Положение дел, однако, вскоре изменится. Мало сказать, что Центральная школа в конечном счете принесет пользу тщеславному ученику. Задетый за живое, он удваивает старания. И вопреки всякому ожиданию — по всем предметам. За три года учебы Анри сделает значительные успехи. Будучи знакомым, благодаря дедушке, с идейными веяниями века Просвещения, он быстро расцвел в школе. Свобода принесла свои первые плоды: он заинтересовался даже Саллюстом, к которому раньше был глух. Луи Жозеф Же открыл ему Италию и ее художников, Дюбуа-Фонтенель — новые течения в литературе и ближе познакомил с Шекспиром; Гаттель укрепил его интерес к логике, а Дюпюи, хотя Анри и не признавал за ним никакого таланта, побудил, к его же великой пользе, к изучению Кондиллака.
Второй школьный год ознаменовался для юного Анри и первой его дуэлью — ее причиной стало разногласие с другим учеником, возникшее на занятиях рисунком. Впрочем, истинный мотив ссоры не был столь важен. Контраст между ничтожностью повода и тем риском, которому противники себя подвергали, не доходил до их сознания — они должны были обязательно драться на пистолетах. Обычай «требовать удовлетворения» с помощью оружия, хотя и отмененный революцией, еще не стал анахронизмом среди молодых людей: молодости свойственна жажда острых ощущений. Этот ритуал «долга чести» с его риском и верой в свою удачу казался им вполне справедливым. Когда Анри и его противник Марк Антуан Одрю направились за город, в сторону оврагов, за ними последовал весь коллеж — в конце концов они вынуждены были отправить обратно этот обременительный кортеж, чтобы он не нарушал серьезности момента.
Вот, наконец, дистанция отмерена и дуэлянты становятся на позиции. Удовольствуются ли они одним выстрелом? В ту минуту, когда противник берет его на мушку, Анри отводит свой взгляд на дальнюю скалу. Великий момент наступил… но ничего не происходит, выстрела нет: вероятно, секунданты забыли зарядить пистолеты. Уязвленный в своем юном мужестве, а также тем, что он упустил блестящую роль, которую ему было совсем нетрудно сыграть, Анри почувствовал себя уничтоженным: «Это перечеркнуло все мои испанские амбиции. Как можно восхищаться Сидом, так и не сразившись? И какие уж тут мечты о героях Ариосто?» Эта плачевная неудавшаяся дуэль будет будоражить его воображение еще долгие годы спустя: «…Ею было сильно омрачено начало моей юности».
Несостоявшийся герой взял реванш немного позже, осенью 1798 года, — стал во главе настоящего заговора. Среди десятка заговорщиков — его кузен Ромен, Мант, Феликс Фор и два его брата. Кому принадлежала эта идея — выстрелить из пистолета в «Дерево свободы» — не ему ли? Это дерево было посажено на площади Гренет в 1794 году, а через четыре года к нему была прикреплена табличка «Смерть монархии. Конституция Третьего года». Было ли это протестом юных бунтарей против государственного переворота 18 фруктидора Пятого года (4 сентября 1797 года) и чрезвычайных мер, последовавших за ним? Может быть, это была реакция юного Бейля на устранение его дедушки из образовательной комиссии Центральной школы? Как бы то ни было, однажды в восемь часов вечера тишину на площади Гренет разорвал выстрел. Гвардейцы бросились в погоню за заговорщиками, а те пустились в беспорядочное бегство. Анри обеспечил себе алиби, укрывшись в модной лавке на втором этаже дома Ганьонов. Заговорщиков не нашли, но дело вышло громким: мемориальная табличка была вся изрешечена пулями.
Между своими боевыми подвигами, учебой и друзьями юный Бейль зачастил на спектакли; он смотрел их, стоя в партере. Чтобы довершить свой театральный опыт, он влюбился в Виржини Кюбли, молодую женщину с меланхоличным лицом, — актрису труппы, гастролировавшей в Гренобле. Она блистала в «Клодине де Флориан», трехактной комедии в прозе Пиго-Лебрена. Подросток познал все ужасы страсти: «Я не осмеливался произнести вслух имя м-ль Кюбли; если кто-то произносил его при мне — чувствовал, как у меня сжимается сердце, я мог упасть; кровь бушевала во мне. Если кто-то называл ее „эта Кюбли“ вместо „мадемуазель Кюбли“ — я испытывал к нему ненависть, которую с трудом сдерживал». По всей вероятности, он слышал также, как поет избранница его сердца ариетки в пьесе Пьера Гаво «Пустячный договор» — «такой пляшущей, приправленной уксусом, такой французской». Заодно юноша обнаружил в себе и безумную любовь к музыке — и безуспешно пробует силы в игре на скрипке, кларнете, пытается даже заняться вокалом.
