Кризис произошел в 1933 году.

Глэдис Бейкер узнала сначала о самоубийстве своего деда со стороны матери, а потом о смерти при страшных и неясных обстоятельствах своего сына Джеки, которого она так больше и не видела. Мальчик якобы умер от чахотки, вызванной дурным обращением. Джеки явно был «невезучим». Ему было шестнадцать лет. Глэдис опустилась. Она испытывала чувство вины и бессилия. У нее начала развиваться мания преследования. Ее дитя, ее первенец, единственный мальчик. Она вспоминала Джеки-младенца, воображала себе красивого юношу, которым он стал, которым он мог бы стать. Всё смешалось в ее голове. Она чувствовала себя недостойной. Возможно, пришло время покончить с дурной жизнью. Она плохая мать. Господь подал ей знак. Смерть Джеки — предупреждение. Наверно, еще не поздно искупить свою вину, это всегда возможно: то, что не удалось с двумя старшими детьми, она наверстает с Нормой Джин. Нет, безумие не передается по наследству. Пелена перед глазами Глэдис незаметно стала плотнее. Ее поведение изменилось. Вот и она в свою очередь приобщилась к сайентизму, работает в два раза больше, чтобы сводить концы с концами, в обстановке, которая с каждым днем становится все напряженнее: порой ей приходится преодолевать пикеты забастовщиков, направляясь в свою монтажную студию. Днем она работает от звонка до звонка в «Коламбии Пикчерз». Ночью — в «РКО Пикчерз». Теперь ею владеет только одна мысль: купить домик для них с Нормой Джин.

— Это неразумно, — твердит ей подруга Грейс. — Ты по уши залезешь в долги. Обстановка сейчас неблагоприятная.

— Я куплю этот дом, — не слушает ее Глэдис. — Я должна это сделать ради дочери. В нашем доме мы будем под защитой. Никто не сможет сделать нам ничего плохого.

И 20 октября 1934 года Глэдис и Норма Джин въехали в миленький домик под номером 6812 на Арбол-драйв, в Голливуде. Два этажа, садик. Глэдис купила белую мебель и выписала рояль (тоже белый) для Нормы Джин. Безумие. Впервые в жизни Глэдис счастлива, ее мечты претворяются в дела (или наоборот); она хозяйка своей жизни и упивается ощущением волшебной власти. Одновременно она в панике. Деньги уходят, как вода в песок, растворяются в клавишах рояля — пусть даже покалеченного, подержанного, — в стульях, шторах, кроватях. Она в панике, ей кажется, что злые люди ворвутся к ней и всё отберут. Она топит свой страх в вине и веселье. Возможно, она чувствует, что всё это ненадолго. Почти каждый вечер она устраивает ужины в новом доме, бросается в объятия мужчин, а потом назначает себе епитимью во искупление греха.

И посреди всего этого — Норма Джин, длинная и худая молчаливая девочка с большими синими глазами, вся белая, сливающаяся с обстановкой, только волосы потемнели и стали темно-русыми, а вокруг густой сигаретный дым и спиртные пары, смех, песни. Спать она ложится поздно, очень поздно. Встает и идет караулить на мост — маленький часовой, выставленный здесь, чтобы защищать свою мать. Норме Джин восемь лет. Она не вполне понимает, что вокруг нее происходит, только чувствует какие-то подземные толчки, угрозы. Для своего возраста это очень серьезный ребенок. Послушный. Делает, что ей скажут. Она покинула суровый дом Болендеров без всякого сожаления. Ни к чему никогда не привязываться. Кем была она для них? Только источником доходов. Теперь есть женщина, которую ей позволено называть мамой, в любой день, когда пожелает. Это самое главное. Норме Джин хочется, чтобы мама гордилась ею, потому что ее мама храбрая, она борется за то, чтобы они могли жить вдвоем в своем хорошеньком домике. Да, у нее чудесная мама, жизнь у нее тяжелая, вот почему она редко улыбается и не выносит шума, Норма Джин ее понимает. Просто она совсем одна. В самом деле, отца Нормы Джин рядом нет, он известный актер, ковбой, что-то в этом роде, красивый брюнет с элегантными усами — она видела его на фотографии. Не надо донимать маму, раздражать ее. Жизнь была с ней неласкова. Она иногда начинает говорить сама с собой, странно покачивая головой. Своей бедной головой, которая так болит.

Что-то скоро надломится. Норма Джин сознает хрупкость своей матери и их счастья (ведь это и есть счастье: белый домик, мама, садик). Но что делать? Девочке хочется сжать в объятиях костистое тело Глэдис, защитить ее всем своим маленьким существом. От нехороших людей.

