Очень хотелось посмотреть, как эта пара будет вести себя за столом, о чем разговаривать, какие кушанья они закажут, но Андрей уже поднялся и подозвал официантку. Совсем молоденькая, в нарядной наколке на пышной прическе, но в несвежем замызганном фартучке, она положила на стол крошечные детские счеты. Ритка не поняла, сколько она там насчитала, но видела, как Андрей подал официантке десятку и еще там сколько-то. Ахнула про себя: «Угробить сразу столько денег! И за что, спрашивается? Конечно, Андрей работает и мать у него врач, не нуждается в его зарплате, и все же… как, оказывается, все дорого в ресторане!»

Когда вышли на улицу, ноги сразу обдало холодом. Уже не сезон ходить в туфлях, да еще в таких, без подошв… Вот израсходовали больше десяти рублей, а ведь этих денег вполне хватило бы на туфли! Ну, может быть, понадобилось бы немного добавить… Господи, что подумал бы Андрей, если бы узнал об этих ее мыслях! И все же не удержалась:

— Сколько денег ухлопали!

— Разве это много? — удивился Андрей. — Мы с ребятами прошлый раз сотню оставили… Правда, нас было пятеро. А сейчас я малость поиздержался, признаться. За квартиру заплатил, то, се… А вообще-то я себе не отказываю. На что захочу, на то и трачу.

— А на что? На что тратите? — Ритке вдруг очень захотелось узнать, чем занимается Андрей в свободное время, чем интересуется.

Андрея озадачила ее горячность.

— Ну, на что? Маг у меня есть. Самой лучшей марки. В кредит брал. Только недавно расплатился. Кинокамера.

Тут Андрей приврал. Кино- и фотоаппараты покупала еще мать. Но он так и не увлекся фотоделом. Слишком уж много возни! И вообще, это не по нему — корпеть в темноте по нескольку часов.

— А читать… снова начала Ритка. Она все еще не знала, как обращаться к Андрею: на «вы» или на «ты».

— Ну, читаю я много, — оживился Андрей. — Особенно, когда во вторую смену работаю. Проснусь часов в десять и, пока на завод не идти, валяюсь с книжкой. Я люблю детективы… Майн-Рида всего перечитал. Ну, и Мопассана, разумеется.

Трамвая долго не было или Ритке просто показалось так? Ноги совсем зашлись, и даже в трамвае ее продолжал бить озноб.

— Ты что? — удивился Андрей. — Замерзла? Вот чудачка! Ну, садись ближе.

Пассажиров было немного: какой-то работяга в кирзовых сапогах да две женщины. Одна с грудным ребенком, все озабоченно ощупывала и покачивала свой живой сверток, другая, положив голову себе на локоть, пыталась подремать. Ярко горел свет.

Андрей набросил ей на плечи полу своей куртки, придерживая за талию, некрепко, осторожно. И Ритка затаила дыхание, стараясь унять сердце. Подумала: врут все это про парней, что они такие… Не все. Вот и Андрей… И она, Ритка, уж постарается уделить ему все вечера, какие он захочет. И потом, когда-нибудь, расскажет ему все. О себе. Посоветуется, как ей жить дальше. Что делать? Андрей подскажет. Он же старше почти на четыре года. И вообще… Разве она думала, что ей так повезет, у нее будет такой друг?.. Он наступит, такой день в ее жизни, когда все у нее будет, как и у других. Она освободится наконец-то от вечного страха и отвращения перед той жизнью, какой всегда жила ее семья. Освободится… Какое же это счастье, когда ты кому-то нужен, когда кто-то думает о тебе!

А в том, что она нужна Андрею, Ритка теперь уже не сомневалась.

Серафима Дмитриевна стояла у окна в коридоре вагона, пытаясь заставить себя сосредоточиться на том, что проносилось мимо. Здесь, в нескольких часах езды от города, снег уже выпал, и деревья стояли красивые в своем сказочном белом убранстве. Она так давно не видела зимнего леса! Да и не ездила никуда после той командировки на усовершенствование. Все, казалось бы, должно представлять интерес, но не оставляли мысли о доме, о сыне.

Если уж говорить по совести, и на эту поездку в санатории она согласилась лишь потому, что на этом настояли сослуживцы. Было неловко оказаться перед товарищами этакой ломакой. Только вот получится ли что из ее отдыха? Все время будет глодать тревога…

А все Андрей, эти последние несколько лет… Что с ним будет? По какой дороге он пойдет? Так и останется «работягой»? Да, но ведь и рабочие бывают всякие. Есть токари, слесари очень высокой квалификации.

