«В отставку, в отставку, — думал, слушая ее, майор Васин. — Скоро и нам, мать, надо будет собираться в дорогу. Ты этого еще не предполагаешь, а я знаю. Я начал уставать. Сказать тебе об этом? Сказать тебе, что я даже задыхаться начинаю, как подумаю об отставке? Где поселимся, куда чемоданы свои привезем?»

— Ничего, — бодро сказал он, — не горюй. Будет и у нас замполит. А к осени и лейтенант набьет руку. В октябре к лейтенанту невеста приезжает, свадьбу сыграем, не слыхала? А до этого сами в отпуск съездим. В Москву. И сдадим там нашего Юрку в училище. Так я говорю? — Он вопросительно посмотрел на сына.

— Так, — сказал юноша. — Все точно.

Майор был доволен и сыном, и женою, и тем, как сам он ловко и тактично ответил жене, искусно избежав серьезного, горького, удручающего для них обоих разговора об отставке, который так и напрашивался на язык.

В канцелярии майор появился далеко уже за полдень, когда тень от груши, съежившаяся было возле самого ствола, начала постепенно вновь растягивать свою сетку по двору. Лейтенант Деткин, стоя посреди канцелярии, принимал рапорт от возвратившегося из наряда сержанта Чернышова-младшего. Майор сел за стол и стал слушать.

— Посторонних не замечено, — докладывал Чернышов-младший, — кроме одной женщины, вступившей со мной в разговор.

— О чем был разговор? — спросил лейтенант. — Подробнее, пожалуйста, сержант.

— Я был по эту сторону забора, она была по ту, сидела на плаще, возле нее лежали яблоки, помидоры, две перепелки, хлеб, нарезанный ломтями. Что еще? — стал вспоминать сержант, подняв сощуренные глаза к потолку и морща лоб. — Сумка большая хозяйственная была на земле рядом с ней.

— Что? — спросил майор.

— Я сказал — сумка, товарищ майор.

— Продолжайте.

— Она меня стала вежливо спрашивать, где граница, из чего я установил, что она нездешняя.

— Рыжая? — вдруг спросил майор.

— Так точно, — сказал сержант. — Рыжая.

— В клетчатом платье?

— Точно.

Чернышов-младший и лейтенант Деткин заинтересованно теперь глядели на майора. Вопросы его казались им такими странными, неожиданными и в то же время такими точными, словно сам майор успел побывать вместе с Чернышовым на окраине Чоповичей.

А майора Васина вновь охватило то самое тревожное чувство, которое вдруг посетило его, когда он возвращался с базара и никак не мог вспомнить, что было в глазах женщины, с которой он столкнулся в сутолоке: удивление или страх?

— Кто заговорил первый?

— Она.

— У вас не было повода для разговора?

— Я проходил мимо, когда она обратилась ко мне.

— Как она на вас смотрела?

— Нормально.

— Страха в ее глазах вы не заметили?

— Нет. Она улыбалась.

— Удивления?

Сержант неопределенно пожал плечами.

Лейтенант почтительно слушал майора. «Что бы значили эти вопросы его? — думал он. — Вообще, откуда ему известно, как она одета? Удивительно, даже цвет ее волос ему знаком. Нет, это непостижимо, и мне, наверное, никогда не стать таким».

Майор в это время думал свое. Женщина, повстречавшаяся ему на базаре и (теперь он несомненно знал) испугавшаяся его, успела уже побывать возле границы.

— Я продолжал за ней наблюдение, ничего подозрительного не обнаружил, — тем временем докладывал сержант. — Она ни с кем не общалась, поела, уложила остатки продуктов в сумку и ушла в направлении города. В дальнейшем в секторе моего наблюдения не появлялась.

— Вы упустили одну небольшую деталь, — сказал майор.

— Какую, товарищ майор?

— Зонт. В клеточку тоже, как платье. Был у нее зонт?

Чернышов, и Деткин изумленно смотрели на него.

— Зонт! — воскликнул после некоторого молчания сержант Чернышов. — Был зонт. Уходя, она несла в одной руке сумку с плащом, а в другой — зонтик. А до этого он лежал у нее на коленях.

