Теку побрызгал мне в лицо водой из озера, и я пришел в себя.

— Ну ты даешь, на кого ты похож, опух весь, — сказал он. — Пойдем-ка отсюда.

У меня перед глазами все плыло, Вальдета нервно теребила пальцы, а у Валькирии на лице было написано отвращение.

— Люди, он тут все заблевал, свинья! — безжалостно проговорила Валькирия.

— Заткнись, дылда, я еще живой, — сказал я, вновь овладевая ситуацией.

— Хочешь остаться, что ли? — встревоженно спросил Теку.

— Со мной все в порядке, танцуй дальше, я останусь тут.

И они пошли танцевать, неблагодарная Вальдета тоже пошла с ними, а я остался наедине с печалью и одиночеством.

«Нет никакой солидарности между людьми», — подумал я, осматривая свою окровавленную и заблеванную рубашку.

Мне удалось дотащиться до озера и умыться. Мне стало получше, и я побрел по аллее, обсаженной пальмами, и размышлял о скоротечности земной человеческой жизни. «Мы — звездная пыль, мы — черви», — философствовал я, дивясь на собственные умственные способности.

Я еще чуть блеванул, чтобы стало полегче. Только собрался я блевануть еще разок, как увидел, к вящему своему испугу, посреди листвы крошечные шляпки грибов. Боже правый, мне до гроба не забыть этого вечера! Я сел и принялся глядеть на грибы, не решаясь к ним притронуться, но чего еще было ждать от такого вечера? И тогда, зажмурив глаза и зажав нос, я набрал грибов и стал их жевать, делая усилие, чтобы снова не блевануть. Они пахли мочой, но ничего, все обошлось.

Я вернулся на скамейку, где меня оставил Теку, снял пиджак, прикрыл им лицо, лег на спину и растянулся, ожидая, что кто-нибудь меня да хватится.

Долго ждать не пришлось. В отдалении звучала музыка, которая время от времени усиливалась и терзала мне уши, единственный здоровый глаз, кожные поры и все прочие отверстия. Но даже одним глазом я мог видеть невероятный калейдоскоп красок, тело мое воспаряло, воспаряло, воспаряло, и до меня доносились далекие голоса, сирены, стоны, сдерживаемые вздохи, краски и вспышки, раздирающие небо.

— Кто-нибудь знает этого парня? Господи, Царица Небесная, это же Нанду, — заорала Сонинья, шлюха этакая.

— Надо бы врача вызвать, — пропищал истеричный женский голос.

— Нет, пожалуйста, позовите мне Теку, позовите мне Теку.

И тогда небеса разверзлись, я увидел Божий лик, ощутил неизреченный покой, сделался легким, точно перышко, и почувствовал, что теряю сознание.

Очухался я на другой день в доме у Теку.

— Где я, какой сегодня день? Я что, умер? — вопрошал я толстого субъекта, вводившего мне иглу в вену.

— Да нет, не умер, но только чудом, — ответил тот.

Это был врач.

— А это что еще такое? — спросил я, показав пальцем на иглу.

— Глюкоза, — ответил он.

«А, ну это еще ничего», — подумал я с облегчением и снова вырубился.

К вечеру пришел Теку и сказал:

— Твой отец все знает, он приходил сюда, пока ты дрых, и сказал, что завтра тебя заберет.

— Сколько времени? — спросил я.

— Полночь, — ответил он.

— А какой сегодня день?

— Суббота, а завтра воскресенье.

— Значит, все произошло вчера? — разочарованно спросил я.

— Ну да — вчера и сегодня тоже. Непонятно, что ли?

Я поглядел на него единственным здоровым глазом, покачал головой и, прежде чем снова потерять сознание, сказал, что все это очень печально. Мне казалось, что несколько дней, месяцев или даже лет отделяют меня от того безумства. Оказывается, это случилось всего лишь вчера, и значит, мне всего восемнадцать лет и вся моя дерьмовая жизнь впереди.

В воскресенье утром я уже встал на ноги, хотя меня все еще тошнило. Мать Теку успела постирать мне одежду, так что я мог с достоинством показаться в презренном мире. Солнце почти слепило меня, ноги подкашивались, я прислонился к стене, точно последний пьяница, а Теку насмехался надо мной:

— Ты похож на Андрея Юродивого.

Я выругался и пошел дальше.

— А Вальдета где? — спросил я у Теку.

