Каждый год приносил что-либо новое. До 1932 года еще жаловались на то, что кое-где власти препятствуют выходу из колхоза, а в 1933 году плакались на то, что не принимают в колхоз. Все больше писем, предложений, жалоб поступало на культурное обслуживание, и Калинин знал — это хороший симптом: значит, дело идет, если есть на что жаловаться!

Работники приемной Калинина часто выезжали на места для проверки жалоб. Михаил Иванович не раз говорил, что эти меры в десятки раз сокращают сроки прохождения жалоб, так как на месте гораздо легче разобраться в существе дела и его решить, чем писать бумажки, которые начинают ходить по инстанциям и заставляют ждать месяцами ответа, а полученный ответ тоже не всегда вразумительный.

За годы существования приемной М.И. Калинина в нее обратилось около восьми миллионов человек. За это же время на личном приеме у Михаила Ивановича и его ближайших помощников побывал каждый восьмой заявитель.

Калинин любил свою приемную, любил работу в ней: она так же, как поездки по стране, помогала ему чувствовать биение пульса жизни, зримо ощущать живой ход истории.

В жалобах людей отражалась жизнь государства. Не случайно Михаил Иванович любил повторять: «На материалах приемной можно писать историю».

1933 год — год начала длительного экономического упадка, застоя во всем капиталистическом мире, год безработицы и нищеты миллионов людей, год прихода Гитлера к власти.

Перед угрозой германской и японской агрессии американские правящие круги вынуждены были признать несостоятельность нелепой и неумной политики «непризнания» Страны Советов. Осенью 1933 года президент США Франклин Рузвельт предложил Советскому правительству начать переговоры об установлении дипломатических отношений. Это предложение свидетельствовало одновременно и о росте влияния СССР на мировую политику.

В ответном послании президенту США Калинин писал:

«Я всегда считал крайне ненормальным и достойным сожаления существующее в течение шестнадцати лет положение, при котором две великие республики — Союз ССР и Соединенные Штаты Америки — не имеют обычных методов сношений и лишаются тех выгод, которые эти сношения могли бы им Давать. Я рад отметить, что и Вы пришли к такому заключению… Я охотно принимаю Ваше предложение о посылке в Соединенные Штаты Америки представителя Советского правительства для обсуждения с Вами вопросов, интересующих наши страны».

Двадцатого ноября Михаил Иванович Калинин обратился по радио к американскому народу.

Получасовую речь он произнес в микрофон прямо из кабинета наркома связи.

Американские журналисты, окружавшие его, поражались простоте обстановки, демократичности советского президента. Кончив говорить, Калинин подошел к ним.

Кто-то из корреспондентов предложил Калинину папиросу. Он взял ее, помял пальцами и закурил. И каждый корреспондент тут же записал, что это. именно он дал Калинину папиросу. Позднее Михаил Иванович весело смеялся, узнав, что он, оказывается выкурил одновременно штук двадцать папирос.

Просто и осторожно отвечал он на вопросы журналистов. Если чувствовал, что вопрос задается с задними мыслями, говорил улыбаясь:

— Не хочу, чтобы меня обвиняли в пропаганде.

Ни у одного из присутствующих не поднялась рука написать хотя бы одно недоброе слово о Калинине. Такова была сила его большого человеческого обаяния.

В этот год страна начинала свою вторую пятилетку.

Уже была создана крепкая индустрия, и теперь предстояло завершить социалистическую реконструкцию всего хозяйства.

XVII съезд партии, открывшийся 26 января 1934 года, принял план второй пятилетки. Калинин выступал на съезде дважды; оба раза он настойчиво подчеркивал огромную важность организационной работы для выполнения больших хозяйственных планов.

В заключительной речи Калинин отметил, что съезд прошел в обстановке полной консолидации сил партии, дружной работы ее руководства и сплоченности большевистских рядов.

