— Ты ее видела? — прошептала Ранда, кивая в сторону Сальвы Дарвиш. — Бьюсь об заклад, что она их нарумянила.

— Кого «их»? — спросила Лина, осматривая комнату. Ее взгляд скользнул по Хофману и прошел дальше.

— Свои сиськи! Видишь, они по бокам розовые? Наверно, она считает их недостаточно пышными.

— Не глупи. Даже Сальва не станет этого делать.

— И как это Марвен так быстро разбогател? — спросила Ранда, взяв у проходящего официанта с подноса «киббе». — Я думала, он простой бухгалтер.

— Друзья в Багдаде, — тихо ответила Лина. Прошел еще один официант, предлагая бокалы с шампанским; бутылка стояла тут же на подносе, чтобы все видели этикетку.

Хофман подошел к двум женщинам, чтобы представиться. Только не умничай, сказал он себе. Она наверняка уже наслушалась всяких приколов отсюда и до Басры.

— Привет! — сказал он Лине. — Меня зовут Сэм Хофман. Кажется, мы не знакомы? — Он протянул ей руку по-американски, открыто и дружелюбно.

— Меня зовут Лина. — Она сдержанно и корректно ответила на его рукопожатие. — А это моя подруга Ранда. — Хофман поздоровался с другой женщиной и снова обернулся к Лине. В черном платье, с коротко стриженными черными волосами и белым жемчугом она выглядела почти по-королевски, во всяком случае, красивей, чем ожидал Хофман, и это его слегка смущало.

— Вы немного похожи на актрису Анук Эме,[7] — сказал он. — Вам никто об этом не говорил? — Ему не хотелось произвести на нее впечатление заурядного приставалы, но почему-то так получалось.

— Нет, — сказала она с улыбкой. — Какой увесистый комплимент. Вы им часто пользуетесь?

— В первый раз, — ответил Хофман, по-прежнему смущенный, но уже не очень. В конце концов, это была правда: она действительно походила на Анук Эме.

— Замечательно, — сказала Ранда, округлив глаза. — Лучше я оставлю вас, чтоб вы получше познакомились.

— Не уходи, — попросила Лина, но подруга уже гордо поплыла в сторону группы молодых ливанских банкиров, которые громко смеялись, обсуждая одного из своих коллег-однокашников, ставшего исламским фундаменталистом.

Хофман решил сделать заход поделикатнее.

— Вы давно знаете Марвена? — спросил он на пробу. — Он друг вашей семьи?

— Я из Ирака, — ответила она. — Мы все друг друга знаем.

— А чем вы занимаетесь? Я имею в виду работу. — Хофман все еще чувствовал себя слегка неловко. Ее красота выводила его из равновесия.

— Я работаю в бухгалтерии, с компьютерами.

— Звучит страшновато.

— Только для мужчин, не уверенных в себе.

— Значит, все в порядке. Я очень уверен в себе. А где вы работаете?

— В одной финансовой компании, — ответила Лина после паузы.

Хофман улыбнулся.

— Чья она? Американская?

— Нет. — Она стала перебирать жемчуг у себя на шее. Казалось, ей было неловко.

— Тогда чья, саудовская?

— Нет. Иракская, если уж вам так интересно.

— Понятно. — Хофман кивнул. Очевидно, она не расскажет ему того, о чем должна молчать. — Давайте-ка я попробую с ходу угадать. Вы работаете в «Койот инвестмент», верно?

Ее взгляд моментально застыл, словно силы оставили ее. Она осторожно посмотрела на него снизу вверх.

— Как вы догадались?

— Я знаю, что Назир Хаммуд — один из клиентов Марвена, вот я и подумал, что вы, наверно, работаете у Хаммуда. Тем более, вы не захотели о нем говорить. Кстати, он придет?

— Сомневаюсь, — холодно ответила Лина. — Он в отъезде. — Она как будто резко нажала на тормоза; наступила долгая пауза. Хофман стал соображать, можно ли ему продолжать расспросы, и решил, что другого выхода у него нет.

— А кто он такой? Я имею в виду Хаммуда. Про него столько болтают.

— Вы задаете слишком много вопросов, мистер Хофман, — сказала она, — и ставите меня в неловкое положение. — Она повернулась, собираясь отойти.

Хофман поймал ее за руку.

