– Ты должен был оставаться где-то поблизости,– неприязненно заметил Дортмундер,– и помочь мне бежать.

– Джон, ты же разумный человек.

– Я изо всех сил пытаюсь избавиться от этого недостатка.

– Значит, ты по-прежнему испытываешь ко мне неприязнь.

Дортмундер снова остановился, нахмурился и, повернувшись, испытующе уставился на Гаса, излучающего чувство оскорбленного достоинства.

– Ты слышал про кольцо? – наконец, спросил Дортмундер.

– Про кольцо? Какое кольцо? – искренне удивился Гас.

«Я расскажу ему всю историю, и если он хоть раз улыбнется, пошлю его к черту»,– решил Дортмундер и сказал:

– Это причина, по которой я вернулся в дом.

– Считаю, что это было очень смело с твоей стороны.

– Это было необходимо – из-за того, что случилось.

– Да что случилось-то?

– После того, как меня свинтили, копы спросили у хозяина, все ли вещи на месте. И тот заявил, что я украл у него кольцо и надел его себе на палец. А это было мое кольцо, мне его подарила Мэй! И копы заставили меня снять кольцо и отдать тому парню.

У Гаса отвисла челюсть.

– То есть он украл у тебя кольцо?

– Вот именно,– подтвердил Дортмундер, следящий за ним, как ястреб.

– Вот же ублюдок! – возмущенно завопил Гас, не обращая внимания на шарахнувшихся от него пешеходов.– Это же каким надо быть сукиным сыном, чтобы пойти на такое?!

– Ты действительно так думаешь?

– Тебя уже повязали, и понятно, насколько тебе в этот момент хреново, а он выкидывает такой фортель! Вот сволочь!

– Это точно.

Они возобновили движение. Гас никак не унимался.

– Нет, ну просто слов не хватает! Никогда не слышал про подобную низость! Это все равно что пнуть упавшего.

– Вот почему мне пришлось сбежать и вернуться в тот дом. Я хотел вернуть свое кольцо, но этот гад уже ушел. Поэтому я забрал кое-какие другие вещи.

– И правильно сделал.

– Но я все равно намерен вернуть свое кольцо.

– Естественно. Я бы на твоем месте преследовал этого подонка по всему миру.

– Я так и собирался. Но оказалось, что он как раз сейчас в Нью-Йорке.

– Ты серьезно?

– И у него в здешней квартире наверняка еще много ценного.

– Бьюсь об заклад, что так и есть.

– Мы собираемся туда сегодня ночью. Попытаемся вернуть кольцо, ну и заодно посмотрим, что там еще можно взять.

– Мы?

– Со мной идут Энди Келп и взломщик, пока еще не знаю, кто именно. Хочешь стать четвертым?

– Ты имеешь в виду – забыть про то дело в Каррпорте и пойти с вами?

– Именно.

– Что ж, я в игре.

Макс был взбешен. Сама мысль о том, что тебя отчитало какое-то мелкое ничтожество, была невыносима. Когда в полтретьего Макс, наконец, вышел от судьи Мэйнмена (полтора часа потрачено на этого идиота!), его трясло от унижения и ярости. Впервые за долгие годы он был готов лично совершить убийство.

– Да я... да я его...

– Я бы ничего сейчас не говорил на твоем месте, Макс,– посоветовал его личный адвокат Уолтер Гринбаум, идущий рядом.

– По крайней мере, пока мы не выйдем на улицу,– добавил замыкающий шествие Джон Вайсман.

Джон был еще одним адвокатом Макса, которому иногда казалось, что их у него не меньше, чем тараканов в китайском ресторане. Особенно если неожиданно включить свет на кухне. Джон Вайсман, в частности, вел дела, связанные с банкротством Макса. Он посвятил банкротствам всю свою профессиональную карьеру, и они были его коньком, а также способом безбедного существования, что доказывало: хочешь жить хорошо – облапошивай богачей.

При этом Вайсман не обладал королевским величием Грин-баума. Это был просто невысокий худощавый мужчина в отличной физической форме. С первого взгляда было понятно, что все свободное время, он посвящает охоте, туризму и скалолазанию. Максу часто казалось, что Вайсману приходится прилагать недюжинные усилия, чтобы не являться на судебные заседания в охотничьем камуфляже.