В феврале — марте 1934 года- Калинин посетил Днепропетровск, Запорожье и Симферополь, а затем, вернувшись на несколько дней в Москву, выехал в Новосибирск, на краевой слет колхозников-ударников. В августе 1934 года он уже был в городе Орджоникидзе — там отмечалось десятилетие Северо-Осетинской автономной области.

В это время он мог сказать народу много радостного. Колхозы давали больше зерна и технических культур. Появилась возможность отменить карточную систему. Велики были успехи в развитии культуры. Молодая страна, едва окрепнув, удивляла мир успехами в области науки и техники, замечательными подвигами советских людей. Именно в это время прогремела на весь мир великая челюскинская эпопея; потряс воображение людей полет стратостата «Осоавиахим-1», достигшего высоты двадцати двух километров; совершил свое беспримерное плавание ледокол «Литке».

Бурный подъем переживала промышленность. Борьба за высшую производительность труда выдвинула миллионы ударников — подлинных героев труда, новаторов промышленности. Росло и благосостояние народа.

Изменения, происшедшие в стране, должны были найти отражение в основном законе страны — Конституции. VII съезд Советов, открывшийся 28 января 1935 года, принял решение об изменении Конституции СССР. На съезде Михаил Иванович говорил с гордостью:

— Сегодня слепой видит, самый злейший враг не может скрыть, надо прямо сказать, невиданного в истории роста народного хозяйства и исключительного по темпу развития национальных культур. Крестьянские спины выпрямились, люди выросли, в каждой национальности появились руководители, вышедшие из недр своего народа, — бойцы за социализм.

О собственном вкладе во все эти достижения он не сказал. И если бы кто-либо напомнил ему об этом, он бы не на шутку рассердился. Свою задачу он видел в том, чтобы честно выполнять порученную партией работу. Между тем выдающуюся роль в сплочении советских национальностей сыграл именно он. Не было республики, где бы он не побывал, где бы не показал прямо того, как нужно решать деловые вопросы, где бы не оставил яркий след своего большого человеческого обаяния.

Вот почему, когда в 1935 году отмечалось пятнадцатилетие со дня образования ряда национальных республик, партия и правительство именно его направляют на торжества.

В июне Калинин едет в Минск на юбилейную сессию, посвященную пятнадцатилетию освобождения Белоруссии от белополяков. В октябре его горячо приветствуют жители Казахстана.

В ноябре 1935 года Михаилу Ивановичу исполнилось шестьдесят лет. ЦИК СССР принял постановление наградить его в связи с этим орденом Ленина. «Ваша деятельность революционера, рабочего-большевика, — говорилось в приветствии ЦК ВКП(б) и Совета Народных Комиссаров СССР. — Ваша преданность партии… Ваша простота, сердечность, доступность, постоянная живая связь с широкими массами рабочих и крестьян, Ваш практический ум и огромный жизненный опыт, Ваша работа на посту Председателя ЦИК СССР — завоевали Вам любовь и уважение широчайших народных масс всех национальностей Советского Союза».

Человек исключительной скромности, он сомневался, не слишком ли высоко партия и правительство оценили его, наградив орденом Ленина.

— У нас орденами награждают тех людей, — говорил он, — которые выделяются исключительными делами. Мои дела не являются исключительными, они являются рядовой работой, работой рядового коммуниста.

…Через десять дней Михаил Иванович был уже в Ереване, а новый, 1936 год встречал в Баку.

1936 — 1937 годы — годы весьма и весьма напряженного труда в жизни Калинина. А здоровье продолжало сдавать. Начал слепнуть и левый глаз.

Но пока еще очки выручали, и никто не замечал, как трудно ему читать, особенно мелкий шрифт. Нелегко было и писать. Но он никогда не доверял сочинение даже черновых набросков речей, статей и докладов секретарям и помощникам. Сам, своей рукой писал все от первой до последней строчки крупным, разборчивым почерком. Разборчивый почерк выработался у него лишь в последнее время, когда глаза стали плохо видеть.