Но он быстро отогнал эту глупую мысль.

А вместо нее в голову пришла мысль о Старине Цимприхе. И она была не такой уж глупой.

Утром, сразу после завтрака, Цвоттель побежал в лес собирать ягоды, грибы и орехи, прихватив с собой мешок и горшочек с ручкой.

А Хёрбе отправился к Старине Цимприху.

Цимприх сидел в своей мастерской и лепил из глины большой суповой горшок. Бороду, чтобы не мешала, он закинул за плечо.

— Добро пожаловать, сосед, — сказал Старина Цимприх, — гы пришел как раз к чаю.

Он остановил гончарный круг, вымыл в железном тазу руки, расправил бороду и позвал гнома в дом. В прихожей Хёрбе снял башмаки и вошел в комнату в носках. Плишке не было дома. Он работал в лесу. Хёрбе уселся на его место у окна.

Старина Цимприх вскипятил чай, разлил его по чашкам и уселся в удобное кресло-качалку.

— Кажется, я догадываюсь, почему ты пришел ко мне, — сказал он, прихлебывая горячий чай.

Он внимательно выслушал Хёрбе, потеребил бороду и сказал:

— Я так и думал, что вам на двоих не хватит припасов. Ну, ничего, не унывай. Постараемся помочь тебе перезимовать.

— Мне одному? А Цвоттелю?

— Зимой твоему Цвоттелю наша помощь не понадобится. У леших в холодное время наступает спячка.

— Ты уверен, Старина Цимприх? — засомневался Хёрбе.

— Точно, — успокоил его Цимприх. — Так что положись на соседей, Хёрбе, и не горюй. Завтра я со всеми переговорю.

Пока Хёрбе обсуждал со Стариной Цимприхом свои дела, леший рыскал по лесу. Он собирал ягоды и орехи, приговаривая:

— Лешие берут только лучшее. Лучше леших никто не собирает.

Был конец октября. В это время в лесу не так уж и много ягод. Но зато те, что попадаются, спелые-преспелые, сладкие-пресладкие, вкусные-превкусные. Одну ягодку леший отправлял в рот, две клал в горшочек с ручкой. Буковые орешки он ссыпал в мешок. Скоро и горшок, и мешок были полным-полны. Но Цвоттель продолжал ходить по лесу.

— Что домой не унесешь, полагается съесть, — бормотав он и был, конечно, прав.

Три дня подряд Цвоттель собирал в лесу ягоды. На четвертый он оказался у Большого камня. Сколько здесь было< ежевики! И какая она сочная! И какая сладкая! И какая черная! Даже сизая.

Цвоттель ел, ел, ел, пока хватило сил. Наконец он привалился к Большому камню и вздохнул:

— Кажется, больше не влезает. Жалко! Может, отдохнуть немного?

Он улегся на мягкий мох. Светило солнышко. Лешему было тепло снаружи и внутри: сытый живот всегда приятно греет.

— Почти летний денек! — пробормотал Цвоттель и закрыл глаза. Солнечные лучи согревали его, будто пуховое одеяло. Приятная истома бродила по всему телу — от головы до хвоста. Леший глубоко вздохнул и уснул крепким, спокойным сном…

Ему приснилась огромная, с арбуз, ежевичина. Он хотел ее сорвать, полез в самые колючки, но ежевичина вдруг превратилась в малинину. Но стоило до нее дотронуться, как ежевичина-малинина превратилась в горячее малиновое солнце. А уж до солнца не так просто дотянуться. Цвоттель подпрыгнул, но достать до высокого неба не смог. Он прыгал и прыгал. Все выше и выше. Вот уж почти дотянулся до малинового солнышка. Внезапно солнце закрыла громадная тень, и кто-то громко позвал его:

— Эй, Цвоттель! Соня ты, соня! Обед проспишь! Цвоттель мгновенно проснулся и, протирая глаза, уставился на склонившегося над ним дорожника Длинного Гинцеля.

— А, это ты! — сонно пробормотал леший.

— Я за тобой пришел, — сказал Длинный Гинцель. — Мы с Мёллером Печником приглашаем сегодня тебя к нам на обед.

— Меня? Одного? А как же Хёрбе?

— Не волнуйся, леший, — успокоил его Длинный Гинцель. — Хёрбе тоже приглашен, но у него дела…

— Ну, если так, то я согласен, — важно сказал Цвоттель, у которого в животе снова появилось немного места. Наверное, оттого, что он во сне слишком много прыгал. — А можно узнать, что у вас сегодня на обед? — осторожно спросил он, проворно вскакивая.