Андрей работает опиловщиком. Устраняет с помощью напильника различные шероховатости на деталях. Однообразная до одури работа, не требующая никаких умственных усилий, знаний. Оплачивается она хорошо потому, что выполняется вручную. Ну и что же? И завтра этот напильник и послезавтра? Руки двигают им автоматически, а мозг? Мозг спит.

За книги Андрей почти не берется. Вернее, читать-то он читает, но что? Главным образом книжки про шпионов. Десятый класс он, видимо, до армии так и не одолеет, хотя и успокаивает ее, что аттестат зрелости у него будет. Во всяком случае, за учебниками она его не видит. Хотя школу он, по его словам, и посещает. Его видели в ресторане. Что ж, такая работа, как у него, требует и особой разрядки. Чего-то яркого, необычного. А может…

Мимо вагонного окна проплывали заснеженные перелески; сопки то подступали к железнодорожному полотну вплотную, к колоннаде сосен, то маячили сизо-мглистой грядой вдали. Проехали шоссе с полосатым шлагбаумом и игрушечно-маленьким домиком возле него. Серафима Дмитриевна отмечала это про себя машинально.

Да, похоже, что у Андрея появилась уже и женщина. Хотя ему нет еще и восемнадцати. Исполнится в феврале… Женщина… Почему бы и нет? Андрей не привык себе в чем-либо отказывать. Таким уж она его вырастила.

Да и не было у него никогда серьезных увлечений. Настоящих, творческих, тех, что требуют от человека трудолюбия, настойчивости, любознательности. И развивают их.

После шестого класса он принялся вдруг покупать пластмассовые модели самолетов из готовых деталей. Довольно дорогие модели в коробках. Она обрадовалась: увлекся моделированием, глядишь, и в инженеры подастся. Однако никаким моделированием здесь и не пахло. Она видела в газетах, журналах этих мальчишек, что из обрезков дерева, проволоки и прочих материалов изготавливают чудеса — крошечные, управляемые по радио теплоходы и планеры, роботов. Трудятся над своими моделями годами: строгают, пилят, клеют, паяют… У Андрея же хватало терпения только на то, чтобы скрепить купленным в магазине клеем нарядные белые, готовые части воздушного лайнера. Он увешал тогда этими самолетами всю свою комнату. Не проходило недели, чтобы он не сказал:

— Дай трешку. В «Канцпринадлежностях» появились «Яки»…

И она давала ему эти трешки, говоря себе: «Похожу эту неделю в старых чулках, зашью поаккуратнее…»

Как он мог вырасти таким, Андрей? Таким нелюбознательным, эгоистичным и — чего уж ей лгать-то самой себе? — таким ленивым?

Видимо, есть тут вина и школы. Еще когда Андрей учился в пятом классе, она обнаружила вдруг, что он очень затрудняется при решении задач с условием и при изложениях. Почти каждый вечер поджидал ее с работы с нерешенной задачей, с невыполненным заданием по русскому. Тогда он еще не скрывал от нее ничего. Встревоженная, она позвонила преподавательнице математики в школу.

— Может, мальчишку надо заставить ходить на дополнительные занятия?

— Что вы! — рассмеялась учительница. — Если я буду заниматься дополнительно с такими, как Андрюша, что же мне тогда делать с остальными? Правда, сейчас он сдал немного… И все-таки вы встревожены? Ну, что ж, почитайте тогда параграфы в учебнике, материалы, по которым мальчик, по вашему мнению, не усвоил, и посидите с ним.

Серафима Дмитриевна хотела сказать, что почитать-то она, разумеется, эти параграфы почитает, но она не знает методики, их-то учили совсем по-другому. Но учительница уже положила трубку. В тетрадях по математике у Андрея все чаще стали появляться «тройки», нередко он являлся в школу и вовсе с нерешенной задачей. Занятия с нею, Серафимой Дмитриевной, становились ему все больше не по душе. Она считала неправильным выполнять задания за него, Андрей же пасовал при малейшем затруднении и предпочитал списывать решение у кого-нибудь в классе. Ей же все чаще говорил: «Нет, нам сегодня ничего не задавали». Боялся, что она засадит за учебник.