Кто же такие солдаты Французского Иностранного легиона? Наемники или защитники ценностей Французской Республики? Или эмигранты, которые рискуют собственной жизнью ради возможности жить во Франции?
Легион менялся вместе с французским обществом: если говорить о легионе в наши дни и о легионе времен его создания, это примерно то же, если сравнивать петровский Преображенский полк с современным полком ВДВ.
Назвать легионера «наемником» — значит не просто оскорбить его, но и сказать глупость. Легионеры — не наемники, а добровольцы. Ударная сила всей французской армии. После пяти лет службы большинство солдат, кроме тех, конечно, что и так уже «европейцы», получают французское гражданство. Да и несколько традиций и правил, которые свято соблюдаются в легионе, говорят о том, что это — добровольцы, а значит, их проще убить, чем сломить их дух.
История легиона — это не только история страны, но и история нравов и моральных ценностей французов и тех иностранцев, кому, благодаря службе в чужой стране, позволено стать людьми «почти» первого сорта. При всей кичливости республиканскими ценностями Франция до сих пор мало приспособлена для проживания эмигрантов в отличие от США. В стране де-факто живут настоящие французы и… все прочие, пусть и с французскими паспортами.
Как Москву меняют толпы приезжих, так и Францию постепенно изменяют те, кто раньше жил в колониях под сенью самого демократичного из триколоров, а теперь перебрался в метрополию исчезнувшей империи.
Принцип приема в легион ничем не отличается от набора в другие подразделения армий «цивилизованного мира»: служить должны не по закону о воинской обязанности в силу призывного возраста, а по желанию и действительной пригодности по состоянию здоровья. То есть в армии нужно профессионально работать, а не «исполнять священный долг».
Французы признаются, что 85 процентов служащих сегодня в легионе не иностранцы, а чистокровные французы и 39 процентов солдат говорят по-французски с рождения. Что же их влечет туда, помимо массовой безработицы среди молодежи? Уверенность в своем будущем, чувство защищенности и причастности к большой семье — мужскому братству.
И все же легионеры-иностранцы — это гастарбайтеры Французской Республики. Среди них немало симпатичных и талантливых людей, так же как и среди армии московских гостей из бывших «солнечных республик» бывшего Союза, но они навсегда останутся иностранцами на своей новой родине. Так во Франции было всегда и будет долго еще: величие Франции на всей планете исчезло, но только не в головах самих французов…
В Иностранном легионе всегда было можно служить под вымышленным именем. Сегодня этой привилегией мало кто пользуется — контрразведка все равно выяснит и твое настоящее имя, и твое прошлое. Но для французов легионеры так и остаются людьми без имени. Иностранцами. Добровольцами.
В легионе давно прошли те времена, когда по тюрьмам и лагерям военнопленных рыскали его представители и предлагали заключить контракт: все лучше, чем здесь гнить! Нет больше во Франции и судей, предлагавших на выбор: хороший срок за преступление или службу в легионе. Нет больше беглецов, выбравших воздух свободы на Западе вместо духоты социалистического лагеря: раньше они охотно вступали в легион — деваться-то все равно некуда… Перед КПП нет больше очередей из желающих из стран Восточной Европы, России и СНГ, как в недавние девяностые. Всё в прошлом. Стать легионером непросто, а быть им еще сложнее, для этого нужно родиться солдатом. «Крутому», по российским меркам, «пацану» там уж точно делать нечего: после первого же марша сам запросится обратно — к бутылке пива на скамейке, девчонкам и раздолбанной «тачке» с купленным техосмотром…
Легион предоставляет убежище тем, кто больше не может наблюдать крах собственной страны и мучается от неспособности что-либо изменить или исправить. Если душу разъедает глубокое разочарование, то для излечения нет лучшего места, чем Иностранный легион. Здесь, наконец, перестают терзать иллюзии в надежде на обустройство собственной страны.
Для многих легион — это последняя точка душевных исканий. Одни отправляются на Афон, другие — в легион. В монастыре человек, потерявший свою душу, имеет шанс обрести ее вновь. В легионе человек находит утраченное имя и место в жизни. В легионе так и говорят: «Здесь ты получаешь второй шанс в жизни».
В легионе собраны эмигранты. Масса незнакомых между собой людей превращается в нем в ударную силу Французской Республики. Чужая страна в один прекрасный момент становится им гораздо ближе, чем собственная — с потерянными идеалами и прогнившей моралью. Своей стране они больше не нужны, и остается лишь одно — найти новую Родину, новую семью и новый дом, потому что их собственное прошлое принадлежит теперь учебникам истории.
В XX веке костяк Французского Иностранного легиона — немцы и славяне. Две нации, которые не могут жить без своего дома, а потеряв его, становятся лучшими солдатами в чужой армии.
Помимо воинских званий, здесь все равны. Это место, где не существует одиночества и ощущения собственной никчемности. Здесь ты обретаешь не земляков, а верных товарищей. Верующих и атеистов. Богатых и бедных. Аристократов и плебеев. И тогда Иностранный легион становится твоей единственной семьей.
Легионер никогда не сдается. В уставах этого не пишут — это дело чести. Все началось еще задолго до того, как шестьдесят легионеров схватились с двумя тысячами солдат мексиканской армии на асьенде Камерон… Им предлагали сдаться на почетных условиях — ответом был отказ.
Во время штурма марокканского ксура или перехода через алжирскую пустыню легионер последний патрон берег для себя. Попасть в плен к арабам означало, что чужеземца сначала терзали женщины — они отрезали все, что только можно. Потом кто-нибудь из мужчин привычно, как барану, перерезал пленному горло. А всем тем, что было отчленено, набивали вспоротый живот уже мертвого легионера… Это не пропагандистские «страшилки» французских газетчиков, а воспоминания старых солдат.
В наши дни единственный легионер, выживший после разгрома отряда, налетевшего в Афганистане на засаду талибов, говорит перед телекамерой, что лучше застрелиться, чем публично отречься от всего, во что ты веришь.
Странное совпадение: по численности Французский легион равен сегодня численности римского. Однако у римлян легионов было много, а у французов — только один! И не только у французов — в мире такой остался только один.
На знаменах французской армии начертано «Честь и Родина». На знамени Иностранного легиона тоже два слова: «Честь и верность». В этом разница между обычной армией и легионом. В них — смысл легиона.
Истинный француз, несмотря на многочисленные поражения своей страны в XX веке, продолжает верить не в нее, а в себя. В этом — наше удивительное сходство при всем видимом различии с этой нацией. Характер француза столь же трудно объяснить русскому человеку, как французу — разобраться в нашем.
Слишком часто мы выкидываем на помойку старый дедушкин шкаф и бежим покупать «что-нибудь новенькое». Француз же с гордостью показывает фамильный шкаф гостям. Стирает с него пыль и если заметит царапину, то переживает несколько дней и говорит только об этом. Начинает прикидывать, сколько возьмет мастер-реставратор, расстраивается из-за неплановых расходов… И вдруг хватает вожделенный шкаф и тащит на улицу — на баррикаду, чтобы в обнимку с ним умереть за свое право выражать протест. Но драгоценный шкаф попадет на улицу только тогда, когда владелец чувствует, что настало время перемен, что его привычная жизнь придет к концу, если он лично не примет активного участия в дальнейших событиях. А пока не пришел этот момент истины, охранять его налаженную жизнь будут люди без имени — иностранцы из Французского легиона.