— Наша с Мёллером любимая еда — мясные фрикадельки в овощах, политые коричневым соусом, — улыбнулся Длинный Гинцель.

— Подходит! — согласился Цвоттель.

С этого дня леший Цвоттель стал ходить в гости в каждый гномий дом по очереди. Это все придумал Старина Цимприх. Всю неделю, кроме воскресенья, гномы подкармливали ненасытного лешего. А в воскресенье они обедали вместе с Хёрбе дома.

Кончился октябрь. Следом, как обычно, наступил ноябрь. Буки, березы, клены и орешник сбросили последние листочки. И стояли под ветром совсем голые. Как-то, когда Цвоттель обедал у Шерстяного Пича и Пестрого Хоффмана, к Хёрбе заглянул Старина Цимприх.

— Ты не очень занят? — спросил он. — Мы хотим тебе кое-что показать.

Хёрбе только что пришил к зимнему пальто две пуговицы. Он отложил иголку и нитки и отправился следом за Стариной Цимприхом в глубь голого осеннего леса.

— Куда мы идем? — недоумевал он.

— Сейчас увидишь, — таинственно ухмыльнулся Старине Цимприх.

Они прошли сквозь увядшие коричневые заросли папоротника, продрались сквозь пожухлые стебли хвоща. И неожиданно услышали скрипучий кашель:

— Кхе-кхе-кхе, наконец-то! Я уж думал, что врасту в землю и пущу здесь корни.

Плишке, а это был, конечно, он, просунул голову между корнями дерева и загадочно улыбнулся:

— Кхе-кхе-кхе, спорим, дружище, что сейчас ты обомлеешь!

Среди корней притаилась крохотная хижина. Хёрбе раньше ее здесь не видел.

— Это всего-навсего землянка, — сказал Старина Цимприх. — Подвальчик, погреб, можно сказать.

— Кхе-кхе, — прокашлялся Плишке, — за такой короткий срок большего не выстроишь.

Хёрбе удивленно разглядывал погребок.

— Неужто вдвоем осилили? — спросил он.

— Нет, — ответил Старина Цимприх, — все двенадцать гномов старались.

— И зачем он это вам? — недоумевал Хёрбе.

— А ты загляни внутрь, — предложил Плишке.

Хёрбе приоткрыл дверцу и почувствовал приятный аромат. Пахло едой, как в кладовке. И верно! Погребок доверху был набит съестными припасами. Чего тут только не было! Мешки с мукой, корзинки с орехами и сушеными семенами. Отдельно стояли бутылки с кленовым сиропом и малиновым соком, горшки с медом и брусничным вареньем.

— Кхе-кхе, ну? — нетерпеливо теребил его Плишке. — Ну, здорово удивился?

— Это все твое, — широко развел руками Старина Цимприх. — Соседи позаботились, чтобы у тебя было кое-что на черный день. Нам это пустяки, а тебе зимой — подспорье.

— Кхе-кхе, только не говори ничего Цвоттелю, — предупредил Плишке. — Не то он до зимы все слопает.

От волнения Хёрбе вытащил большой носовой платок и громко высморкался.

— Клянусь моей большой шляпой, — промолвил он, — я не заслужил такого подарка. Спасибо вам, дорогие соседи. Кай же мне вас отблагодарить?

— Отблагодарить? — переспросил Старина Цимприх. — Нет ничего проще. Помоги нам, если, конечно, у тебя есть время.

— Я готов. Только чем я могу помочь? — обрадовался Хёрбе.

— Он еще спрашивает! — воскликнул Плишке. — Не можем же мы, кхе-кхе, оставить твою кладовку на виду. Ее же за версту видно.

Они натаскали хворосту и сухих веток, набросали их сверх так, что хижина скрылась под ними целиком.

— Кхе-кхе-кхе, не забудь, — напомнил ему на прощанье Плишке, — Цвоттелю ни слова!

И он погрозил Хёрбе пальцем.

Есть ли большее счастье, чем иметь преданных и надежных друзей? Есть ли большая радость, чем знать, что тебя никогда не оставят в беде?

Пусть приходит зима! Пусть нагрянет! Пускай длится и злится, сколько хочет! Теперь она не страшна!

Сегодня у Хёрбе и Цвоттеля на ужин тушеные в зеленом соусе лисички с лапшой. Вообще-то, гном собирался приберечь грибы к Новому году, но сегодняшнее событие следовало отпраздновать.