Кроме того, все это объясняло еще и его странную уязвимость - он никогда не уставал любоваться этой девушкой. Его тянуло к ней как магнитом, несмотря на всю логику рассудка и самые мерзкие образы противоядия, которыми он пытался нейтрализовать этот сладкий и опасный для него яд желания, мгновенно заполнявший его ум при ее появлении.

  Неудивительно, что она была так искусна в любви - она отлично знала его возможности и каждую клеточку тела. Физически идеально подходя друг к другу, они были подобны хорошо подогнанному и уже давно притертому дверному замку, а своенравная химия их тел, незримо, но жестко диктовала свои правила. Они тяжело больны друг другом, но только ему, эта болезнь досталась в наследство.

  - Что же с ним произошло? - уже нетерпеливо спросил Хану.

  Ему давно очень сильно хотелось узнать, чье место он так неудачно занял, надолго ли тут задержится и не вернется ли старый хозяин.

  - Классическая история. Его звали Кайзи и он был помощником оракула, как раз в этом храме, - неохотно стала рассказывать Инна. - Мы с детства играли вместе, но он не отличался особенными способностями и потому, едва ли мог чего-то добиться здесь. По большому счету, он был мне не пара, но я все равно любила его.

  Хану вспомнил слова Эдди, о 'дисквалифицированных техниках кармомографа'. Очевидно, этот Кайзи и был одним из этих бедолаг. Неудивительно, что Инна достаточно жестко обошлась с Оракулом. Хотя, возможно, в конечном итоге, ей с рук сойдет и это. Он еще толком не разобрался в нюансах местной иерархии.

  Тем временем, Инна продолжила:

  - Как это обычно бывает, конечно же, нас застукали вместе. Отец был в ярости, я ведь была, своего рода, местной 'принцессой' и от моего брака зависело очень многое. Но, никогда не думала, что он зайдет так далеко.

  - И что же он сделал? - спросил снова Хану, на этот раз, уже почти зная ответ.

  - Как видишь, он провел 'обмен разума' между еще живыми людьми. Я точно не знаю, в кого именно он засунул Кайзи, но раз ты в его теле, то он в теле другого казненного, раз еще жив.

  - Казненного? - переспросил Хану.

  - Обычно, для этого используют тела приговоренных Трибуналом преступников. В телах же поддерживают основные жизненные функции, как раз для ритуала 'сброса времени', - равнодушно ответила Инна.

  - А потом уже на это освободившееся место, 'пригласили' меня? - Хану было не по себе, от того, что это тело напоминало проходной двор.

  - Да, потом появился ты. Но, прежде я добилась от отца обещания вернуть все на свои места, пригрозив разнести все Бюро к чертовой матери. Видимо, он не принял мои слова всерьез, - мрачно сказала девушка.

  - А куда делся бы я? - спросил Хану, надеясь на хотя бы наличие чахлых ростков гуманизма у Гридика и четкого плана, который бы еще можно было использовать.

  - Он обещал как раз сейчас, вас с Кайзи поменять местами. Но, вместо этого, они использовали обычный ритуал 'сброса времени' и я поняла это только в последний момент, когда Оракул уже полез за стилетом. Я не являюсь мастером ритуалов и не в курсе их тонкостей. Для меня, это почти всегда выглядит одинаково. Федеральные власти сильно торопили его с 'сбросом' и возможно, у него уже не было времени на полную программу и он решил ее несколько сократить, не поставив меня в известность. Отец, видимо, рассчитывал, что я постепенно пойму его и приму это, - ответила Инна, пожав плечами.

  - Значит, меня казнили бы потом тут, в любом случае, через 'обычный ритуал'?

  - Нет, обычно, тут никого не убивают. Для этого необходим просто обмен разумов. Во время ритуала, ты бы покинул это тело и очнулся уже в том. Но что-то, как видишь, пошло не по плану. Я уже не понимала, что происходит и поэтому решила остановить все это, до тех пор, пока сама не разберусь в этом. Скорее всего, они действительно, сейчас тебя хотели убить.

  - Хорошо, но что тогда нам делать сейчас? Они могут пойти на штурм? - спросил Хану, все это время напряженно прислушивающийся к тишине снаружи.

  - Едва ли. Отец не будет подвергать меня опасности, тем более, что они сейчас гораздо больше озабочены своим 'кармомографом', - кивнула на мумию Инна.

