— Здоровёхоньки! Рекомендую поменьше гонять и не ставить горячих к корму.

— «Гонять»! — сердито хмыкнул старик. — Да они со вчерашнего дня стоят…

— Скажи это такому юнцу, — фельдшер указал на Костю, — а не мне. Это что? — Он провёл рукой по паху кобылицы и поднёс мокрую ладонь к лицу Прохора.

— Без вас вижу, — обиделся дед. — Вы учёный, вот и скажите, отчего это.

Фельдшер рассердился и ушёл.

Вечером Костя пришёл на бригадный двор и заявил, что намерен ночевать в конюшне, — выследить, кто портит коней.

— Давай уж вместе, что ли, раз надумал, — сказал Прохор.

И вот дед и Костя лежат в углу конюшни на пахучем сене. У Кости — электрический фонарик, возле Прохора — огромная дубина. Через широкое окно светит неполная луна. Медленно течёт время… Костя напряжённо всматривается в неясные фигуры лошадей, переводит взгляд на окно, на узкую щель над ним.

Тишина… Слышно только, как коми, пофыркивая, мерно жуют сено. Косте становится скучно. Через окно виден кусочек неба, усеянного звёздами. Вот красноватое пятнышко — таинственный Марс. Мальчик вспоминает недавно прочитанную книгу Г. Уэллса «Война миров». Снаряд с Марса ударяется в землю, пробивает глубокую яму. Из ямы идёт зелёный дым. Слышен стук наковален. И вот по земле шагают чудовища-марсиане. Дверь конюшни открывается, входит марсианин. Из маленького аппарата он направляет невидимые лучи на лошадей. Они бьются, храпят, покрываются пеной… Костя вскрикивает и просыпается. В конюшне светло. В узкие щели дверей пробиваются тонкие лучики восходящего солнца. Прохор чистит лошадей.

— Никого не было? — спрашивает Костя, вскакивая и протирая глаза.

— Нет, видно, нас побоялся нечистый.

Костя помог Прохору почистить лошадей и ушёл домой досыпать, а после обеда снова явился и застал старика расстроенным.

— Ума не приложу, — недоуменно развёл тот руками. — Напоил я коней, задал корму. Часа через два прихожу, — а они потные!

Костя решил дежурить днём, глаз не спускать с лошадей, а своего добиться — выявить таинственного вредителя. Назавтра с рассветом он пришёл на бригадный двор. Прохор отлучился домой. Костя переступил порог конюшни. Через щель над окном вылетели две ласточки. «Гнездо, что ли, у них тут?» — подумал мальчик и исследовал взглядом потолок, стены. Гнезда не было.

Костя лёг на неубранную с позапрошлой ночи постель из сена, открыл принесённую с собой книгу, но читать мешал жеребёнок Ветерок. Костя отмахивался от него, пока тот не улёгся рядом, положив голову на колени мальчику. Вскоре Костя услышал, что кони забеспокоились, и приподнялся. Две ласточки копошились в хвостах лошадей у самых репиц. Кони перестали есть, переступали ногами, вертели хвостами. Птички продолжали своё непонятное дело.

С удивлением смотрел Костя на ласточек. Что они там ищут?.. Впорхнули ещё три и принялись за то же, что и первые. Костя встал. Птички упорхнули в щель над окном.

Пришёл Прохор. Костя рассказал, что видел. Старый конюх от изумления всплеснул руками:

— Ласточки! Ах, разбойники! Кто бы мог подумать! А ведь я их не раз видел. Открою конюшню, а они — в щель…

Чтобы избавиться от посещения непрошеных гостей, щель над окном заткнули жгутом из сена…

Что же всё-таки искали ласточки? Чем их привлекали лошади?

Дальнейшие события связаны с посещением Кости колхозной плантации, которую сторожил седоусый голубоглазый дед Лукьян Борщов.

Большую часть дня Лукьян обыкновенно просиживал под навесом у сторожки, сапожничая. Костя любил, сидя на скамеечке тут же, наблюдать за его работой. Но скоро внимание его переключилось на ласточек, поселившихся под навесом. Их гнездо сделано из круглых комочков глины. Как глубокое блюдце с толстыми краями, оно прилеплено под крышей навеса на продольной балке. Это невысоко. Если подставить табуретку, можно заглянуть в гнездо.

Когда Костя заглянул туда в первый раз, он увидел пять голых, с огромными ртами птенцов. Костя поднёс к ним палец. Птенчики раскрыли пасти и неприятно запищали. «Фу, до чего же они некрасивы», — поморщился Костя и соскочил с табуретки.