— Исчезла из виду, — ответил он, и я сделал вывод, что женщины неблагодарны и непредсказуемы. Бедные мужчины! Бедное человечество!

Я добрел, шатаясь, до автобусной остановки, прислонился к столбу и стал ждать. Первый автобус был переполнен, и я решил дождаться следующего. На ногах я уже не держался и, на свое счастье, обнаружил скамеечку на площади перед газетным киоском. Я стал наблюдать единственным здоровым глазом, чем там торгуют. Торговали, между прочим, журналом «Маншети». Он был раскрыт посередине, и на развороте была помещена фотография старика со спокойным, умиротворенным лицом. Это был новый президент республики, генерал Эмилиу Гаррастазу Медичи. Я посмотрел на его глаза и подумал, что, судя по лицу, это добрый человек. Да, он кажется добрым, повторил я и, собравшись с силами, решительно встал. Сделал шаг и, почувствовав, что крепко держусь на ногах, двинулся дальше.

Праздник закончился. Теку умудрялся идти, не спотыкаясь о камни, хотя от него на километр разило перегаром. Я тоже нетвердо держался на ногах, но голова была довольно ясная, и вскоре до меня дошло, что надолго его не хватит.

— Ладно, — сказал Теку, — ты старше, вот и показывай дорогу.

Мы тогда дружили, где он теперь — не знаю, видимо, затерялся в бескрайнем мире и наверняка бедствует. Но в те времена нам было по восемнадцать лет, и мы прожигали жизнь, пьянствуя и цепляя девок. Мы были такими близкими друзьями, что один из нас уступал свою подругу другому, а через несколько дней мы обсуждали, как она: со мной, мол, целуется, но не позволяет трогать себя за грудь, а ты, Теку, трусы с нее снимал? Нет, чего не было, того не было.

В тот вечер после праздника ни Теку, ни мне не удалось подцепить девчонок — не повезло нам. Это было в субботу после Пасхи, когда полиция ходит с собаками, потому что народ выпивает, поет, пляшет до упаду и у всех муравьи в штанах.

— Ну что, давай еще попытаем счастья? — спросил я у Теку.

— Давай, — ответил Теку, споткнулся и растянулся на мостовой, будто клоун. Когда я подошел к нему, чтобы помочь подняться, из горла у него вырвался характерный звук, и его вывернуло наизнанку. Да, так дело не пойдет. Черт возьми, он выпил за троих и весь посинел.

— Дай я отведу тебя домой, — предложил я.

А он ответил:

— Да катись ты под такую мать, козел.

Ну, разве так можно? Я занервничал. Времени терять было нельзя, член у меня изнывал от бездействия, а Теку нажрался, как свинья. Мне все же удалось дотащить его до площади, усадить на скамейку, и спустя десять минут он уже спал сном праведника. Я прикрыл ему лицо газетой и попросил прощения, мол, жалко, дружок, что ты так нализался, но у меня свои планы на вечер. Пожелал ему спокойной ночи и двинулся туда, где играла музыка. Пускай Теку меня простит, он ведь мой друг и сам не захотел бы нарушить мои планы. Под утро он оклемается на площади, где наверняка уже будет полно народу, может, испугается, да делать нечего.

Если бы я больше пить не стал, ничего особенного, может, и не произошло бы. Вскоре я добрался до клуба текстильщиков. Черт возьми, шел уже второй час ночи, танцы через час кончались, и меня чуть было не вытолкали в шею. Мне все-таки удалось обвести швейцара вокруг пальца, точь-в-точь как в детективном кино, и вот я уже, шатаясь, брожу между столиками. Кого только не было в зале — и блондинки, и брюнетки, и негритянки, и геи. Последняя категория меня не интересовала, зато остальные — еще как.

Я подошел к стойке и спросил «Куба либре». Коктейль медленно потек по моему горлу вниз. Потом я еще послонялся по залу и вернулся к стойке. Заказал еще один коктейль и немедленно ощутил дьявольский кураж. После третьего коктейля я уже бойко разгуливал по залу и щипал девок за задницу. Это пока не предвещало ничего худого. Плохо другое: мне никак было не остановить выбор на одной из них, я на ходу заигрывал со всеми. Какой-то придурковатый верзила огрызнулся на меня, когда я положил глаз на его девицу и показал ей язык. Он тут хозяин, что ли, дурак набитый?