  Значит, это все-таки сам Флавий или вернее то, что от него осталось. Тогда что за тупое и идиотское слово - 'кармомограф'? Возможно, у кого-то в Бюро было очень своеобразное чувство юмора, которое он как-то неловко использовал, выдумав это нелепое 'аппаратное' название, чтобы до смерти не перепугать своих жертв раньше времени.

   - Лучше скажи, что ты теперь думаешь делать? - спросила она.

  Хану замешкался. Такая постановка вопроса подразумевала, что у него уже был какой-то план. Стоит ли говорить о записке от Марты? А кому он еще мог теперь доверять? За воротами его ждала толпа во главе с кровожадным директором. В таких условиях, шансы добраться до порта были ничтожными. Классический вариант с заложником? Его встретят хохотом, никто не поверит, что он сможет справиться с Инной, даже если бы она согласилась это сыграть. В заложники мумию? Рассыпется прямо в руках. Придется довериться девушке, ибо других вариантов не было видно.

  - Мне надо как-то добраться в порт и найти там Таши, - неуверенно сказал он.

  Лицо у девушки вытянулось от удивления. Судя, по тому, как она захлопала глазами, он сообщил ей что-то поразительное.

  - Невероятно, но это начальник местной таможни и очень старый друг отца... - потрясенно произнесла Инна, - Ты уверен, что не перепутал имя? Кто тебе сказал это?

  - Марта после лекции. Ты же сама меня туда послала, - ответил Хану, не понимая, сделала ли тогда это она специально.

  - Да, мне нужно было занять тебя чем-то, пока я советовалась с отцом, - сказала Инна, согласно кивнув. - Внизу, ты там был у всех на глазах. По крайней мере, не сделал бы попытки выйти на улицу, психанув, столкнувшись с 'домашним арестом' до тестов. Очень важно, чтобы ты чувствовал себя достаточно свободно и комфортно до этого. Никогда вот не думала, что Марта осмелится пойти на это, - задумчиво добавила девушка.

  - Пойдет на что? - переспросил Хану.

  - Будет работать против Бюро. Она одна из наших лучших и ценных профессоров кафедры.

  - Ладно, пока оставим это. Как мы можем добраться в порт? - спросил Хану, обеспокоенный отсутствием плана.

  Инна посмотрела на цветные витражи вверху. Они уже почти не давали света, солнце почти спряталось за горами.

  - Это большое розовое здание таможни у причала. Центральный вход, первый этаж. Я бывала там не раз и пойду с тобой. Им скоро придется убрать оцепление. Сейчас уже будет время 'бродячих'. - уверенно сказала Инна.

  - Мы снимем одежду и смешаемся с их толпой? - предположил Хану.

  - Тебя растерзают мгновенно. Они прекрасно чуют постороннего, - девушка посмотрела на него, как на круглого идиота. - У меня есть план. Я думаю.

  Хану ничего не оставалось, как просто заткнуться и покорно ждать, пока ему сообщат план побега, зреющий у нее в голове. Он слишком плохо знал город и все обстоятельства, чтобы предложить самому что-то дельное.

   15

  Быстро темнело. В зале догорали толстые восковые свечи, выхватывая застывшую фигурку Инны пляшущим светом. Она, обхватив голову руками, безмолвно сидела под столь же молчаливой мумией, видимо отшлифовывая в уме детали своего плана.

  Хану вспомнился их вечер на террасе, когда они наслаждались тишиной и вечерним покоем. В ту минуту, забыв обо всем, он просто любовался сказочной красотой девушки и видимо, был совершенно счастлив. Если бы это было возможно, то вероятно, стоило бы залить эту минуту в стекле и находится в ней вечно. Может быть, это и называют любовью?

  Неопределенность, которая так ранее угнетала его, казалась уже не самым плохим вариантом. Ее хотя бы, сопровождала надежда. Теперь, Хану уже точно узнал, что его хотели убить, но от появления такой уверенности в этом, легче явно не стало. Он бы отдал уже все, чтобы вернуть и тот романтический вечер, и ту неизвестность. И особенно ту, прошлую Инну, когда он все еще надеялся. Когда боялся признаться даже самому себе в том, что жаждет взаимности. Где-то в самом драгоценном уголке своего ума, берег мечту, что она полюбит его. Совсем слабый, но очень теплый, прекрасный и чистый огонек еле заметной свечи, который он не решался показать даже самому себе, но бережно хранил его на задворках сознания, словно опасаясь как-то сглазить или осквернить чем-то. Хану не знал, любит ли он ее сам, ведь за прошедшие эти два дня всерьез рассуждать о таком - было просто нелепо.