Днём она лежала в своей маленькой пещерке без сна, уставившись в темноту искусственной ночи широко открытыми глазами. Она боялась уснуть. Во сне вампирше являлась её суть — тень с той стороны зеркала, и видеть это вновь и вновь было свыше её сил. Мира была готова к преображению, так ей казалось, она упивалась своей новой силой, свободой, красотой, ведь часто ещё в смертной жизни, глядя в звёздную ночь, она грезила Падением. Но та бездна её фантазий была полна ярких, завораживающих огоньков, она не была Пустой.

"Нет ни жизни, ни смерти, только пустота везде, — шептала вампирша, — и Она поглотит меня однажды. Бездна — вечный страх вампиров… Кто мы, бессмертные боги, дети Ночи? Лишь тонкие, хрупкие оболочки, невесомые как тень: пустота вовне, неназываемая тьма внутри… Это и есть моя вечность?!" — Однажды, думая так, она закричала. Кричала в темноте долго, отчаянно, безнадёжно, пока Алан не откинул крышку её гроба.

Она вскочила, потянулась к нему, рыдая, мечтая об одном: спрятаться у него на груди, но отпрянула, увидев тот же ужас в его глазах. Что-то слишком страшное, чтобы назвать, чтобы дать ему облик.

— Прекрати немедленно! — приказал он, но жалобно, точно это была просьба. — Что ты?!

— Я? Да… — Мира глубоко вздохнула, унимая всхлип. — Я… просто устала. И хочу есть.

— Не кричи так больше! Никогда! — его глаза были стеклянными, странными. Глаза самоубийцы! — Не смей так кричать!

И уже Мира обняла его, успокаивая: "Тебе страшно? Хорошо, я не буду", — она не осмелилась говорить это словами. Озвучить свой страх, значит, выпустить на волю невообразимое чудовище. У кого достанет сил загнать его обратно в клетку?

Но Алан услышал это "страшно". Они давно знали мысли друг друга, как свои.

— В первое лето тяжело, — зашептал он, отвечая на её порыв, — но ты привыкнешь. А осенью мы оставим дом и вдоволь погуляем по Северному Княжеству! Пока Владыка не возвратился, вся Термина нам открыта! Здесь мне скучно, а тебе?

— Да… — призналась Мира.

"Здесь везде… Пустота".

— Потом можно отправиться в столицу, — радостно блестели глаза вампира. — Вот, где мы повеселимся!

— В Дону?! — опешила Мира.

— Здесь на нас скоро объявят охоту. Не смертные, так бессмертные. Мы давно многократно превысили установленный Владыкой предел убийств, — Алан засмеялся. — Только в Дону!

Мира долго молчала, вглядываясь во тьму на дне его глаз. Всё же спросила:

— Скажи, верно ли, что мы губим свою душу, когда обретаем бессмертие carere morte?

— Разве ты больше не чувствуешь её?

— Не знаю.

— Ты говорила, что любишь. Разве можно любить, не имея души?

Мира покачала головой:

— Теперь — не знаю…

В темноте и тишине пустого дома, кажущегося огромным, как ночь, они прижимались друг к другу, но больше не могли согреться. Два потерянных ребёнка, напуганные отчаянием в глазах напротив, напрасно ищущие спасения… О, эта дьяволом внушенная любовь! Алан выдумывал самые изощрённые способы охоты. Он убивал просто для удовольствия. Он мог бросить жертву умирать, едва попробовав её кровь, если эта кровь ему не нравилась, и искал дальше, перебирая ещё многих, пока не находил "свой любимый вкус". Иногда он пил "стерильную" кровь детей, уверяя, что она придаёт живой, розовый оттенок коже.

Алан был её безумцем. Часто его взгляд пугал её…

Мира поняла свою тревогу. Этот мальчик, Винсент, был чист, невинен. Он, наверняка, был добр. Она мечтала увидеть его взрослым и в то же время боялась узнать в нём чудовище, каким был его погибший двойник.

