— Что мне надо делать? — спросила она у тети Аны.

— Джим тебе покажет, — осторожно ответила та.

Возможно, на мгновение перед ней вновь встало жадное лицо мистера Киммела, когда тот засунул свои руки под ее платьице. Она все же улыбается.

Она похожа на сахарную конфетку Рядом с ней Джим Дагерти без усов, в черных брюках и белом пиджаке с маленьким галстуком-бабочкой выглядит моложе своей жены. Или это она уже выглядит старше. Гостей мало, в основном со стороны жениха. Со стороны невесты нет никого, кроме Аны Лоуэр, отведшей ее к алтарю. Добрая тетя Ана, которую Норма Джин прижимает к своему сердцу. Ей кажется, что она обязана ей всем. На какой-то момент на нее накатывает грусть: она думает о своей несчастной матери, запертой в лечебнице, о Годдардах, в частности, о тете Грейс. Ее отсутствие — словно второе отречение матери, но Норма Джин старается поскорее отделаться от этого ощущения. Грейс все устроила с матерью Джима, а тетя Ана оплатила расходы на небольшой банкет.

Новобрачная улыбается и заикается, опирается на твердую руку своего супруга, который горд показаться с такой хорошенькой женой. На эстраде оркестр заиграл танцевальные мелодии. То тут, то там раздаются голоса, приглашающие Норму Джин потанцевать. Танцевать? Эту запуганную, неотесанную бедняжку с неловкими движениями и слегка глуповатым видом? Норма Джин не заставляет себя упрашивать. Она вскакивает на эстраду и отдается ритму. Перед ошеломленным взглядом гостей предстало воплощение чувственности, источающее сладострастие. На эстраде новобрачная обнажилась, не подозревая того. Она танцует с непосредственностью своих шестнадцати лет, не замечая озадаченной неловкости Джима, загоревшегося взгляда музыкантов. Она танцует весь вечер, всю ночь. Неутомимо. Никто не может ей запретить. Это ее свадьба. Стоя перед эстрадой, Джим Дагерти смотрит на женщину, которую только что взял в жены, на девочку, истосковавшуюся по любви, которая зовет его «папочкой» и в тело которой (несомненно, женское) как будто вселился дьявол. Кое-кто шепчет ему, что ему чертовски повезло и дома скучать не придется. Это лишь один взгляд на будущее. Но он говорит себе и о том, какая ответственность вдруг свалилась ему на плечи, и непросто будет каждый день держать все это под контролем.

Джим не ошибся. Очень быстро он заметил, что в Норме Джин есть нечто неуловимое, а главное, ненасытное, чего ему никогда не понять. Очень быстро он осознал, что наивные, детские и трогательные черты юной девушки — всего лишь внешнее проявление ее неприспособленности к миру. Когда она покупает энциклопедии у всех разносчиков, которые звонят к ним в дверь, потому что жаждет знаний и чувствует себя невеждой, это еще ничего. Но когда она приводит в гостиную корову, чтобы защитить ее от дождя, потому что та совсем одна среди поля, это уже не столько смешно, сколько трогательно. И Джим ничего не может возразить, иначе она расплачется или придет в неистовую ярость. Иногда это сильнее его, и они ссорятся на чем свет стоит. Это непросто. Норма Джин не умеет готовить, вести хозяйство или поддерживать беседу. Она любит спать, много спать среди дня (можно подумать, наверстывает годы бессонницы) и часами бесконечно выбирает платье, когда им доводится идти куда-нибудь вечером, что сильно действует Джиму на нервы. Сколько времени она может проводить в ванной, наряжаясь, прихорашиваясь, просто представить себе невозможно. С ума можно сойти. Во всяком случае, сам он предпочитает ее без косметики. Конечно, есть и хорошие стороны. Находить по утрам наивные и трогательные любовные записки Нормы Джин рядом с чашкой кофе, заниматься с ней любовью в любое время, где угодно, потому что ей это нравится, в основном во всяких несуразных местах, прямо на природе, где они больше всего рискуют быть застигнутыми, или смотреть, как она умиляется при виде чуда проклюнувшегося ростка, дерева, животного. В такие дни Джим говорит себе, что он счастливый, могущественный человек. Он чувствует себя любимым, обожаемым очаровательной женушкой, на которую многие западают, а у нее есть только он, и она всегда будет обязана своему «папочке» тем, что он для нее сделал.

