Судьба Павла Анненкова сложилась иначе.
Первоначальное образование он получил в Петербургском горном корпусе, где проучился до специальных классов горно-инженерного дела, затем недолго
был вольнослушателем Петербургского университета по историко-
филологическому факультету. В 1833 году Анненков пытался служить в
министерстве финансов в чине коллежского секретаря, но, пожелав, по
собственному признанию, «пожить как хочется», вскоре оставил службу и
перешел на положение бесчиновного «неслужащего дворянина».
Анненков увлекается в эти годы театром, живописью, литературой,
знакомится с Н. В. Гоголем и входит в круг его приятелей по Нежинскому лицею
и новых петербургских знакомых. По характеристике Анненкова, это был «никем
не ведомый и запертый в себе самом кружок» почитателей гоголевского таланта, любителей литературы и искусства, далекий от серьезных общественно-
политических запросов. Но в кружке уже внимательно и сочувственно следили за
выступлениями Белинского в «Молве» и «Телескопе» в защиту гоголевского
творчества и, судя по умонастроению молодого Гоголя, Н. Я. Прокоповича и А.
А. Комарова, не чуждались независимого образа мыслей и вольного слова.
Не без влияния Гоголя Анненков пробует свои силы в беллетристике. И. И.
Панаев называет его в числе безвестных начинающих авторов, которые во второй
половине тридцатых годов в Петербурге собирались по вечерам у А. А. Комарова, кадетского капитана Клюге фон Клугенау и читали по очереди свои сочинения.
На одной из таких сходок у А. А. Комарова в конце 1839 года Анненков
познакомился с Белинским.
С конца 1840 года по начало 1843 года Анненков пребывает за границей, путешествует по Германии, Италии, Франции, длительное время живет в Париже.
Трудно точно сказать, какие умонастроения владели им в конце тридцатых
— начале сороковых годов. Но одно несомненно: будучи, по собственному
признанию, «от малых ногтей петербургской косточкой», вращаясь и в чиновном
и в довольно разношерстном кругу окололитературной и театральной
петербургской молодежи, Анненков не особенно-то задумывался над теми
вопросами русской действительности и литературы, которые составляли
6
содержание жизни Белинского. По свидетельству современников, он уже и в те
годы отличался завидным умением «отыскивать себе наслаждение и
удовлетворение во всем — ив природе, и в искусстве, и даже во всех мелочах
жизни».
Однако общение с Белинским оказало и на Анненкова серьезное влияние, и
об этом он сам довольно подробно и объективно рассказал в «Замечательном
десятилетии». Через Белинского Анненков вошел в среду передовых литераторов, группировавшихся в сороковых годах вокруг обновленных «Отечественных
записок», а затем «Современника»,. «получил понятие» и о московских кружках и
сблизился в дальнейшем с Боткиным, Грановским, Кавелиным и другими
западниками. По совету Белинского, Анненков занялся в это время
публицистикой и выступил с интересными путевыми очерками и
содержательными зарисовками из европейской жизни — «Письмами из-за
границы» (1841—1843) и «Парижскими письмами» (1847—1848), возникшими в
итоге его длительных пребываний за границей.
Анненков никогда не разделял революционно-демократических убеждений
Белинского и Герцена. Он всегда был далек от свойственного им пламенного
искания истины и тем более от претворения передовых идей в общественное дело.
Его интерес к идеям демократии и социализма не простирался далее
платонической любознательности.
Но даже и Анненков был серьезно увлечен идейным подъемом сороковых
годов в России, сопутствовавшим освободительному брожению среди
крепостного крестьянства. Это время стало для него порой наибольшего
вольномыслия и сочувствия освободительным идеалам в той мере, в какой эти
понятия вообще применимы к людям его духовного склада и образа мыслей.
Как и большинство либералов-западников, Анненков был сторонником
«европеизации» общественно-политических порядков в России, защиты
гражданских прав личности, просвещения и свободы слова. Он искренне осуждал
бесправие, царившее в стране, произвол царских чиновников, гнет цензуры и, судя по переписке с Белинским, сочувствовал отмене крепостного права.
Сороковые годы являются наиболее светлой полосой в истории русского
либерализма. В своем недовольстве николаевским режимом и крепостничеством, в защите гуманизма, просвещения и литературы, в своем сочувствии к
«простонародью» и терпимости к «увлечениям» и «крайностям» нарождавшейся
демократии, лучшие из либералов-западников этого времени совершенно
искренни, они далеки еще от классового своекорыстия, измен и предательств. Но
ограниченность их точки зрения, их половинчатость и политическая
бесхарактерность совершенно очевидны уже и в эту эпоху и вызывают резкую и
прямую критику со стороны Белинского.
В 1843—1845 годах Анненков живет в России. Он «свой человек» в
петербургских и московских кругах, связанных с Белинским, Герценом и
Грановским. В это время он особенно близко сходится с Белинским и казалось
бы, поддерживает его литературные и общественно-политические устремления.
Однако в идейных спорах и столкновениях, знаменовавших начало отмежевания
демократии от либерализма, Анненков, как правило, всегда оказывается на
7
стороне то Грановского, то Боткина, разделяя их идеалистические взгляды и
умеренно либеральные упования в политике.
В начале 1846 года Анненков вторично уезжает за границу, живет проездом
в Берлине, Брюсселе и устремляется в Париж. Через своих русских приятелей —
В. Боткина, Г. Толстого и М. Бакунина он знакомится с многими выдающимися
деятелями международного освободительного движения— Лелевелем, Гейне, Жорж Занд, Гервегом, Леру, Прудоном, Корбоном.
В искреннем желании быть «с веком наравне», «не отстать», «ловить
современность» Анненков жадно искал встреч с замечательными людьми своего
времени, и в этом не было с его стороны ни лицемерия, ни расчета. Эту черту в
Анненкове тонко подметил впоследствии Лев Толстой, который писал 21 октября
(1 ноября) 1857 года Боткину и Тургеневу: «Анненков весел, здоров, все так же
умен, уклончив и еще с большим жаром» чем прежде, ловит современность во
всем, боясь отстать от нее. Действительно, плохо ему будет, ежели он отстанет от
нее. Это одно, в непогрешимость чего он верует». Именно этот мотив, а не какой-
то неискренний расчет, как иногда думают, свел его с Марксом и Энгельсом.
Анненков встречался с ними в Брюсселе в конце марта — начале апреля
1846 года и тогда же присутствовал на одном из заседаний руководимого
Марксом Брюссельского корреспондентского комитета коммунистов. Это
заседание он и описал впоследствии в <3амечательном десятилетии». В
дальнейшем Анненков не раз виделся с Марксом и поддерживал с ним
оживленную переписку вплоть до революции 1848 года.
Обширный круг знакомых в среде международной революционной
эмиграции, активное участие Анненкова в тех спорах и дискуссиях, которые
волнуют в это время русско-парижскую колонию во главе с Бакуниным и
Сазоновым, а затем Герценом, дошедшая до нас переписка Анненкова с К.
Марксом и М. Бакуниным, наконец его «Парижские письма», проникнутые
пытливым интересом к кипучей идейной жизни предреволюционного Парижа,—
все это говорит о том, что Анненков вполне серьезно увлечен в эти годы
теоретическими исканиями освободительной мысли. Он внимательно изучает
немецкую и французскую революционную публицистику, не без влияния Маркса
обращает внимание на печать «работников», проявляет особый интерес «к
политико-экономическому движению», которое, по его мнению, «составляет