— Ничего не понимаю.

— Я тоже не понимаю, почему вы остановили свой выбор на мне.

— Видимо, придется повторить еще раз. Я ищу не самую красивую или самую утонченную женщину в мире, а женщину, в которой есть что-то редкое и неуловимое, нечто такое, чего нельзя определить словами... такую, как вы, например. А не понимаю я вашего отношения ко мне и моему предложению. Ваша антипатия столь материальна, что ее буквально можно резать кинжальными взглядами, которые вы бросаете на меня.

Поняв, что он заметил только ее антипатию, она с облегчением перевела дух и спросила:

— Надеюсь, мы не будем начинать все сначала.

— Нет, будем. Не люблю загадок и не успокоюсь, пока вы не поможете мне их разгадать.

— Я... — Она отвела взгляд. — Я не люблю, когда мне навязываются.

Протянув руку, он приподнял пальцем ее подбородок и заглянул в глаза.

— Вы считаете, что я навязываюсь? Вот уж не подумал бы! Просто когда со мной играют в кошки-мышки, я принимаю игру и пытаюсь выяснить ее причины. Возможно, со стороны это и кажется навязчивостью. Простите, что мне приходится сомневаться в ваших словах, но я же вижу, что ваше отношение ко мне объясняется чем-то другим. Мне еще не приходилось сталкиваться с беспричинной ненавистью.

Может быть, рассказать ему обо всем, чтобы увидеть его реакцию? Но что-то вроде инстинкта самосохранения удерживало ее от этого соблазна. Линдси машинально ухватила прядь волос и принялась с силой накручивать ее на палец, словно боль могла уменьшить угрызения совести.

— Я уже говорила, что вы выдаете желаемое за действительное. Я вообще никак к вам не отношусь.

— Все было бы понятно, если бы я к вам приставал. Но я вас даже пальцем не тронул. — Ник выглядел озадаченным.

Он испытующе взглянул на нее, помрачнел и, наморщив лоб, погрузился в глубокое раздумье. Линдси не верилось, что лицо человека способно так разительно меняться. Когда Ник улыбался, то буквально излучал обаяние. Очевидно, улыбка или слегка насмешливый вид позволяли ему скрывать истинные мысли и давали преимущество в ведении дел и устройстве личной жизни. В отличие от бесстрастных, как у игроков в покер, физиономий многих процветающих предпринимателей, его лицо не настораживало собеседника, а словно по мановению волшебной палочки обезоруживало его. Но сейчас Линдси казалось, что она видит перед собой настоящего Ника — человека, который, как он сам говорил, не любит, когда его пытаются обвести вокруг пальца, целеустремленного и решительного. Этот мужчина, если, неровен час, перейти ему дорогу, превращался в опасного противника. И все же, несмотря на его ледяной взгляд, она всем своим существом тянулась к нему.

— Даже пальцем не тронул, — задумчиво повторил он, но руку не опустил, удерживая ее на одном уровне с лицом Линдси, которую бросало то в жар, то в холод.

Она почувствовала едва ли не облегчение, когда угроза превратилась в реальность, и рука коснулась ее щеки. Возможно, ей недоставало опыта, но и трепещущей девчонкой, до которой никто никогда не дотрагивался, ее тоже нельзя было назвать. И все же она впервые испытывала такое сексуальное волнение от почти невинного прикосновения мужской руки. Она вся дрожала от страстного желания.

Задержавшись на несколько томительных секунд, его палец медленно двинулся вниз по щеке, словно смакуя ее кожу. У нее мелькнула мысль, что это прикосновение, наверное, вызывает у Ника похожие чувства. Внезапно вырвавшийся у него прерывистый вздох укрепил ее в этом подозрении.

— Значит, я прав! Дело не в том, что я делал, а в том, чего не делаю! — выпалил он.

Линдси хотела ответить ему столь же язвительно, но в горле ее застрял комок.

Ее поразили испытанные ощущения, на которые, ей казалось, она не способна. Но причина, по которой Ник Фарадей дотронулся до нее, казалась Линдси унизительной. Если бы это был порыв, долго сдерживаемый в обществе других людей и теперь высвободившийся... Нет, это были действия бесстрастного исследователя, которому непременно нужно что-то узнать. Ну что ж, оба они кое-что узнали. Она теперь в полной мере осознала, насколько уязвима перед ним. А он ошибочно полагал, что причина ее неприязненного отношения кроется в его медлительности и нерешительности.