— Простите, я виноват. Я не хотел быть назойливым. Не уходите. Давайте выпьем. — Он взял бокал у проходившего официанта и подал ей. Вид у него был действительно виноватый. Секунду поколебавшись, Лина взяла бокал. Несмотря на свои выходки, Хофман показался ей интереснее, чем остальные гости.

— Вам бы следовало кое-что знать об иракцах, — сказала она миролюбиво. — Мы очень не любим отвечать на вопросы.

— Оставим это, — ответил он. — Я уже все понял.

Хофман проводил ее в сад. Во влажном вечернем воздухе стоял аромат первых распускающихся весенних цветов. Они немного поговорили о книгах, потом о кино, потом о музыке. Хофман поинтересовался, есть ли у нее приятель, и она после небольшой заминки ответила «нет» — скорее всего это означало, что раньше был, а теперь нет. Когда подали еду, они вместе прошли к буфетным стойкам, а потом расположились с тарелками в библиотеке. Хофман был в отличном настроении и разговаривал громко, по-американски. Двое иракских джентльменов уселись на соседний диванчик, курили и перебирали четки, но он не обратил на них внимания.

— А вы чем занимаетесь? — спросила Лина, когда подошла ее очередь задавать вопросы.

— Я финансовый консультант.

— Что это значит?

— Я работаю для тех компаний, которые хотят делать бизнес в арабском мире. Объясняю им кое-какие вещи.

— Например?

— Например, с кем стоит иметь дело, а от кого лучше держаться подальше.

— Так вот почему вы интересуетесь Хаммудом.

Хофман пожал плечами.

— Отчасти. Но вами я интересуюсь совсем не поэтому.

— Вы детектив?

— Что-то в этом роде.

Она перешла на шепот:

— Вы работаете на ЦРУ?

Он громко рассмеялся.

— Нет, что вы. Я терпеть не могу ЦРУ. Я провожу только финансовые расследования. Добываю информацию и делюсь ею со своими клиентами. Это абсолютно безвредно.

— Все равно мне, наверно, следует держаться от вас подальше. Могут быть неприятности.

— Из-за меня? Да у кого из-за меня могут быть неприятности?

— У моего хозяина. Он не любит детективов. Даже таких, которые называют себя консультантами.

Хофман подмигнул ей. Наконец-то она заговорила по делу.

Во время их разговора в дверь салона вошел человек в темных очках. Он медленно двигался в сопровождении молодой женщины, которая шла впереди него, подав ему правую руку. На вид ему было около пятидесяти или пятьдесят с небольшим, но на ногах он стоял нетвердо. Казалось, он тянул за собой какую-то тяжесть на невидимой цепи. Несколько человек поздоровались с ним смущенно и неуклюже, словно его присутствие служило им упреком. Другие, обсуждавшие в стороне последние слухи, внезапно замолчали. У Сальвы Дарвиш был подавленный вид. Хофман не сразу понял, что этот человек слеп. Он обернулся к Лине и увидел, что лицо ее стало горестным.

— Кто это? — спросил он, указывая на слепого.

— Его зовут Набиль Джавад.

Хофман стал усиленно вспоминать.

— Чем он занимается? В какой компании?

— Он поэт. — О вновь прибывшем она говорила коротко, отрывисто и явно неохотно.

— Напомните же мне. Что он пишет? Он знаменит?

— Среди иракцев — знаменит. Он пишет о нашей стране. Или писал. Сейчас он уже не пишет. У него фонд.

Хофман не отрываясь смотрел, как этот человек, одетый в простой черный костюм, продолжал путь через многолюдный салон. Когда он приближался, гости отходили назад, но из страха или от жалости — Хофман не понимал.

— А кто эта женщина? — допытывался он.

— Его дочь. Не задавайте так много вопросов, прошу вас, вы ставите меня в трудное положение.

— О’кей, — сказал Хофман, но не мог оторвать взгляд от поэта Джавада, который оказывал на всех такое мощное воздействие. Слепой продолжал обходить комнату, опираясь на руку дочери, но, как ни странно, никто не сказал ему ни слова. Лина заметила, что на Хофмана новый гость произвел сильное впечатление.

— Он очень смел, — чуть слышно произнесла она, — но ему не следовало сюда приходить.

— Почему?

— Потому что это опасно.