Ежедневно через каждые две-три минуты старые ласточки подлетали к гнезду и совали в открытые пасти детей корм. Костя удивлялся, как много пищи уничтожали птенцы. Но зато и росли они быстро. Недели через две, пять хорошеньких головок молодых ласточек выглядывали из гнезда. Изящные, стройные птички уже ничем не напоминали безобразных, большеголовых птенцов. Молодёжь, охорашиваясь, с любопытством разглядывала окружающий мир.

Однажды утром Костя заметил, что старая ласточка прилетела с длинным волосом в клюве, юркнула в гнездо и долго там что-то делала. Вторая сидела снаружи и помогала первой, всовывая клювом свесившийся через край конец волоса.

«Что это они там делают?» — подумал мальчик и решил, что это, наверно, ласточки устилают гнездо.

Дни шли, и, по расчётам Кости, птенцы скоро должны были покинуть гнездо. Прежде чем они улетят, Косте захотелось посмотреть на них ближе, подержать в руках. И вот однажды, когда дед Лукьян ушёл на плантацию с обходом, мальчик подставил табуретку, достал одну молодую ласточку — и раскрыл рот от удивления: она была привязана конским волосом за ножку! Второй конец волоса оказался прочно вмазанным во внутреннюю стенку гнезда. Костя вынул второго, третьего — все привязаны!

Не помня себя от радости, сын помчался домой и, путаясь от волнения, стал бессвязно рассказывать мне о своём удивительном открытии.

— Что такое? Куда привязали? — не понял я. — А ну-ка сядь, успокойся да расскажи всё по порядку…

Заканчивая свой рассказ, Костя вдруг ударил себя по лбу:

— Папа! Теперь я знаю! Вот зачем они прилетали к лошадям — им нужен был волос.

— Кто прилетал? — спросил я, не на шутку заинтересованный всей этой историей.

И Костя рассказал про таинственных вредителей, которых он с дедом выследил в колхозной конюшне.

Приходилось верить сыну: не мог же он сочинить всё это. Но почему в литературе о животных ничего подобного я не встречал? На всякий случай я просмотрел имеющиеся у меня пособия и справочники о птицах. Много авторов — учёных натуралистов — писало о повадках деревенских ласточек, но нигде не упоминалось о том, что они привязывают птенцов.

— Идём посмотрим, — предложил я сыну.

И вот мы на плантации, под навесом сторожки. Мы — это первооткрыватель Костя и два эксперта: я и дед Лукьян. Костя взобрался на табуретку, достал молодую ласточку и, положив на ладонь, торжествующе посмотрел на нас. Птенец действительно был привязан в несколько узелков, составлявших возле ножки как бы цепочку.

— Касатушки вы мои! — умилился дед Лукьян. — Ростом с ноготок, а до чего умны! Надо ж додуматься — привязать детёнышей, а? Мне-то и невдомёк было заглянуть: почитай, уж лет пять, как не боле, прижились у меня касатушки-то…

Я взгромоздился на табуретку, внимательно осмотрел привязанных птенцов по одному, заглянул в гнездо.

— Поздравляю, Костя, с открытием! — торжественно провозгласил я, спустившись.

Костя был вне себя от горделивой радости. По пути домой у него только и разговору было, что про ласточек.

«Да, много ещё вокруг нас нераскрытых тайн природы, — подумал я. — Деревенская ласточка — спутник, друг человека. Испокон веков живёт с ним рядом. Казалось, все её повадки давным-давно изучены досконально. И вот тебе, пожалуйста… Птенцы многих птиц в полувзрослом состоянии часто выпадают из гнёзд и гибнут. А птенца ласточки, выпавшего из гнезда, никто не видел. Теперь понятно почему».

В тот же день об открытии Кости стало известно всем станичным ребятишкам. С того же дня увлечение сына наблюдениями над животными превратилось в настоящую страсть.

Рум лежал у крыльца. День угасал. С речки пахло сыростью, со двора — запахами коровника, куриного помёта, кислого хлеба, парного молока. Но ко всем этим привычным запахам примешивался один новый, резкий и неприятный запах — запах дичи, от которого у Рума шерсть на загривке становилась дыбом. Он глухо ворчал, искоса поглядывая в дальний угол двора. Там, невысоко над землёю, на суку яблони, сидело привязанное за ногу страшилище со злыми глазами, острыми сильными когтями и крепким кривым клювом. Глубокая царапина на носу Рума — результат первой встречи с чудовищем, которого принёс хозяин завёрнутым в рубаху.