– И у вояк.
– Да, и у вояк, – заметил Уайт. – Кстати, зачем Империя держит на Дальней столько войск? Боится восстанья туземцев?
– В основном, для защиты планеты от твоих при…, я хотел сказать, от пиратов, – усмехнулся Дмитрий. – За последние семьдесят лет на Дальней не было беспорядков, для подавления которых требовалось привлекать армию. Кстати, Имперские войска у нас почти полностью состоят из местных жителей. Наш долг – защищать Дальнюю от внешнего врага…, и от своих смутьянов, если придется.
– Имперским ВС подошла бы эмблема в виде метлы и собачьей головы, – мрачно заметил Сайман.
– Символ опричников, – пожал плечами Дмитрий. – Неплохая идея, кстати. Жаль, начальство этого не одобрит.
Поморщившись, Сайман встал и отправился в парк.
Губернатор стоял на обнесенной каменной оградой площадке, нависающей над речным обрывом. От площадки вниз, к реке, спускалась лестница.
Вид, открывающийся с обрыва, был великолепен. Впереди лесистые склоны Берегового хребта переходили в прибрежную равнину; дальше в дымке синело море.
По правую руку под заходящим солнцем сверкали небоскребы Порт-Артура, выстроенного амфитеатром вокруг Капитанской бухты. Золотое местное светило (так похожее на Солнце) садилось в море, которое казалось охваченным огнем.
– Великолепный вид, – заметил Сайман. – И ведь ваша вилла стоит по деньгам не так дорого, но сделана со вкусом.
– Возможно, я необъективен, но этот вид – лучший на Дальней, – улыбнулся губернатор. Он широким жестом обвел горизонт и добавил: – Моя планета.
– Не жалеете, что ваша дочь сошлась с каторжником, – ехидно спросил Уайт. Его покоробила похвальба Павла Петровича.
– Она сделала свой выбор, – коротко ответил губернатор. – Надеюсь, ей не придется о нем пожалеть.
– Я тоже на это надеюсь, – мрачно заметил Уайт. – Из за запрета на профессии я могу трудиться только на черной работе, вроде водителя. Мне трудно будет содержать жену так, как она привыкла.
– Двадцать лет, – это долгий срок, но не вся жизнь, – заметил губернатор. – Потом вы можете вернуться на Землю честным человеком или устроиться на престижную работу на Дальней, как многие до вас.
– Вам легко говорить, – взорвался Сайман. – Вас не бросали в тюрьму, не накачивали сывороткой правды. У вас не отнимали все честно заработанное, и не ссылали в вонючую дыру без гроша в кармане. Прикажете об этом забыть и спокойно жить дальше? Будто так и надо?
– Ну, насчет честно заработанного, вы, положим, загнули, – усмехнулся Павел Петрович. Вспышка Саймана его ничуть не смутила. – Но не в том дело. Вы можете, действуя в своих собственных интересах, – заметьте, не в имперских, не в моих, а в своих собственных, – начать жизнь с чистого листа. Или вы можете зациклиться на своих обидах – и погубить себя окончательно. Выбор за вами.
Сайман промолчал. Неслышно подошедшая Аня положила руки на плечи любимого.
– Пойдем в дом, – сказала она. – Становится холодно.
Действительно, солнце зашло, и горы окутал синий сумрак. Похолодало; в ветвях елей звенели москиты.
Павел Петрович повернулся к дочери.
– Вы можете пожить здесь, пока не закончатся Рождественские каникулы. Кстати, когда вы планируете пожениться?
– Девятого числа, после Рождества, – улыбнулась Аня. Сайман кивнул.
– На Святках ведь не венчают, – удивился Павел Петрович.
– Сайман отказался венчаться, – вздохнула Аня. – Мы зарегистрируем брак в Порт-Артуре.
– Отказался так отказался, – пожал плечами Павел Петрович. – Поступайте, как решили. Сыграем свадебку, а потом езжайте на свои юга.
8.
20 февраля 2766 г. Планета Новый Техас, Змеиные горы.
– Господин полковник, наша атака захлебнулась.
– Я вижу. Похоже, они ждали нас. Не следовало привлекать к операции местных вояк.
Риччи разглядывал в бинокль высоты 834.5, которая сверкала в ночи, как ранчо его отца, когда там отмечали День Независимости (независимость США утратила с момента своего вступления в Империю в 2299 году, но праздник остался) или день рожденья Императора. Увы, огни, озарявшие склоны высоты, местные пальмы и раскидистые папоротники, были далеко не безобидными фейерверками.
Первоначально планировалось, что штурмбат 101 бригады внезапно атакует базу боевиков на высоте 834.5, захватит 'Сынов свободы' врасплох и возьмет их в плен. Блокаду высоты с юга должен был осуществлять батальон 354 дивизии Императорской армии.
С точки зрения Риччи, привлечение армейцев к операции было серьезной ошибкой. Симпатии части солдат и офицеров 354 дивизии к бунтовщикам не были тайной. Ожидая от минитменов какой-нибудь пакости, он не возглавил атаку лично (как делал всегда, когда риск был минимален, а успех несомненен), а руководил боем из тыла. Подполковник не слишком удивился, когда высота 834.5 встретила его бойцов плотным огнем.
– Всем залечь и прижать бандитов огнем! – приказал он. – Саперам вырыть окопы! Минометчикам – поставить дымзавесу!
Вскоре высота скрылась в сером дыму. Под прикрытием дыма вперед двинулись роботы-саперы, в течение двух минут обеспечившие прижатых к земле десантников окопами.
Подполковник поглядел на свой командирский планшет. Армейцы уже вышли на позиции.
– Майор Джонстон, свяжитесь с флотскими, – приказал он. – Пусть поднимут палубники и разбомбят эту высоту …..
Пока Джонстон связывался с висящим на орбите имперским крейсером 'де Рюйтер', Риччи приказал минометчикам перейти на стрельбу осколочными минами. Попытка одержать победу 'малой кровью' (в том числе и со стороны мятежников) провалилась, и теперь оставалось одно: подавить сопротивление врага минами и авиабомбами, после чего силами пехоты зачистить высоту.
– Командир, 'де Рюйтер' нам не поможет. У них сломалась катапульта.
– Вечно у этих голландцев все ломается!– взорвался подполковник. – Впрочем, у нас еще есть минометы. Он настроился на армейский канал связи и скомандовал: – Минометам – открыть огонь по высоте 834.5 осколочными.
– А пошел ты …, … земная! – послышалось в наушниках.
Схватив Джонстона под руку, Риччи проворно рухнул в придорожную канаву. И вовремя: на том месте, где они стояли, взметнулись фонтаны взрывов тяжелых мин. В его наушниках продолжал звучать голос армейского комбата.
– Братья мои, новотехасцы! Я, бывший офицер Имперской армии, призываю вас восстать против тирании! Уже сейчас мой батальон вступил в бой за свободу. Да здравствует Новый Техас! Смерть проклятым землянам!