- Хочешь, мы сбежим сейчас вместе? - вдруг спросила Инна, прервав поток его высоких, словно небо мыслей.

  Она вновь, искусно высекала из его грубого мужского разума, очередную дивную статую ее нового образа, тонким, очаровывающим резцом женской красоты и желания. Хану, вдруг окончательно понял, что он ее по-настоящему любит. Любит, потому, что ему было уже безразлично, что она делает. Создает и ломает, манит и отталкивает, предает и спасает - он любит все это разом. Скорее вопреки, чем за что-то. Просто за то, что она сейчас есть. Без условий, метаний, сомнений - отчаянно и сильно, глубоко и спокойно. И это было очень красивое и вдохновляющее чувство, даже при ясном понимании его механизма и силы. Даже мираж, способен быть иногда самой прекрасной картиной. Он стал вдруг спокоен и счастлив, словно избавившись от тяжелого груза, который таскал за спиной с момента их встречи. Мир распахнулся и стал безграничным, а ум был свободен и ясен. Вдохновение переполняло Хану и он вдруг вспомнил, что в таком влюбленном состоянии, обычно принято тут же заняться поэзией и первые строчки, в каком-то слегка завывающем тоне, не заставили себя долго ждать: 'Прервался бег мыслей кружащий, в пространстве рассеялись тучи, диск солнца пел свою песню, любви безусловной, могучей...'.

  - Хочешь, мы сбежим сейчас вместе? - беспокойно повторила Инна, с тревогой смотря на его лицо с застывшей на нем расслабленной и идиотской улыбкой.

  Она немного встряхнув, на всякий случай потрясла его, чтобы стереть это тупое и мечтательное выражение с того места, которое ранее, вроде бы занимала его голова. Инна сейчас винила себя и всерьез опасалась, что он от всего пережитого, окончательно слетел с катушек.

  - С тобой, все нормально? - она уже почти кричала ему и занесла было руку, чтобы звонко отвесить пощечину и попытаться вернуть его заблудившийся разум обратно.

  Хану отрицательно покачал головой и чуть не задушив, крепко обнял ее. Он мог бы даже ничего не говорить - она уже и так, прекрасно поняла его, впившись в его губы своими.

  - Я люблю тебя, глупая! - прошептал ей Хану, как только смог это сделать.

  Ей тоже не требовалось ничего отвечать. За нее это сделало ее тело на пыльной и твердой скамейке в кузове прыгающей на ямах машине, петляющей по горному серпантину, заросшей лесом дороги. Обнимая сейчас ее, Хану уже отчетливо понимал, как он любит каждую частичку этого сказочно красивого существа, а его сердце громко отстукивало общий ритм их дыхания. Они были полностью опьянены, нет - скорее, безнадежно больны друг другом и это был тот редкий случай, когда такой диагноз их полностью устраивал, а симптомы болезни пока еще дарили лишь счастье и наслаждение.

  Снаружи шумела, билась и пульсировала какая-то жизнь, но им до этого, сейчас не было дела. Их мир сократился до размера их сросшихся тел. Было тепло и спокойно. Летевшая из щели полога мелкая пыль, смешавшись с ее слезами, украсила лицо причудливой коричневой татуировкой, а позади на брезенте обрисовала их двойной силуэт.

  Вжавшись друг в друга, они так могли просидеть, казалось бы, целую вечность, словно качаясь в маленькой лодочке, выхваченной пятном прожектора, посреди бушующих пенящихся волн темного и равнодушного океана страшной реальности. Свет скоро погаснет, а черная и неумолимая бездна неизбежно разобьет их шлюпку о скалы, но пока они еще вместе и это все, что у них сейчас было.

  Чуть позже, у Хану было время подумать о предложении побега. Эти слова не были для него неожиданными. Он уже думал об этом. По реакции солдат, он понял, что она обладала в Бюро заслуженно большим авторитетом и уважением. Как говорила Мира, была 'крупной рыбой' и скорее всего, со временем заменит отца.

