Иса-заде подробно расспрашивал нас о Советском Союзе, о Москве. Изредка задавала вопросы и его жена. Это были приятные собеседники, вежливые, тактичные. Их интересовали музеи, литература, старинная русская живопись; многое знали они и о советской культуре.

Несколько раз Иса-заде спрашивал о московских гостиницах; мы отвечали вскользь, не придавая этому большого значения. Когда же он еще раз спросил: «Как сейчас в Москве гостиницы? Какая лучше всех?» — я ответил:

— Спросите Мигуэля. Он недавно в них жил.

— Есть много приличных гостиниц, — сказал наш аргентинский друг. — На мой взгляд, самая лучшая «Националь».

— Как раз она-то мне и принадлежала, — спокойно заметил Иса-заде.

— То есть как это принадлежала?! — воскликнул я.

— Я был ее владельцем до революции, — подтвердил Иса-заде.

С минуту я растерянно смотрел ему в глаза. Я, конечно, знал, что до Октября все в России было в руках частных владельцев, но что одному человеку принадлежала огромная многоэтажная гостиница — одна из лучших в Москве, — это почему-то никак не укладывалось в моем сознании. Лишь немного спустя я освоился с этой мыслью.

— А как же вы ею… владели? — спросил я. — Ведь вы жили в Ашхабаде?

— Ну что ж? Мне принадлежало больше половины акций компании, владевшей «Националем». Этого довольно. У меня было много и других интересов в Москве, да и не только там. В Киеве, Петрограде…

Сомнений быть не могло — передо мной сидел богатейший человек, настоящий миллионер, один из тех, от кого избавила мой народ Великая освободительная революция. Сейчас он властвует в другом конце земли — не все ли ему равно, где будут приносить проценты его капиталы? Но все же Иса-заде живо интересовался Россией.

— А как теперь «Эрмитаж»? Какой красивый сад был!

— Он и сейчас есть! — с живостью воскликнул Мигуэль.

— А какие там женщины бывали — королевы! Я там с женой познакомился, — сообщил Иса-заде.

— О, русские женщины — красавицы! — охотно поддержал Мигуэль.

— Наши женщины всегда славились красотой, — с гордостью произнес миллионер персидского происхождения.

С минуту за столом царило молчание.

— Ну, что будем делать? — спросил Мигуэль. — Может, сыграем в бридж? Нас как раз четверо, сеньора посидит рядом, посмотрит.

— Только не больше одного песо за очко, — предупредил Иса-заде.

Я прекрасно знал, что из всей четверки я самый слабый игрок в бридж, и это предложение миллионера меня вполне устраивало. Все же мне показалось странным, что даже в игре, которую он любил и, как я вскоре убедился, хорошо знал, Иса-заде заранее старался оградить себя от большого проигрыша.

Мы перешли в соседнюю комнату. Здесь все было приспособлено для карт. Потолок был обит специальными звукоулавливающими плитами, стены отделаны темными дубовыми панелями. На окнах стояли рефрижераторные установки, вместе с вентиляторами они давали в жаркие вечера приятную прохладу. На стене — гравюры, портрет президента клуба. Около десяти маленьких столиков для карт были покрыты зеленым сукном, к столикам придвинуты удобные кресла.

За столиками играли в бридж миллионеры. Денег нигде не было видно. Игра шла на слово. Все было строго в этом царстве притаившегося богатства, просто, солидно, и только карты выдавали состоятельность играющих; это были специальные нейлоновые карты, привезенные из Соединенных Штатов; их можно стирать, как угодно сгибать; это удобные карты, вечные. Одна колода стоила пятьсот песо — двухнедельный заработок рабочего Аргентины.

За бриджем мы больше разговаривали, чем играли. Иса-заде беспрерывно расспрашивал о Москве, Ленинграде, Ашхабаде. Я исподволь узнавал о его жизни, характере, привычках. Миллионер с гордостью сообщил, что ему удалось точно размерить свою жизнь, строго подчинить ее раз навсегда установленному режиму. Все у него расписано по часам и минутам: когда гулять, когда играть в бридж. Деньги требовали системы, точности, безошибочного расчета.

Игра кончилась, как я и предполагал. Миллионер выиграл, я проиграл. Известно: деньги к деньгам! Правда, сумма была незначительной, и Иса-заде решительно отказался брать выигрыш.

— Нет, что вы, — с улыбкой протягивал я ему проигранные деньги. — Вы и так пострадали от большевиков. Должен же я чем-нибудь компенсировать!

Иса-заде, видимо, понравилось наше общество, он спросил, когда мы еще раз зайдем в клуб.

— Может быть, в пятницу? — предложил он. — Мы с женой играем по пятницам и вторникам. Приходите.

— У меня к вам просьба, — тихо сказал он, когда мы договорились о встрече в клубе. — Нет ли у вас немного черной икры?

Мы всегда берем с собой за границу для подарков черную икру, однако за два месяца мы приобрели в Аргентине столько друзей, что икра давно кончилась. Все же у Пауля осталась маленькая коробочка, и мы сказали, что принесем ее.

В пятницу мы заехали за Мигуэлем, чтобы вместе отправиться в «Синквенто». Мигуэль что-то капризничал, у него не было настроения ехать в клуб.

— Давайте лучше поужинаем у меня, — предложил он.

— Но мы должны передать икру Иса-заде, — сказал Пауль, показывая маленькую стеклянную баночку пастеризованной икры.

— Вот еще! У него хватит денег, может купить в магазине, — решительно запротестовал Мигуэль. — Лучше мы ее сами съедим. С аргентинским вином русская икра будет очень хорошо. Фантастико!

И он прищелкнул пальцами возле уголка рта, будто закручивал несуществующий ус. Этот жест у аргентинцев означает выражение высшего восхищения.

Пришлось уступить хозяину — все-таки Мигуэль был нам значительно ближе. А потом, если икра есть в магазинах Буэнос-Айреса, то миллионер-то уж может ее купить, как бы дорого она ни стоила. И Пауль решительно поставил баночку на стол.

Через полчаса все было кончено. Мы с удовольствием съели икру; раздавая ее аргентинским друзьям, мы сами не пробовали икры уже два месяца. Приятное вино заметно кружило голову. Мигуэль завел какую-то жалобную музыку, и мне стало вдруг грустно. Захотелось домой. Мне показалось, что я уже долгие годы нахожусь в отъезде. И уж совсем не хотелось больше видеть миллионеров с их вечным расчетом, скаредностью, погоней за прибылью. Моя детская мечта оказалась пустой. Скучные люди эти миллионеры!