«Нет, это непостижимо, — думал теперь лейтенант Деткин, вовсе изумленный и обескураженный такой осведомленностью майора Васина. — Я же знаю, что днем он не отлучался из дома и пришел в канцелярию почти одновременно с сержантом».

— Так вы говорите, она ушла? — меж тем спрашивал майор.

— Да. В город.

— Одна?

— Да.

— Точно?

— Точно, товарищ майор.

— Больше ничего за ней не было замечено?

— Нет.

— Что вы насчет этого думаете, лейтенант?

— Пока в ее поведении ничего странного и подозрительного я не вижу, — с поспешностью отозвался лейтенант. — Женщина явно приезжая, поскольку в разговоре с сержантом проявила свою неосведомленность, однако такие разговоры приезжие ведут с пограничниками постоянно.

— Это верно, — раздумчиво проговорил майор. — А вы что думаете? — обратился он к сержанту.

— Женщина приезжая, но не туристка, — ответил Чернышов-младший. — Возможно, она приезжала на толкучку.

— Это тоже верно, — согласился майор. — Она приехала сюда из Борового рано утром. Приехала на такси, поскольку так рано между Чоповичами и Боровым никаких поездов не значится: ни международных экспрессов, ни местного значения. Если не считать товарных. От Борового до Чоповичей — тридцать километров. Гроза над нами прошла строго в восточном направлении, Боровое от нас на востоке, и там, когда она садилась, были еще тучи, возможно, даже шел дождь. Вот почему у нее плащ и зонтик. — Помолчав, он сказал: — Вы, лейтенант, правы: ничего подозрительного пока я тоже не вижу. И тем не менее…

«О черт! — подумал он в это время. — Почему она с таким страхом взглянула на меня? Или мне это померещилось? — И тут же возразил себе: — А почему незнакомые женщины обязательно должны выражать восторг и восхищение, внезапно к тому же, увидев мою физиономию? Мой вид даже у жены давно не вызывает особого восхищения. Значит, нет повода для беспокойства. Но почему она со страхом посмотрела на меня? Ну, с негодованием, с огорчением, с иронией, с презрением — это я понимаю, допускаю. Но почему со страхом?»

В это время женщина с зонтиком, о которой только что шла речь, позавтракав, перекинувшись ничего не значащими фразами с пограничным сержантом, очень учтивым, как она отметила про себя, но несколько ироничным юношей, направилась в город. Она действительно ни с кем не разговаривала, так как никого здесь решительно не знала да и не испытывала особой нужды в разговорах с незнакомыми людьми.

Она впервые видела границу, да еще на таком близком расстоянии, поэтому ее наивное любопытство выглядело вполне естественно. Сержант, разговаривавший с ней, несколько раз потом проходил вдоль забора, но даже не поглядел в ее сторону, вид имел скучающий и безразличный. Наблюдая за ним, она подумала, что этому юноше, вероятно, давно уже надоело исполнять караульные обязанности. Оказывается, границу пересечь не так-то трудно. Нужно совсем немного ловкости, чтобы перейти вброд скачущую по камням речку. И тогда человек окажется на другом берегу, в ином государстве, где и советские пограничники, и советские законы теряют весь свой смысл, свою силу.

Так рассудила про себя Лидия Николаевна во время завтрака. Перепелочка была маслянистая, чуть горьковатая, пахнущая дымком, помидоры мясисты. Несколько ломтиков свежеиспеченного хлеба, два небольших яблочка — и она сыта и бодра.

Отдохнув, полюбовавшись окрестностями, попристальнее рассмотрев спуск с пригорка, речку и другой, уже не советский берег, она собрала вещи и ушла.

Зной, плотно окутавший к полудню Чоповичи, она ощутила, лишь покинув дубраву и очутившись на узкой улочке, выложенной гладкими, плотно подогнанными друг к дружке камнями.

Улочка была пустынна. На распахнутых окнах одноэтажных домов, увитых виноградной лозой, висели надуваемые ветром занавески. Скоро улочка вывела ее на вокзальную площадь. Здесь, казалось, было еще жарче, и она раскрыла над головою зонтик. Над витринами магазинов свисали тенты из грубого полосатого полотна. Магазины были пусты. Продавцы поджидали туристов, скучая за прилавками. Все утренние поезда за рубеж и из-за рубежа прошли, до появления нового, полуденного, на Москву, оставалось еще несколько минут.