В сложившихся обстоятельствах ей не приходилось думать о том, как вести себя, поскольку она отдавала себе отчет в том, что собирается делать он. Находясь в полуобморочном состоянии, она была не в силах сопротивляться, когда его руки обхватили тонкие запястья и привлекли ее к себе.

Но, быстро очнувшись от забытья, она поняла, что нужно немедленно остановить этот затянувшийся эксперимент. Она прилагала отчаянные усилия, чтобы высвободить запястья, но, когда это удалось, не почувствовала ни удовлетворения, ни облегчения, потому что он тут же обнял ее за талию. Она всеми силами старалась помешать ему прижать ее к своей мускулистой груди, но расстояние между ними неуклонно сокращалось. Подняв голову, она увидела плотно сжатые губы, изогнувшиеся в саркастической улыбке: он словно насмехался над ее тщетными попытками.

— Так-так! Значит, я был прав, когда говорил, что в глубине души вы дики и необузданны. — Пристально смотревшие на нее синие глаза возбужденно блестели. — Вы ведь сами этого хотите, так зачем же сопротивляетесь? Пытаетесь еще больше раззадорить меня?

— Вот еще! — крикнула она, приходя в ярость от такого предположения.

Линдси боролась не только с ним, но и со слабостью, которую чувствовала во всем теле. Однако ее силы и самообладание таяли на глазах. Он был не первым мужчиной, обнимавшим ее, но впервые тело ее дрожало, словно наэлектризованное. Поднявшаяся из неизведанных глубин и накатившая на нее темной волной страсть приводила ее в ужас. Пытаться совладать с ней — все равно что сражаться с воздухом. Она вдруг поняла, что вовсе не хочет прерывать эту близость, похожую на сладкую пытку, а, напротив, готова раствориться в ней.

Ник снова решительно сжал губы, но не потому, что ее поведение перестало его забавлять, а потому, что насмешливая улыбка никак не вязалась с его намерениями. Когда его губы приблизились к губам Линдси, у нее мелькнула мысль, что это будет незаурядный поцелуй: в этом мужчине вообще не было ничего заурядного. Крепко прижимая Линдси к себе, он ощущал каждое движение возбужденного, ослабевшего от страстного желания тела.

Легкими, чувственными движениями пальцев он поглаживал ее спину, и она уже сама невольно никла к нему. Именно такого телесного единения недоставало ей раньше, поэтому ее отношения с мужчинами не приводили к возникновению более глубокого и сильного чувства. Ник Фарадей давал Линдси именно то, что ей было нужно.

Когда он наконец оторвался от ее губ, у нее вырвался глубокий вздох, исполненный самых противоречивых чувств, в которых было не под силу разобраться ее смятенному уму. В нем смешались гнев, тревога, жалость и ощущение непередаваемого наслаждения и безудержной радости. Если одно только прикосновение его губ привело ее в такое состояние, то что с ней станет, если он будет страстно любить ее? Наглядно представив на мгновение то, что скрывалось за словами «страстно любить», она почувствовала, что у нее подкашиваются ноги и все плывет перед глазами.

В эту минуту Линдси почти ненавидела Ника за то, с какой легкостью он извлекал из нее самые разнообразные, порой диаметрально противоположные чувства.

— По-моему, вам лучше уйти, — сказала она дрожащим голосом, боясь, что, неровен час, разрыдается в голос.

— Вы от меня что-то скрываете. Я бы отдал целый день жизни, чтобы узнать, что именно.

— А я бы отдала целый день жизни за то, чтобы мы с вами сегодня не встречались. Завернула бы его в вашу драгоценную золотисто-белую упаковку и преподнесла какой-нибудь ни о чем не подозревающей женщине. Загвоздка лишь том, что на свете не найдется человека, которого я ненавидела бы настолько, чтобы сделать ему такой подарок.

— Вы с ума сошли. Какая муха вас укусила?

— Спокойной ночи, мистер Фарадей.