Я уже не мог скрыть волнения и рассказал нашему доброму и мужественному водителю, что брат на фронте, что он минометчик…

— Всякое бывает, — сказал Федор. — Тесен свет…

Потом мы долго ехали молча, думая каждый о своем.

Федор вопросов больше не задавал, понимая мое состояние. А я и осуждал, и тут же оправдывал себя. Осуждал за то, что сразу не велел остановить машину, как только увидел командира минометчиков. А оправдывал, потому что останавливаться без очевидных уважительных причин было нельзя — поток автотранспорта практически слился в одно целое.

На станцию Золотухино прибыли около полуночи. Встретивший колонну медсанбата офицер штаба дивизии указал нам дальнейший маршрут и место расположения на ночь.

— Все уцелевшие дома уже заняты, — сообщил он. — Вот только пристанционные постройки остались… Всем там не поместиться, но хоть по очереди будете согреваться.

Я поблагодарил и заглянул в помещение. Оно оказалось хорошо протопленным, обогревалось печками-времянками. Заметил следы недавнего пребывания здесь какого-то подразделения. На мой вопрос представитель штаба ответил:

— Тыловики останавливались. Ушли дальше, а я, зная о прибытии медсанбата, приказал поддерживать тепло. Все же у вас девчата…

— Спасибо, — сказал я. — Здесь мы их и разместим, а сами что-нибудь придумаем. Не пропадем…

Затем я выяснил, где находятся подразделения медсанбата, прибывшие сюда раньше нас на машинах, и стал устраивать людей на ночлег.

Утром командира батальона вызвал начальник тыла дивизии. Вернувшись, Крыжчковский показал мне рабочую карту:

— Части дивизии уже вступили в бой. Наверняка есть раненые. Будем спешить.

За Фатежом дороги стали совершенно непроходимыми, все чаще встречались застрявшие и уже полузаметенные снегом автомобили. Одна за другой останавливались и наши потрепанные машины ГАЗ-АА. Что было делать? Как оказывать помощь раненым, которых по указанию дивизионного врача концентрировали впереди на маршруте нашего движения?

Крыжчковский собрал на совещание командиров подразделений. Все пришли к единому мнению — надо выслать по маршруту передовой отряд. Но на чем? Автомобили на занесенных снегом разбитых дорогах не внушали доверия, к тому же они нуждались в тщательном осмотре, да и в ремонте. Командир батальона обратился за помощью к гвардии подполковнику Брушко, исполнявшему обязанности командира дивизии. Тот приказал выделить в наше распоряжение две санные повозки для транспортировки перевязочного материала и хирургического инструментария. Конечно, этого было мало, но в дивизии ощущался острый недостаток гужевого транспорта, цена которого в создавшейся обстановке заметно возросла. Сапные повозки срочно понадобились не только нам, но и всем остальным службам — боеприпасы и продовольствие подвозились сейчас тоже на них.

В селе, где мы перегружали имущество с машин на сани, нам помогли местные жители. Ко мне подошел пожилой мужчина в потрепанном зипуне и шапке набекрень.

— Товарищ командир, — сказал он, — тут у нас один полицай утек… Лошадки у него остались… Это вон в том дворе, я провожу.

Я направил с ним Александра Воронцова и Ивана Голубцова. Вскоре они действительно привели двух лошадей — одну в упряжке, а вторую лишь с уздечкой.

— Жаль, упряжка только одна, — посетовал Воронцов.

Я осмотрел лошадей и сказал:

— А вторая нам и не понадобится, вон как истощена…

Оказалось, что, отходя, немцы забрали у полицая хороших лошадей и оставили ему ненужных.

И все же нам удалось нагрузить третьи сани, что было очень кстати.

Передовой отряд двинулся в путь. Пришлось нам снова изрядно трудиться, подталкивая тяжело нагруженные сани, — лошади сами не могли протащить их через снежные заносы.

Первые сутки такого марша выдержали стойко, тем более что у многих еще оставались сухари, сахар. Когда стемнело, решили остановиться на привал возле сожженной деревни. Отдых, конечно, нужен был всем, но сделали его исключительно ради лошадей — люди рвались вперед, зная, что ждут раненые. А лошади настолько выбились из сил, что понукать их было совершенно бесполезно.