Тревожно мерцали звёзды. Тревожно молчали горы. Молчала вся земля, ожидая чуда… Время почти остановилось, секунды превратились в часы. Мира закрыла глаза, считая удары чужого сердца, слушая текущую рядом жизнь. Каждый удар странно, больно отзывался внутри. Она едва досчитала до сотни, как сердце мальчика словно сбилось, и настала оглушительная тишина. И в это обернувшееся вечностью мгновение тихое ночное небо поразила стрела молнии. Яркая быстрая полоса перечеркнула созвездия, разделив небо пополам, и исчезла, оставив дымный след. Звезда скатилась с небосвода, вспышкой полоснув по закрытым глазам, и Мира прикрыла глаза рукой. А сердце рядом уже забилось вновь — она и не успела испугаться, и снова зазвенела пустота внутри под этими ударами. И время возобновило бег.

Мира потёрла плечи, разгоняя остатки чужой жизни по жилам: эта кровь больше не согревала, знакомый холод расползался по телу. Тревога ушла, исчезла, будто её и не было. За окном смеялась обычная ночь-простушка, отнюдь не королевских кровей.

Скоро вампирша покинула дом: остался лишь час до рассвета, и голод нужно было утолить. Помня о запрете Владыки, она не убила, лишь обессилила человека. Остаток ночи Мира провела в саду близ своего дома, гуляя по главной дорожке. Когда каменный город промёрз до основания, впитав весь холод ночи, и небо начало светлеть, она поднялась в свою келью, чтобы затаиться здесь до вечера, но уединиться вампирше не удалось. В гости пришла Агата и засветила лампаду, желая развлечь сестру беседой.

Агата вновь и вновь говорила о сыне, о себе, вспоминала мужа. Она принесла с собой рукоделие, и другую вышивку попыталась навязать Мире: "Займись, дорогая, это отвлечёт от тяжёлых мыслей". Мира равнодушно кивала, поддакивала, когда это требовалось. Не насытившаяся жалкими каплями жизни, она ощущала себя тонкой и слабой, оторвавшейся нитью паутины.

— Я видела, как ты гуляешь в саду. У тебя бессонница?

— Нет. Но иногда бывают тяжелые сны, — отвернувшись, проговорила Мира. Она боялась, что от неё пахнет кровью, и сестра может это заметить.

— Мира, — нежно сказала Агата, и вампирша, вздрогнув, подняла глаза: так на её памяти Агата говорила прежде только со своей дочерью, увы ушедшей маленькой Кристиной, — это был голос матери. — Мира, ты и этот… Эрик Бруэт, — вы ведь не были женаты… официально?

Агата ласково, спокойно глядела на сестру. Укора не слышалось в её голосе, только забота и… жалость. Мира мгновенно поняла мысли Агаты и, корчась внутренне, сообщила то, что требовалось:

— Да, это так.

— Этот Эрик, если, конечно, это его настоящее имя, скоро оставил тебя?

— Да…

— Где же ты гуляла целых шесть лет, Мира?

— Я много путешествовала. Когда я осталась одна, другой человек принял во мне участие. Я его сопровождала. Прости за ложь, но сказать правду я не могла, — с неподдельным чувством повела она. — Я не искала вас. Я боялась вернуться к вам! Перестала писать тебе. Мне было стыдно, страшно… Прости!

— А откуда… — лицо сестры исказилось, — откуда этот ужасный шрам?

— Шрам?

Мира замялась. Может, сказать правду?

"Вдруг Агата поймёт?"

…Мир ждал весну. Зимние созвездия рухнули за горизонт, и поднимутся вновь только следующей осенью. Тёплый ветер нёс вести с юга, где уже распускалась листва. Только ночи были ещё по-зимнему темны, и невидимые во тьме вампиры неслышно скользили над столицей на широких крыльях. Их пятеро — компания друзей.

Разумеется, это вечно сующий нос куда не надо Сайрус указал Мире молодую женщину в качестве добычи! Зачем она его послушала? Звук шагов смертной был едва слышен, дамочка осторожно кралась, иногда озираясь по сторонам, должно быть, возвращалась домой, задержавшись у подруги или любовника, тёмное, невнятно серого цвета платье и чёрный жакет были едва различимы в густом весеннем сумраке. И за хорошей добычей Мира и Сайрус ринулись наперегонки. Мира достигла цели первой, её тень уже протягивала лапы к жертве. Но дама сама развернулась к вампирше, и та, опешив, остановилась, точно натолкнувшись на невидимую стену. В глазах будущей жертвы не было страха! "Ты не тронешь меня, исчадие тьмы", — прочитала Мира. Она взмахнула крылом, привычно целя в голову, чтобы оглушить, но молодая женщина волшебным образом исхитрилась увернуться.