Их вышел встречать директор, собравшийся было о чем-то поговорить с дочерью и уже открывший для этого рот, но Инна, даже не взглянув на него и едва не отдавив ему ногу, повела мимо него Хану к входу здания. Она вполне могла позволить себе игнорировать столь важное и страшное, для остальных лицо, с мстительным удовольствием поставив его в нелепую ситуацию.

  Солдаты уважительно расступились, отдавая ей честь.

  - Трибунал собирается через четыре часа! - пожав плечами, уже в спину крикнул ей несмутившийся Гридик.

  Он с завидным самообладанием, давно привык достойно выходить из таких ситуаций, терпя причуды и капризы красавицы-дочки, все же заслуженно уважаемой всем коллективом Бюро. Директор поспешил в главный зал храма. У него там сегодня была бездна работы.

  Проигнорировав его выкрик, Хану и Инна, тем временем, уже заходили в здание. У них оставалось совсем немного времени и уже забыв обо всем, расстегивая на ходу одежду и обрывая пуговицы, они бежали по коридору в комнату, где всего неделю назад, они и встретились в первый раз.

  Их умы, словно войдя в резонанс, многократно усилили неутолимую жажду друг друга, жадно глотая украденное одиночеством время. В их последнее свидание, волны желания и осознание быстро приближающегося конца, на огненном горне безудержной страсти, сплавляли в сияющий слиток чистейшей и светлой любви, комок из двух тел, намертво спаянный вместе. Вся вселенная остановила для них времени бег, спрятав в памяти их наслаждение трансформацией в вечность.

  Кто-то постучал, прервав в уме Хану тоскливые и жалостные картинки, которые он неторопливо прокручивал в своей голове уже некоторое время. Немного подождав, но все же, резонно не решившись зайти, голос громко сообщил через дверь, что Трибунал уже в полном составе и теперь зовут к себе Инну.

  Девушка проворно оделась и уже не оглядываясь, решительно вышла. В душе она боялась, что еще раз посмотрев на него, сорвется с цепи и наделает глупости, исправить которые будет уже невозможно. Инна понимала и принимала его выбор, но не могла простить себя за то, что не может отпустить его, чтобы он мог спокойно уйти ни о чем, не жалея. Ее учили, что именно состояние ума в момент смерти, во многом обусловит среду и условия его нового перерождения, а она хотела для него только хорошего.

  Хану наблюдал этот быстрый уход, в очередной раз представляя, что уже больше никогда не увидит ее. На сердце снова стало очень тоскливо и мерзко. Он раз за разом, проигрывал в уме ее легкие шаги к двери, прощальный взмах медного хвоста волос и леденящий душу звук закрывающейся двери, похожий на могильный стук крышки гроба, будто его только что похоронили вживую.

  Ему надо собраться с силами, а она со всем справится. Без него. Как и весь этот мир, где он успел пробыть эту неделю. Но, сколько же всего уместилось в нее...

  Хану встал и подошел к зеркалу, в котором он первый раз увидел, невольно одолженное у Кайзи тело. Он увидел там жертву. Но не жертву директора, а скорее, жертву ума. Вот, единственный преступник и одновременно, объект своего преступления. Все в уме, все из ума. Безжалостная цепь 'неведение-эго-жажда-страдание' была намертво вшита в механизм этого мира.

  Он осторожно пощупал еще целую и здоровую грудь, представляя удар. Кожа была мягкой и эластичной, мышцы крепкими и все это двигалось, работало, насыщалось кровью и выводило все лишнее. Совершенный и молодой механизм. Идеально подогнанное и сыгранное сборище живых клеток. Теперь они, очевидно, его испоганят, проткнут этим глупым и нелепым стилетом.

   И где во всем этом, спрятался собственно, Хану? Это лишь имя целой толпы, но скоро уже все разойдутся и кто же останется? Одна лишь табличка, тут нет никого. А бывшие 'сослуживцы', разбредутся по миру, собираясь в новые механизмы, а вся эта пляска идет безначально...