Хотя сегодня камуфляж больше пригодился бы самому Максу. Судья Мэйнмен, жалкий инквизитор с раскормленной ряхой, разглядывал его с таким презрением и брезгливостью, словно тот собрался нарушить все законы одновременно. Кстати, а почему преуспевающие бизнесмены, покупающие законодателей с потрохами, не могут пользоваться лазейками в законах, которые те сочиняют? Но ознакомить судью Мэйнмена с этой оригинальной мыслью Макс не рискнул.

– Вы же понимаете, что я не могу этого сделать,– заявил Макс, когда они покинули здание суда и, спустившись по лестнице с широкими невысокими ступеньками (из тех, что заставляют постоянно смотреть под ноги), направились к его личному лимузину, у открытой двери которого уже застыл в ожидании шофер.

Все трос залезли в лимузин, дверь захлопнулась, и Уолтер спросил:

– Чего ты не сможешь сделать?

– Извините, мистер Фербенкс, но у вас нет выбора,– практически одновременно сказал Вайсман.

Уолтер уставился на него.

– Какого выбора?

– В продаже дома.

– Я не могу этого сделать,– повторил Макс. Лимузин мягко тронулся с места, увозя их подальше от здания этого вонючего суда.– Это оскорбляет лично меня! Это оскорбляет мою компанию и моих сотрудников!

– Но,– осторожно заметил Вайсман,– у нас есть судебное предписание.

Предписание. Этот карикатурный деспот, судья Мэйнмен, когда они вошли в его кабинет, буквально лопался от злости, что кто-то посмел нарушить вынесенные им мудрые решения. Он не поверил ни единому слову Макса, что тот заехал в Каррпорт, чтобы только забрать некие важные документы, и нагло выставлял это свое недоверие напоказ в течение всего разговора. Эта ничтожная пародия на судью, видите ли, сочла себя оскорбленной. Мэйнмен битый час разъяснял все процедуры, содержащиеся в Главе 11 и вытекающие из них запреты, неуклонное соблюдение которых, несомненно, улучшит перспективы кредиторов Макса, а нарушение, напротив, будет стоить последнему очень дорого. Многие миллионы.

Поэтому пришлось унижаться перед этим сукиным сыном: принести извинения, пообещать впредь более серьезно относиться к решениям, вынесенным этим ублюдком, и, наконец, благодарить этого конченого кретина за то, что он закрывает глаза на очевидное нарушение законодательства в обмен на предписание продать дом в Каррпорте.

Да-да! Продать дом и направить вырученные средства в фонд банкротства, на погашение долгов кредиторам. Чтобы каждый сотрудник «ТЮИ», начиная от менеджеров среднего звена и выше, хоть раз побывавший в особняке в Каррпорте, понял, что их босс потерял шикарную недвижимость по прихоти какого-то жалкого судьишки.

– Должен же быть какой-то выход,– раздраженно произнес Макс.– Давайте, думайте оба.

– Макс, Джон прав,– отозвался Уолтер.– Тебе придется выставить этот дом на продажу и надеяться, что его не купят до того времени, когда мы отрегулируем все наши проблемы.

– Нет,– возразил Вайсман.– Дом теперь помещен в список активов, подлежащих обязательной реализации для покрытия долгов по банкротству. И здесь мы ничего не сможем поделать.

– Гм-м-м,– даже обычные звуки, произносимые Уолтером, казались полными значимости и мудрости.

– А что если выставить его на продажу по очень завышенной цене? – предложил Макс.– Чтобы никто даже и не подумал его купить?

– Это будет расценено как неуважение к суду,– ответил Вайсман.– Вы обязаны выставить дом на продажу по реальной рыночной цене, и я должен буду довести это до сведения суда. Увы, тут ничего не поделать.

Макс погрузился в горькие раздумья, вертя кольцо на пальце. Он настолько уже привык к нему, что делал это машинально, даже не замечая.

– Итак, я потерял этот чертов дом,– признал он, наконец.

– Простите, мистер Фербенкс, но это действительно так,– подтвердил Вайсман.

– Макс, ты просто должен оставить это в прошлом и смотреть в будущее,– воскликнул Уолтер, Даже он порой не мог удержаться от напыщенного пустого трепа.

– Я могу наведаться туда еще раз? – спросил Макс.