Теперь существует то, что Мэрилин Монро провозглашала на все лады когортам журналистов. То, что она сказала и чего не говорила. Существует то, в чем божественная иллюзия из стразов и блесток должна была однажды признаться, чтобы придать себе наполнение. Я страдаю — следовательно, я существую.

Вот что было дальше: обезумев от долгов, доведенная до крайности, всего через несколько недель после покупки домика на Арбол-драйв Глэдис Бейкер вынуждена пустить к себе жильцов. Ее одолевает тревога, сколько бы она ни работала в студии, ей не выпутаться из долгов. Им конца-краю нет. Где-то в жизни Глэдис находится кредитор, который ждет своей очереди. Ей пришлось поделить свою мечту надвое и предоставить второй этаж своего дома в распоряжение четы английских актеров — Мюррея Киннела и его жены. Как будет потом рассказывать ее подруга Грейс Макки, она очень быстро заметила, что «мистер и миссис Киннел плохо ведут себя с Нормой Джин». Почти двадцать лет спустя, в 1953 году, Мэрилин Монро упомянет о неком «мистере Киммеле», который завел ее в свою комнату, закрыл дверь и велел ей быть «хорошей девочкой». Несколько минут спустя, замаранная, опозоренная, напуганная, она попыталась рассказать об этом своей «тете», которая залепила ей пощечину и назвала лгуньей. И тут спустился элегантный, одетый с иголочки «мистер Киммел» (или «Киннел»), погладил ее по голове и дал ей монетку, чтобы она купила себе конфетку. Девочка запуталась, замкнулась в молчании и непонимании. С тех пор она стала заикаться.

Как обычно, всей правды об этом происшествии узнать невозможно. Да и не это главное. Что такое изнасилование? Первый муж Мэрилин Джим Дагерти будет утверждать, что она была «девушкой», когда он на ней женился. И всё же осенним днем 1934 года маленькую Норму Джин, дочку Глэдис, снова по-настоящему придушили, перекрыли кислород. Ее лапал, трогал в самых потайных местах респектабельный мужчина, всеми уважаемый и обожаемый его матерью, она не понимала, что происходит, привычный мир вокруг нее рушился (мир проповедей, протестантских речей, добра и зла). Пошатнувшись, она хотела укрыться в объятиях своей «тети» (на самом деле, разумеется, это была ее мать), и тогда ей нанесли вторую рану, возможно, еще более проникающую, более глубокую, чем первое оскорбление. Взрослое любимое существо не защищает ее, не утешает. Наоборот, отталкивает и обвиняет. Это самая ужасная несправедливость, самая возмутительная и бесполезная, ведь в глубине души Глэдис наверняка знает, что Норма Джин не лжет. И Норма Джин знает, что та знает. Но она пленница своей мечты. Она не может допустить, что не в силах защитить свою дочь, как не смогла спасти сына. Второй раз. Что это за мать, если она не защищает своих детей? Ей остается только расписаться в своей полной неприспособленности к жизни в этом мире и удалиться, сложить с себя, наконец, всякую ответственность. Нарастающее психическое помешательство, приступы, признание недееспособности и помещение в психиатрическую лечебницу в декабре 1934 года. Однажды утром Норма Джин услышала крики ужаса, а затем смех из кухни. Глэдис сорвалась с якоря, отправилась в страну, которую знала она одна. Санитары привязали ее к носилкам. «Скорая помощь» уехала.

Безумие, возможно, — замаскированная и не такая болезненная форма сознания своей вины. Глэдис Бейкер в свою очередь сошла со сцены. Сказка о белом домике продлилась три месяца.

На сей раз Норма Джин умерла. Осталась только оскорбленная девочка, снедаемая угрызениями совести, одна-одинешенька на всей земле. Да теперь еще и заика. Согрешила ли она? Сдала ли она свою мать санитарам из психбольницы? Она осталась без семьи, уже тогда она принадлежала всему миру Ее тело, отныне отданное в общее пользование, тайно готовилось взять реванш. Она еще не знала об этом. Пятно первородного позора, который одновременно созидает и разрушает. Поруганное тело Нормы Джин отправило ее мать в психбольницу, а ее саму в детский дом. Это неудержимое скатывание по склону горы, на которую не взобраться обратно, тот момент, когда всё пошло кувырком, а Норма Джин Мортенсен, дочь Глэдис Бейкер, умерла в глазах общества, утратила свое лицо. Отныне ей придется найти себе другое.