  Хану, не очень хорошо тогда понял объяснения Гридика, о путешествие потока сознания в бардо после смерти, но теперь, до него вдруг дошло, что видимо, принципиальной разницы между телами различной 'тонкости' нет. Что бы там не было, оно может быть только очередным 'комплектом' состоящим из более мелких 'деталей', раз способно взаимодействовать с чем-то еще. А следовательно, оно изменяется, а значит, столь же временное и составное. И снова, саму его 'суть', там тоже никак не найти. Все пусто, лишь тени играют в обманчивой дымке иллюзии марш...

  Хану подумал, что его ум в ожидании смерти, врубил у себя какой-то очередной предохранительный клапан, пробивший его вдруг на такую философию, но ему и в самом деле, стало намного легче.

  Нельзя потерять то, чего никогда и не было. В этой мысли, ему сейчас виделась бездонная и успокаивающая глубина и высший смысл. Осталось только суметь сохранить это настроение в момент смерти, но Хану не был столь оптимистичен, зная, что не может настолько контролировать собственный ум, даже в намного более простых ситуациях. Что будет твориться в его мозге в последний миг его жизни, он боялся себе даже представить.

  Шаги в коридоре. Хану резко распахнул дверь, ожидая увидеть вернувшуюся Инну, но там опять стояло лишь это жутковатое чудище.

  Гридик. Снова белая тога. И опять эта улыбка... Он сейчас напомнил ему Джокера, Воландеморта и Дарт Вейдера разом. Видимо, даже в виртуальных злодеях было что-то похожее, что объединяло их всех. Что-то вроде 'универсального супостатства', которое было уже не скрыть никакими уловками. А Гридик, сейчас представлял концентрированную суть этого мерзкого качества.

  'Сколько можно, уже наелся им досыта. Как вообще, этот монстр мог привести к появлению Инны? У природы, видимо, все же очень странное чувство юмора' - Хану всего передернуло от отвращения. Зябко поежившись, от покрывших его тело мурашек, он молча пошел за директором. Для человека, которого ведут на эшафот, он пока еще чувствовал себя очень неплохо.

  Они, уже знакомым путем, шли через внутренний двор к парадному входу. Вокруг, как и в прошлый раз, было очень много людей. Но теперь, было еще и много солдат. А на крышах близлежащих домов, разогнав толстых чаек, уже сидели снайперы. Птицы оглушительно галдя, мстили им, прицельно гадя на головы и имитируя нападение сверху, что сильно злило и доставало народ.

  Судя по всему, тут иногда, все же бывает жарко. Стало понятно, почему некоторые окраины города, в прошлый раз, ему напоминали военный полигон, а значит, временами проводились серьезные боевые операции. Хану не хватило времени для того, чтобы узнать все эти детали, а теперь забивать голову разнообразным хламом, который ему уже не понадобится, не было никакого смысла.

  Они не попали сразу в храмовый зал, а прошли в неприметную боковую дверь. В одном из помещений, за толстой решеткой они нашли забившуюся в угол Инну. Комната была светлой и вполне прилично выглядела, чего нельзя было сказать о состоянии девушки. Она пыталась сохранить обычную для нее уверенность и достоинство, но все эти маски были сброшены сразу, как только она увидела его снова. Инна мгновенно прыгнула к ним, продемонстрировав такую быстроту и ловкость, что ее отец вынужденно отшатнулся назад, доказав, что отменные рефлексы, видимо, к дочери перешли от него. Но к его счастью, не он был ее целью.

  - Трибунал вынес свое решение. Нима и Хану идут на алтарь. На это больше никто из остальных непригоден. Ты же знаешь, мы сильно отстали по графику, - сказал ей Гридик, как-то глупо оправдываясь. - Таши с остальной компанией, едут на каторгу. Кайзи на пенсию, он заслужил.

  Но Инна на него не смотрела. Она протянула руки сквозь прутья решетки, судорожно схватив Хану за шею и прижав его лицо к своему. На глазах были слезы, а губы дрожали. Директор был тут неуместной, нелепой деталью и тот, конечно же, знал об этом.

  - Пришлось временно изолировать дочку, чтобы не рисковать. Она же горячая штучка, - Гридик мерзко подмигнул Хану, - иначе, может разнести здесь все, не хуже танковой дивизии. Но, я же не зверь, у вас десять минут попрощаться.