Небольшого роста, еще очень сильный, несмотря на солидный возраст, переживший не один шторм, рыбак явно робел перед сотрудниками милиции. Он тщательно обдумывал каждый ответ, и почти все вопросы мы должны были повторять дважды. Ко всему еще председателю было стыдно, что он, бывший флотский старшина, участник двух войн, председатель колхоза, не в состоянии сам найти расхитителей.
— Да, письмо в милицию писал я, — сказал он. — Но вообще-то у нас не так уж плохо. В целом мы и в этом году сдадим рыбы больше, чем в прошлом, но могли бы сдать еще больше, да вот не получается. Две бригады у нас ничего, отличные бригады, а вот третья… Председатель немного помолчал, беззвучно шевеля губами, потом решился:
— Я не хочу ни на кого наговаривать, но, если по-честному, хитрющий старик этот бригадир Юргенс. У него вся бригада из одних родственников, он их всех и кулаке держит. Тут, конечно, моя вина, недоглядел…,
— Ну а почему все-таки вы решили, что рыбу в колхозе воруют, — перебил его Худяков, которого явно раздражала медлительная, с длинными паузами и оговорками речь председателя.
— Я про воровство в письме не писал, — неожиданно быстро отреагировал председатель. — Точно это никому не известно. Только ведь чудес не бывает! Снасти у нас крепкие, сейнеры — лучше не сыщешь, да и опыта рыбакам нашим не занимать…
— А может, просто рыбы поубавилось в вашем озере? — спросил я его на всякий случай.
— Да нет, не похоже. Для одной бригады меньше, для других — по-старому?
— Ну ладно, вернемся к Юргенсу, — попросил Худяков.
— Мы его мало знаем, — подумав, ответил председатель. — Он здесь недавно работает, но дело знает, ничего тут не скажешь. В этом году, да и в прошлом заработки у него — не бог весть что, но живет он зажиточно: новый дом себе поставил, мотоцикл купил. После каждой путины устраивает со своей бригадой такую пьянку, что весь район ходуном ходит, как будто с его уловами есть чему радоваться. Мы уже его по-всякому прорабатывали, и на правление вызывали, и с бригадиров грозили снять, а он одно твердит: «Раз на раз не приходится. Если меня снимете, всю бригаду с собой уведу!»
— Ну что ж, — сказал я, вставая. — Исходные данные нам ясны. Что будем делать дальше?
Председатель колхоза поднял широченные плечи:
— Думаю, начинать надо с приемного пункта, да побыстрее, сезон наш через месяц заканчивается.
Можно было (и это был, конечно, самый простой путь) сначала тщательно проверить документацию, квитанции, приходную книгу. Можно было побеседовать с приемщиком рыбы, с рыбаками из бригады Юргенса, с самим Юргенсом. Но простой путь не всегда лучший. Мы сразу отвергли его, и на это у нас были весьма серьезные основания.
Во-первых, не хотелось оскорблять подозрениями и расспросами, быть может, абсолютно честных людей. Во-вторых, таким образом можно было насторожить истинных преступников и очень осложнить для себя дальнейшие поиски. На явку этих людей с повинной рассчитывать не приходилось, их обязательно нужно было схватить за руку.
Пока же у нас было слишком мало улик, и тот же Юргенс на первом же допросе положил бы нас на обе лопатки. Поэтому мы решили последовать совету председателя колхоза и, по возможности не привлекая к себе внимания и уж, конечно, не представляясь работниками милиции, посмотреть, как разгружаются сейнеры, как принимается и оформляется рыба, и на месте определить дальнейший план действий.
Пункт по приемке рыбы оказался большим деревянным сараем. Находился он метрах в двадцати от озера в самом центре полянки, отвоеванной у леса предками нынешних рыбаков, для которых рыболовство с незапамятных времен было главным источником существования. Крутые, почти отвесные, кое-где поросшие соснами берега только здесь, в единственном месте озера, позволяли пришвартовываться их утлым рыболовецким судам. Прошли годы, но все здесь осталось по-прежнему. И лишь узкая шоссейная дорога, подведенная к самому сараю, напоминает о цивилизации.