На пепелище расположились и некоторые тыловые подразделения. Бойцы, используя оставшиеся русские печи, кипятили воду, варили, кто что мог.

Александр Воронцов раздобыл буханку хлеба, выпеченного полевой пекарней. Она уже замерзла, и мы с трудом распилили ее сначала на две части, бóльшую отдали девушкам, а потом уж остатки поделили между собой. Получилось нечто вроде ужина. Естественно, покормили и лошадей из своего скудного запаса сена.

Отдохнув и кое-как подкрепившись, снова двинулись в путь. Надо было найти населенный пункт, где полки концентрировали раненых. Впереди, в полосе дивизии, уже двое суток шли бои.

Наконец достигли небольшого хутора. Строения в нем оказались до отказа забитыми ранеными: около шестидесяти бойцов и командиров ожидали нашей помощи.

Выяснилось, что раненых доставили сюда не так давно и опекал их специально оставленный одним из полков врач, которому помогал санинструктор.

Выбрав наиболее просторный и чистый дом, мы развернули перевязочно-операционную на два стола и немедленно приступили к работе. Спешили управиться как можно быстрее, ибо уже поступили сведения о том, что пункт основного сбора раненых находился отсюда в восьми-десяти километрах. Туда нам надо было прибыть на следующий день к утру, чтобы сразу приступить к оказанию помощи раненым.

За несколько минут преобразилась горница крестьянского дома. Наши девушки вычистили ее, выскоблили полы, завесили стены простынями. Началась сортировка. Ранения были в основном пулевые и мелкоосколочные — от гранат и малокалиберных мин. Чувствовалось, что на этом участке фронта у противника нет пока мощных артиллерийских систем.

К 9 часам утра б марта мы обработали всех раненых. И тут выяснилось, что эвакуировать их некуда — полевые подвижные госпитали еще не развернулись, они, по всем нашим расчетам, только-только прибывали в указанные им районы. Куда же девать раненых? Я принял решение взять их с собой. Да, не эвакуировать в тыл, как это полагалось, а везти на санях ближе к линии фронта. С транспортом снова помог И. К. Брушко, выделив медсанбату из полков 12 санных упряжек.

Следующим пунктом нашего размещения была намечена деревня Клещели. Сразу направил в полки посыльных, чтобы те сообщили старшим врачам, куда направлять раненых.

В деревню Клещели выехали утром. Впереди шли бои, дивизия продвигалась в направлении Дмитровск-Орловского. Раненые рассказывали об успешных действиях кавалерийского корпуса и стрелковой бригады на левом фланге армии.

— Теперь и наши быстро пойдут вперед, — говорили они.

В Клещелях долгой задержки не предполагалось. Медсанбату уже был определен пункт развертывания — большое, почти не пострадавшее от оккупантов село Бычки. Перед самым отъездом туда пришло распоряжение остаться нам с Константином Кусковым в Клещелях, чтобы обеспечить оказание помощи тем раненым, которых будут направлять с передовой, — не сразу дойдет в части сообщение о новом перемещении медсанбата.

Нелегкими оказались для нас те дни. Раненых поступало много, медикаментов не хватало, поскольку снабжение войск еще не наладилось из-за снежных заносов. Особенно страдали мы от недостатка перевязочных материалов, дезинфицирующих средств и антисептиков. Иммобилизацию огнестрельных переломов конечностей проводить было совсем печем. Выход, конечно, искали: использовали шипы транспортной иммобилизации, внешнефиксирующие приспособления, применяли крахмал, но все это было эффективно лишь на короткое время. К сожалению, ближайшие районные центры, в больницах которых мог оказаться гипс, находились еще в руках противника. Поэтому не нашей виной, а, скорее, бедой было то, что лечение раненых, прежде всего с переломами костей, не достигало нужного результата. Не всегда мы могли в столь трудной обстановке добиться анатомически правильного сопоставления и срастания костных отломков, а потому не удавалось избежать определенных осложнений.