Но бывают и другие дни. Утомительные. Угрожающие. Когда он ведет Норму Джин на танцы и все остальные мужчины вырывают ее из его рук, чтобы потанцевать с ней, когда он слышит весь вечер, как она смеется, прижимаясь к другим, когда она вдруг разражается истерикой дома, потому что он имел несчастье сделать ей замечание по поводу накопившейся пыли или горошка с морковкой, которые она подала ему четыре раза за три дня. Когда она плачет без причины или молча смотрит вдаль, словно хочет уехать. Когда она словно далека от своего тела. Когда она цепляется за него, словно ребенок в первый день в школе, обвивает ручонками его шею, умоляя не бросать ее, кричит, что умрет без него. Когда она преображается у него на глазах в секс-бомбу. В такие дни, это верно, Джим Дагерти уже не уверен, что ему достался счастливый билет. Пусть он и влюблен в Норму Джин (причем все сильнее, потому что ему страшно), она ужасно его пугает. Он знает ее родословную. Хотя его мать Этель уверяла, что ему нечего бояться, у него все же есть сомнения. Перспектива мирной жизни рядом с тихой женушкой отдаляется. Норма Джин крайне переменчива. Он никогда не знает, какой найдет ее после двух часов разлуки. Ласковая кошечка или фурия. Самое простое слово может необъяснимым образом вызвать грозу. И тут уже дело не в обидчивости. Наоборот, через пять минут она прибежит и прижмется к нему. Это тревожит. И для 22-летнего человека это тяжело, очень тяжело.

Джим Дагерти задает себе вопросы. Даже слишком много вопросов — о поведении Нормы Джин в коротких, едва прикрывающих бедра платьицах, с откровенными декольте, и о своем собственном, когда мужчины свистят при нем вслед его жене, а он вынужден гордо улыбаться, тогда как всё внутри него плачет и страдает. Он любит маленькую брошенную девочку, на которой он женился, которая робко заикалась в его машине и смотрела на него большими, взволнованными синими глазами. Та, другая, вихляющая бедрами и смотрящая искоса, не сводит его с ума. Она ему не по плечу. Он до нее не дорос. Он мог бы сорваться и все покрушить. Мог бы повысить тон, показать себя мужчиной и загнать жену в дом, стукнуть кулаком по столу, чтобы все знали, кто в доме хозяин. Но он этого не делает. Это не в его стиле. А главное — он чувствует, что это было бы совершенно бесполезно. В Норме Джин есть нечто, или некто, с чем невозможно совладать. Он не в силах бороться.

Он сдается.

Через полгода после свадьбы Джим Дагерти объявил жене, что поступил на флот. Он хочет пойти на войну. Ему стыдно, что он здесь, объяснил он, укрывается на своем заводе, когда парни его возраста сражаются по-настоящему и рискуют своей шкурой, защищая других. Он принял решение, оно окончательное.

Молодой человек, конечно, готовился к реакции Нормы Джин, но та далеко превзошла все его опасения. Как сирота могла принять то, что в ее глазах просто предательство? Как она сможет пережить этот очередной разрыв, то, что до сих пор постоянно повторялось в ее жизни, а она должна была молча сносить? Она не может. Она вопит и умоляет, угрожает и обещает. Она будет трудиться с утра до вечера, чтобы стать хорошей хозяйкой. Самой лучшей. Она хочет быть достойной его, своего любимого. Он не должен уезжать, он должен заняться ею. «Папочка» не может бросить свою «бэби» одну. В результате Джим Дагерти передумал идти в армию и вернулся клепать бомбардировщики на «Локхид». Разумеется, проблемы не улажены и воссоединение тел лишь на несколько минут прикрыло собой пропасть, которая с каждым днем все шире разверзалась между молодыми людьми. Джим замечает, что ему все труднее воспринимать Норму Джин, то крайне погруженную в себя, то до ужаса распущенную. В нем бушует конфликт, усиливается разлад между желанием защитить ее, спасти и внутренним голосом, побуждающим поскорее бросить ее — чтобы выжить. Стоит ли приносить такие жертвы? Почему он должен оставаться рабочим, когда перед ним открываются такие возможности? Долго ли он еще будет позволять водить себя на поводке молодой женщине, которая еще даже не совершеннолетняя? Некоторое время спустя он снова взялся за свое, и на этот раз объявил, что станет пожарным. Ему нравится представлять себя огнеборцем. Так он утолит свою жажду сражений. Он подал заявление в казарму на углу. Он будет там, совсем рядом с ней. За исключением случаев, добавил он осторожно, когда ему по долгу службы придется провести вне дома несколько дней и ночей подряд. Но такое бывает редко, пусть она не волнуется.