По дощатому причалу, сплошь усеянному рыбьей чешуей, мы подошли к только что пришвартовавшемуся сейнеру. Шлепая по доскам резиновыми сапогами, рыбаки в цветных клеенчатых фартуках подавали на лебедку ящики с рыбой. Крупные щуки с оскаленными зубами, только что вынутые из воды, изгибались с головы до хвоста. Ящики с рыбой шли на весы, рыба приходовалась после взвешивания, бригадир получал квитанцию.
Рыбу отгружали на склад, а потом на трехосных рефрижераторах вывозили на рыботорговые базы. От количества сданной рыбы зависела зарплата бригады, которая отчитывалась перед правлением колхоза полученными от приемщика квитанциями.
У приемного пункта редко появлялись посторонние люди, и на нас сразу обратили внимание. Чтобы как-то оправдать свой приход, Худяков подошел к бригадиру и попросил продать рыбки.
Юргенс, ибо это был именно он (Худяков узнал его по описанию председателя), сказал под одобрительный смех рыбаков, что этой вот щукой, которую он держит в руках, он даст ему сейчас по его спекулянтской морде. Когда изобразивший крайнее возмущение Худяков повернулся, чтобы уйти, в спину его шлепнулась брошенная кем-то из рыбаков пригоршня плотвичек…
— Значит, не удалось поживиться за счет «Коммунара», — пошутил председатель колхоза, когда мы рассказали ему о неудачной попытке войти в контакт с Юргенсом.
— Зато у нас появились кое-какие идеи.
— Интересно, — обрадовался председатель.
— Часть выловленной рыбы рыбаки продают какому-нибудь спекулянту в заранее установленном месте, и, таким образом, рыба даже не доходит до приемного пункта.
— На берегах нашего озера таких мест нет, — сказал председатель, уже было понадеявшийся на то, что скоро наступит конец его злоключениям. — Ведь выгруженную на рыбу нужно куда-то увезти.
— Ну и что, на машине…
— За исключением приемного пункта, на озере нет ни одного места, куда могла бы подойти грузовая или легковая машина ближе чем на десять — пятнадцать километров.
С этим трудно было не согласиться. Мы сами видели крутые берега озера и единственную дорогу, ведущую к старому сараю.
— Тогда другой вариант, — подумав, сказал Худяков. — Приемщик — тоже участник хищения. Рыбак весь улов сдают ему, но только за часть получают квитанцию, остальное им оплачивается наличными. Естественно, эта рыба нигде не приходуется.
— Нет смысла приемщику, — возразил председатель. — На этом можно заработать копейки.
— В вашем районе действительно копейки, — сказа я. — Но уже в ста — ста пятидесяти километрах от вас разница в цене будет значительной.
— Все равно без машины не обойтись. Не потянет же на себе приемщик полтонны рыбы! И потом у нас частые ревизии на складе, и ни разу там не нашли излишков рыбы, — все еще сомневаясь, сказал председатель колхоза.
— Значит, прежде всего мы должны найти машину, которая увозит левую рыбу сразу же после прибытия сейнера, — сказал я.
— Да, геодезистам не позавидуешь, — сетовал Худяков в дни, когда согласно строгому графику он возился треногой…
Я легче его переносил бесцельные ожидания, но нас обоих мучила мысль, что где-то мы допустили ошибку.
«Эх, если бы можно было незаметно понаблюдать за разгрузкой сейнера, — думал я, — нам уж давно было бы все ясно. Но, как назло, приемный пункт поставили на таком открытом месте, где даже кошке не спрятаться. А как рыбаки относятся к посторонним, Юргенс нам у же продемонстрировал».
— Если рыбу крадут, — в который раз повторял Худяков, — значит, вор должен как-то вывозить ее со склада на машине, а затем продавать на рынке или сбывать оптом такому же жулику, как он сам. Но ведь нет же, нет другой дороги к приемному пункту!
— Ты забыл еще вертолет или подводную лодку, — невесело подсказал я, но Худяков даже не улыбнулся моей шутке.
— В конце концов и спекулянты болеют, — сказал я, провожая взглядом очередную цистерну с соляркой, торопившуюся на заправку сейнера.
— Послушай, — обратился ко мне Худяков. — Цистерной рыбу не вывезешь, но, может быть, рефрижератором? Видел, сколько их ходит по этой дороге?!