— Я хочу сказать, в некотором роде.

Я тоже засмеялся.

— Думаю, я не достоин особого доверия с вашей стороны.

Улыбка преподобного Сэма не исчезла.

— Его впервые в жизни заставили работать.

— Быть может, раньше никто ему не предлагал работы?

— Я предлагал, и неоднократно. Но он всегда отказывался.

— Вы отец. С его точки зрения, ваши предложения шли не в счет.

— Весьма вероятно. Во всяком случае, теперь он стал другим человеком. Он перестал болтаться.

Я промолчал. Конечно, я мог поведать о Бобби гораздо больше, но готов был поручиться, что из паренька еще выйдет толк.

— Вам известно, что Бобби — гомосексуалист?

Я кивнул.

— А вы?

— Не думаю, — улыбнулся я.

— Вы не уверены?

Я пожал плечами.

— Когда-то был уверен. Теперь не знаю.

Преподобный Сэм обвел взглядом комнатушку.

— Вы живете здесь?

— Буду жить, когда Бобби покончит с обстановкой. Как раз в данную минуту он носится по комиссионкам в поисках мебели.

— Он сказал мне, что вам нужна реклама, чтобы удержаться на плаву.

— Верно.

— Она у вас уже есть?

— Я имею гарантированную рекламу четырех страниц в каждом номере.

— А еще место найдется?

— Безусловно.

— Моя церковь регулярно помещает рекламу в газетах, на радио и по телевидению. Я могу занять определенное место на полосе и попросить бизнесменов из моих прихожан сделать то же самое.

— Я бы согласился, но, быть может, вы сперва посмотрите, какую именно газету мы собираемся выпускать?

— Вы против религиозной рекламы?

— Нет. Но вам может не понравиться то, что мы делаем.

— Бобби мне уже все рассказал. Вы собираетесь печатать фотографии обнаженных женщин и писать о сексе и наркотиках. У меня это не вызывает никаких возражений. Такова жизнь. Я проповедник, а не святой и не моралист. Мне хочется помочь людям найти себя и жить счастливо. Разве не то же самое — только иными средствами — пытаетесь сделать вы?

— Пытался. Но идеалы давно погибли. Теперь я пытаюсь только побольше заработать.

— И в этом нет ничего страшного. — Преподобный Сэм издал глубокий смешок. — Мне прекрасно удается сочетать обе цели.

Уж об этом-то он мог бы не рассказывать. Об источниках его богатства я слышал достаточно.

— Я с удовольствием купил бы часть вашей газеты.

— Извините, но прежде, чем Ввязаться в это дело, я принял строгое правило: никаких партнеров.

Глаза преподобного Сэма сощурились.

— Я слышал, Лонеган имеет свою долю.

— У вас неверные сведения. У него есть контракт, который гарантирует четыре страницы рекламы в каждом выпуске, на которую он, в свою очередь, заключает контракты через агентство. К самой же газете и ее выпуску он не имеет ровно никакого отношения.

— Ловко.

По манере, в какой это было сказано, я заключил, что преподобный Сэм догадался о затее Лонегана.

— Первый выпуск будет готов через две-три недели. Вы можете посмотреть, а затем сообщить мне о вашем решении.

— Я уже решил. Что вы скажете по поводу целой страницы?

— Пока не знаю. Мы еще не установили цену листа.

— Какую сумму Лонеган гарантирует за одну страницу?

— Восемь сотен.

— По-вашему, это справедливо?

Я кивнул.

— Я покупаю одну страницу в неделю в течение года, — сказал преподобный Сэм, сунул руку в карман, извлек оттуда охапку банкнот и начал отсчитывать прямо на столе тысячедолларовые билеты.

Дойдя до сорока, он остановился и подпихнул ко мне эту кучку.

— Думаю, покупка года в кредит дает мне право на две недели бесплатно.

— Вы можете получить и больше.

— Мне достаточно.

— Вам вовсе не стоит расплачиваться в кредит. Что, если газета не продержится целый год?

Преподобный Сэм улыбнулся.

— Аванс повысит ваши шансы остаться на плаву. С такими деньгами вы сможете выпустить газету лучшего качества.

— Но ведь гарантий все равно нет.

