пресс-конференции. К речам про антинародный режим и униженный и оскорбленный народ мы уже давно привыкли. Но с чего это вдруг лидер российских коммунистов и патриотов заинтересовался нашей тяжелой журналистской долей, никак не могли взять в толк.

Тайное стало явным, как всегда, случайно. Курим с группой товарищей после пресс-конференции Зюганова, обсуждаем основные тезисы его выступления, восхищаемся его, вождя, трогательной о нас заботой. А тут его пресс-секретарь, человек новый, простодушный, в идеологических боях еще не закаленный, возьми да и скажи: „Чему вы удивляетесь, это Зюганов не сам придумал. Он вашего коллегу цитирует“.

Мы, разумеется, спросили, о ком речь идет. И выяснилось, что один молодой, но быстро растущий корреспондент независимого негосударственного телеканала именно так объясняет Зюганову и его сподвижникам критический характер своих сюжетов из Думы и из предвыборных поездок по стране с кандидатом в президенты от народно-патриотического блока.

„Я не виноват, это руководство телеканала заставляет меня говорить про Геннадия Андреевича гадости. А я лично его глубоко уважаю“, — после каждой поездки несчастный телевизионщик буквально рыдает на груди у сотрудниц коммунистического штаба. А его сотрудники вынуждены тратить метры красного кумача, чтобы осушать потоки слез, льющихся из глаз честного паренька, которого нелегкая журналистская судьба бросила в руки буржуазных наймитов.

Выслушав этот печальный рассказ, мы с товарищами написали вчера петицию к руководству телеканала с просьбой перестать принуждать нашего коллегу к идеологическим извращениям. Или, на худой конец, прислать вместо него кого-нибудь менее впечатлительного».

Сей разухабистый текст, разумеется, не был напечатан в сегодняшнем номере. Прочитав его, Алик позвонил шефу «Либерала» и поблагодарил за «улов». Теперь дар «редакторских сетей» изучал Плаксенко. Дочитав, он посмотрел на Нехорошева тем же спокойным и преданным взглядом. «О тебе речь?» — спросил Алик. «Возможно, но какое значение имеет то, как я делаю свою работу, если я делаю ее хорошо. Не правда ли?» Даже на Нехорошева, который за годы работы на телевидении видел многое и многих, такой хладнокровный цинизм произвел впечатление. «Иди, далеко пойдешь», — отпустил он Женечку и присел за письменный стол.

Быстро набросанная от руки инструкция, которую он обещал выдать для работы в Думе и с думцами, была простой и краткой:

«Инструкция.

Отстранить от работы в Госдуме на период с 25 апреля по 17 июня куратора парламентской группы ДТВ Барамидзе Мераба Вахтанговича.

Назначить координатором парламентской группы ДТВ Плаксенко Евгения Геннадьевича.

Корреспондентам и операторам ДТВ, работающим в Госдуме постоянно или отправленным туда на разовое задание, согласовывать содержание своих сюжетов и постановку кадров с Плаксенко Е. Г. В его отсутствие — непосредственно с Нехорошевым Александром Сергеевичем.

Все сюжеты, связанные с кандидатами в президенты РФ, независимо от того, где они были отсняты и смонтированы, идут в эфир только после их предварительного просмотра Нехорошевым А. С.

В случае его отсутствия сюжеты должны быть показаны Сундукову Александру Евгеньевичу или гендиректору ДТВ Гудману Владимиру Александровичу.

В случае второго тура президентских выборов данная инструкция продлевается автоматически вплоть до особых распоряжений.

24 апреля 1996 года. Нехорошев А. С.».

Встреча замглавы администрации президента Владимира Сергеевича Гусятникова с группой главных редакторов федеральных периодических изданий формально была посвящена текущему политическому моменту. На деле же от представителя Кремля ждали ответа на главный вопрос современности — собирается ли администрация Бориса Ельцина бороться за власть или на Старой площади уже готовятся к передаче дел новым хозяевам страны во главе с премьер-министром Евгением Примаковым? Второй вариант уже был предложен к обсуждению самим премьером[20]. Слово было за Кремлем.

Задача, которая стояла перед Гусятниковым, была не просто сложной, а архисложной. Во-первых, ему предстояло объявить, что Борис Ельцин будет бороться до конца. Во-вторых, убедить собравшихся, что у президента и его команды отличные шансы на победу. В-третьих, надо было избежать лобовой атаки на Примакова — время для этого еще не пришло.

Это было первое появление Владимира Гусятникова на публике в новом качестве: заместителем главы администрации президента он был назначен всего несколько дней назад.

Главные редакторы прекрасно знали его по работе в концерне «Стена» — одной из крупнейших российских олигархических структур, которой принадлежал самый мощный негосударственный медиахолдинг. Переход заметной фигуры концерна (Гусятников занимался пиаром, курировал аналитическую работу и контролировал СМИ) на работу в Кремль был воспринят бизнес- и медиасообществом как свидетельство усиления позиций хозяина «Стены» на Старой площади, Гусятников же хотел использовать встречу для подачи главным редакторам знака: в данном случае речь идет не о возвышении «Стены», а о попытке укрепления власти в целом. Как это было в 1996 году, во время президентских выборов, когда представители крупного бизнеса плечом к плечу с государственными служащими отражали коммунистическое наступление[21].