Легкие комедии в исполнении посредственной маленькой труппы пробудили, однако, в Анри целую гамму высоких чувств. В его глазах весь мир сосредоточился в одной мадемуазель Кюбли; его навязчиво преследует лишь один вопрос: что она играет сегодня вечером? Иногда, когда он чувствует себя особенно смелым, то даже отваживается пройти, с сильно бьющимся сердцем, по улице, на которой она живет. Однажды он увидел ее в городском саду, но, не смея подойти, пустился в бегство. Когда гастроли закончились, мадемуазель Кюбли покинула Гренобль, даже не подозревая, что оставила там безутешного страстного поклонника. Так Анри пережил свою первую безответную любовь. Он возвратился к нормальной жизни поумневшим: «…Душевная буря, жертвой которой я был в течение нескольких месяцев, сделала меня более зрелым. Я серьезно сказал себе: нужно быть решительным и выбираться из этой трясины».
Этот угар страстей не помешал ему успешно сдать экзамены. 30 фруктидора Шестого года (16 сентября 1798 года) он получил первую премию по беллетристике, и это не только обеспечило ему определенный статус в школе, но и придало уверенности в себе.
Смыслом жизни для него становится математика. С одной стороны, только она дает возможность подать на конкурс в Политехническую школу и таким образом выбраться из провинции в Париж. С другой стороны, он, который так ненавидит лицемерие, ценит эту дисциплину за то, что она лишена двусмысленности: «Математика рассматривает лишь малую часть предмета (его количество), но в этой части она говорит о безусловных вещах — она говорит правду, и почти всю правду».
Ученик Бейль работает серьезно, просит уточнений, требует логических объяснений, а не голословных утверждений. Он жаждет осмыслять, а не заучивать наизусть: ему нужно понимать и продвигаться в поисках истины. Но его наставники не проявляют к нему большого интереса, и ему приходится искать других путей к знаниям. Он самостоятельно углубляется в «Энциклопедию» Д’Аламбера — и сразу упрекает его за самодовольный тон; принимается за «Статику» Луи Монжа — и называет ее неудачным катехизисом. Узнав о некоем молодом человеке, который знает математику лучше всех и дает частные уроки, хотя это не является его профессией, — Анри рассказал об этом тете Элизабет. Та великодушно дала ему денег. Под большим секретом, то есть тайком от отца, он стал ходить заниматься в маленькую комнатку геометра Луи Габриэля Гро на улицу Сен-Лоран, в самом старом и бедном квартале города. Общаясь с этим пылким якобинцем, членом директории департамента Изер, который очаровал его и педагогическим талантом, и революционным энтузиазмом одновременно, Анри начал делать серьезные успехи: «Я стал наконец понимать суть вещей — это уже не были готовые, упавшие с неба аптечные рецепты для „изготовления“ уравнений. Я получал живейшее удовольствие, сравнимое с чтением увлекательного романа».
Новая страсть настолько захватила его, что он уже не обращал внимания на замечания родных. 15 сентября 1799 года на экзамене по математике некогда запуганный ученик проявил себя в полном блеске.
Анри без труда получил первую премию Центральной школы по математике. Он разделил ее с другими товарищами, среди которых был Феликс Фор, но в протокол экзаменов была внесена следующая запись: «…Точность ответов гражданина Бейля, легкость, с которой он производил вычисления, побудили комиссию, не прибегая к жеребьевке, наградить его книгой Эйлера „Введение в анализ бесконечных величин“ в латинском издании». Это был полный триумф. Оставалось лишь одно препятствие: как добиться позволения отца на отъезд в Париж? «Поехать в этот современный Вавилон, в город разврата, — и это в шестнадцать с половиной лет!» На семейном совете вопрос о его отъезде, к счастью, был решен положительно.