— В таком случае, деньги пойдут черту, — сказал он, вставая. — Я покупаю вашу душу. Если вы свернетесь раньше, чем истечет год, то приходите в любую из моих Служб, и вы найдете чек оплаченным.

Дистрибьютерский офис Ронци размещался в старом одноэтажном складе в Анахейме. Я прошел вслед за Перски по разгрузочному скату в длинное узкое здание. Вдоль стен без всякой видимой системы тянулись штабеля книг и журналов. Мы миновали несколько рабочих столов, на которых какие-то мужчины занимались подбором заказанной продукции, затем добрались по грязному проходу до отделенной стеклянной перегородкой части помещения, которая должна была представлять собой сам офис.

За стеклом, кроме пары-тройки столов обычного размера и одного громадного стола, отодвинутого в угол, почти ничего не было. За обычными столами сидели две женщины и мужчина, причем женщины принимали заказы по телефону, а мужчина выписывал счета. При нашем появлении он поднял голову:

— Ронци ждет вас. Я позвоню.

С этими словами он взялся за трубку.

Спустя несколько минут в помещение вошел развязной походкой сухощавый итальянец с густой черной гривой курчавых волос и не менее густыми бровями. Он не стал тратить слов даром.

— Я Джузеппе Ронци. Проходите и садитесь.

Мы устроились у большого стола. Ронци скинул на пол мешавшие сесть книги и журналы. Одна из девиц тут же молча поднялась из-за своего стола и подобрала их.

— Макет есть? — был следующий вопрос итальянца.

— Нет, но…

Он тут же перебил меня, воинственно уставившись на Перски:

— Я предупреждал, чтобы вы не заявлялись сюда без макета. У меня нет времени возиться с любителями. Черт! — это он бросил уже вставая. — И так трудно вести дела без…

— Мистер Ронци, — тихо произнес я, — что вы скажете по поводу исключительного права распространения по Лос-Анджелесскому округу «Плейбоя»?

Он недоверчиво уставился на меня:

— Что такое?

Я повторил погромче:

— Вы разве не слышали?

— Я слышал, что вы что-то сказали по поводу «Плейбоя».

— Значит, вы слышали меня, — сказал я еще громче. — Вы заинтересованы?

— Я не сумасшедший, чтобы отказываться!

— Так вы и сказали Хефнеру, когда он впервые показался на горизонте?

— Какого фига? Он меня ни о чем не просил.

— Так не повторите подобной ошибки дважды.

— Как я могу ошибиться дважды, если не сделал ее и один раз? — взвыл Ронци, а затем спросил у Джо: — Свихнулся этот тип, что ли?

— Свихнулся, — с улыбкой подтвердил Джо.

Я встал:

— О’кей, Джо. Пошли.

Перски поднялся со стула. Ронци тоже.

— Куда это вы? — завопил он. — Вы вроде пришли сюда на деловую встречу.

— Вы сказали, что вам нужен макет. Поскольку у нас его нет, мы не станем отнимать у вас время.

— Давайте садитесь. Раз уж вы здесь, можно и поговорить.

Я снова сел.

— О’кей.

— Кто стоит за вами? Лонеган?

— А за вами? Мафия?

— Без глупостей. Вам нужно, чтобы мы распространяли газету или нет?

— Пока не знаю. Я еще не слышал условий.

— О каких условиях я могу говорить, если не представляю, что именно вы собираетесь продавать?

— Хороший вопрос.

— Если ту же чепуху, что и раньше, то она мне даром не нужна.

— Мне тоже.

— Я распространяю до восьми тысяч пачек.

— Прекрасно.

— Две из них могу дать вам под порно. Десять в каждой. Это двадцать тысяч копий. Восемь центов из десяти вам, два мои, но чистыми. Это неплохо.

— Для вас. Только мне требуется не меньше пятидесяти тысяч в выпуске, чтобы окупить качество издания.

— Совсем свихнулся! В городе нет такой газеты, которая расходилась бы по пятьдесят тысяч экземпляров еженедельно!

— Так вы и сказали Хефнеру, — подытожил я.

— Сколько можно повторять, что я в глаза его не видел?!

— Это просто такой оборот, — улыбнулся я. — Вы наверняка ответили бы ему то же, что и мне.

— Вы пока еще не Хью Хефнер!