  Сбежать с ним сейчас, значит поставить крест на блестящей карьере. Но, кто еще кроме нее может остановить все это? Взаимный обмен ударами, все больше раскручиваясь, может длиться бесконечно. Никто кроме нее, не сможет остановить эту месть и простить своего заклятого векового врага. Неистовая внутренняя ярость, внешне спокойной Миры, была хорошим тому подтверждением. Инна же, сможет дойти до конца и изменить все изнутри, без войны и потрясений. Хану, сейчас глубоко верил в это и уже полностью доверял ей.

  И самое главное - он уже устал убегать. Они быстро нашли бы кого-то другого, выудив из бардо чей-то очередной растревоженный разум. Кто-то, возможно, намного лучше, чем он, снова умер бы на алтаре за него, а он не мог принять этой жертвы. Инне нужно лишь выиграть время, она все поймет и сделает, то, что должна. Она сможет, сумеет.

  Дорога была очень длинной. Они несколько раз, молчаливыми куклами, пересаживались в другие машины, но Инна, держа Хану за руку, не отходила от него ни шаг. Возможно, со стороны это выглядело надежной охраной. Но, она, не могла оторвать от него мокрых глаз, умоляя его передумать.

  Разметать весь нелепый и слабый конвой. Убежать, унеся их любовь в те места, где их никогда не найдут и забыться друг в друге, растворив навсегда этот жуткий кошмар без остатка.

  Она проклинала его упрямство и такую тупую жертву, но уже знала, что он не изменит решения. Инна же сама проводила те тесты и понимала, что Хану не способен жить с этим дальше, а девушка не хотела ломать его, чтобы учиться любить то, что осталось бы. Засыпая с ним в машине, она не могла надышаться им и сжимала так крепко, словно боялась, что уже в следующее мгновение, его вырвут у нее из рук навсегда.

   Хотя смерть, неизбежно, придет, я не могу принять это близко к сердцу.

   Хотя применение возвышенной Дхармы может реально помочь,

   У меня не получается ее практиковать.

   Хотя закон кармы безусловно справедлив, я не могу разобраться в том что принимать и отвергать.

   Хотя необходимо хранить осознанность, я не применяю этого и постоянно отвлекаюсь.

   Гуру, помни обо мне! Скорее посмотри на меня с состраданием!

   Дай мне свое благословение, чтобы осознанность не покидала меня.

   Из-за плохой предыдущей кармы я был родился в конце этого темного века.

   Все, что я бы не делал, приносит лишь страдания.

   Мои плохие друзья отбрасывают на меня тень своих разрушительных поступков.

   Моя практика созидательных дел тонет в бессмысленной болтовне.

   Гуру, помни обо мне! Скорее посмотри на меня с состраданием!

   Даруй мне свое благословение, чтобы я проявлял упорство в практике Дхармы.

   22

  Легкий толчок и движение прекратилось. Они приехали. Тяжелый брезентовый полог откинулся и кузов мгновенно заполнило легким утренним светом. Высокое небо пронзали стрелочки ласточек, а на крышах домов важно прогуливались жирные чайки. День обещал прекрасную погоду, но Хану с Инной не ждали от него ничего хорошего.

  Неровная шеренга солдат, выстроилась под козырьком здания Бюро, рядом с раскрытой пастью его парадного входа. Их униформа была достаточно пыльной, а они сами, выглядели очень усталыми. Многие были легко ранены и некоторые уже едва держались на ногах.

  Видимо, это было то, что осталось от отряда тех бедолаг, которые еще вчера самоуверенно пытались преследовать беззащитную и нежную девочку в джунглях.

  Хану живо представил себе несчастное и испуганное существо, забившееся под какую-то лесную корягу и преследовавшую ее цепь грубых и нагло хохочущих верзил с засученными рукавами. Большие тяжелые сапоги остановились в сантиметре от исцарапанного и перепачканного грязью лица ребенка, зажавшего себе рот, чтобы не закричать от ужаса.

  Эта веселая картинка на миг выбила ум с рельса тяжелых и не самых простых мыслей и по лицу злорадно скользнула ухмылка.

  Мира, как он и подозревал при их первой встрече, оказалась настоящим боевым монстром и терминатором, явно обладавшим незаурядным умом и осторожностью дикого хищника, разглядев двойную игру Инны с самого начала. Наверняка, девушка уже успела создать для Бюро немало проблем и скорее всего, возглавляла топ-лист его приоритетных целей.