Пыхтя под тяжестью громадного букета бледно-желтых нарциссов, в комнату неуклюжей походкой вошел лорд Роберт Госпелл.

В тот же день леди Каррадос отправилась с визитом к сэру Даниэлю Дэвидсону в его приемную на Харли-стрит и имела с ним довольно продолжительную беседу.

— Разумеется, я не хочу, чтобы у Бриджит зародилась мысль, будто у меня неладно со здоровьем, — сказала она наконец, с отчаянием глядя в его большие темные глаза.

— Я не могу сказать, что нашел у вас какое-либо конкретное заболевание, — ответил Дэвидсон, разводя своими длинными руками. — К примеру, слабое сердце, легкие или что-нибудь еще в этом роде. Я полагаю, вы не страдаете анемией, хотя на всякий случай мы сделаем анализ крови. Но, — он слегка наклонился и направил на нее палец, — но вы очень устали. Вы слишком устали. Мне, по чести, следовало бы отправить вас в санаторий и заставить вести размеренный образ жизни в течение по меньшей мере трех недель.

— Я не могу этого сделать.

— Вы не можете вывезти свою дочь в следующем году? Или сократить сезон?

— Нет, это совершенно невозможно. Правда. Мой дядя одолжил нам свой дом для приема, у нас уже все спланировано. Если я вздумаю отменить в последнюю минуту все приготовления, это доставит еще больше хлопот. Со мной все будет в порядке, просто иногда мне кажется, что в голове у меня студень вместо мозгов. Дрожащий студень. У меня бывают странные приступы головокружения. И я никак не могу перестать беспокоиться по любому поводу.

— Понимаю. Так что же насчет бала? Надо полагать, вы совсем вымотали себя?

— Я препоручила все это своему секретарю и Даймитри. Надеюсь, вы будете у нас. Я пришлю вам приглашение.

— Премного благодарен, но я предпочел бы, чтобы вы отказались от этой затеи.

— Право же, я никак не могу.

— Есть ли у вас какие-нибудь особые причины для беспокойства?

Последовала длительная пауза.

— Да, — сказала Ивлин Каррадос, — но я не могу вам об этом рассказать.

— Ну что ж, — сэр Даниэль пожал плечами. — Les maladies suspendent nos vertus et nos vices[2].

Она поднялась, и он тут же вскочил на ноги, словно она была членом королевской семьи.

— По этому рецепту вам срочно приготовят лекарство, — сказал сэр Даниэль, пристально глядя на нее. — И, пожалуйста, я хотел бы еще раз видеть вас. Надо полагать, вы не захотите, чтобы я нанес вам визит домой?

— Нет, пожалуйста. Лучше я приду сюда.

— C'est entendu[3].

Леди Каррадос вышла из комнаты, втайне сетуя на излишнюю эксцентричность его манер и мечтая поскорее добраться до своей кровати.

Агата Трой расправила плечи, сдвинула чуть набок свою элегантную новую шляпку и вошла в Уилтширскую галерею на Бонд-стрит, где проходила ее авторская выставка. Эти ежедневные дежурные визиты на свои выставки всегда крайне смущали ее. Посетители чувствовали себя обязанными сказать ей что-нибудь о ее картинах и никогда не знали, что именно, а она никогда не могла найти нужных слов для ответа. Ее неловкое молчание все ошибочно принимали за проявление высокомерия. Как большинство художников, она отличалась исключительным косноязычием, когда речь заходила о ее творчестве. Заумные комплименты, которыми осыпали ее критики, приводили Трой в замешательство. Ее даже меньше пугали банальности людей непосвященных, хотя и на них она никогда не могла найти подходящего ответа.

Она незаметно проскользнула в дверь, подмигнула молодому человеку, сидящему за столиком у входа, и шарахнулась в сторону, увидев, как к нему решительно устремилась высокая американка, зажав в руке, затянутой в белую перчатку, каталог с ценами.

Трой торопливо огляделась и заметила в углу переполненной комнаты маленького кругленького джентльмена, мирно сидящего на стуле с закрытыми глазами и полуоткрытым ртом. Трой направилась к нему.

— Банчи! — воскликнула она.

Лорд Роберт Госпелл широко раскрыл глаза и задвигал губами, как кролик.

— Мое почтение! — сказал он. — Какая толкотня, а? Мне очень понравилось.

— Вы спали.

— Возможно, слегка задремал.

— Хорошенький комплимент! — добродушно заметила Трой.

— Сначала я все внимательно осмотрел. Решил заглянуть, — пояснил лорд Роберт. — Развлекаюсь.

Он нацепил на нос очки, запрокинул голову и с одобрительным видом принялся рассматривать большой пейзаж. Трой присоединилась к нему, не испытывая своего обычного смущения.

— Очень неплохо, — повторил Банчи. — Нет?

У него была необычная манера использовать устаревшие викторианские обороты речи. Он любил пояснять, что они достались ему в наследство от отца. Его любимым восклицанием было: «Помилуйте!» Он также придерживался правил хорошего тона, принятых в ту эпоху, — оставлял свою визитную карточку на балах и всегда посылал цветы хозяйке, у которой он обедал накануне. Его манера одеваться была широко известна — короткий, наглухо застегнутый жакет и узкие брюки днем, широкополая мягкая шляпа и плащ по вечерам. Трой отвела взгляд от картины и посмотрела на своего собеседника. Глаза его искрились за стеклами очков, толстым пальцем он указывал на пейзаж.

— Мило и чистенько, — сказал он. — Я очень люблю чистенькие пейзажи. Пойдемте выпьем чаю.

— С удовольствием, хотя я только что пришла, — ответила Трой.

— Со мной Поттеры, — сказал Банчи. — Моя сестра и ее сын. Подождите секунду, я пойду их поищу.

— Милдред и Дональд? — спросила Трой.

— Милдред и Дональд. Вы же знаете, с тех пор, как умер бедный Поттер, они живут со мной. Дональда только что выставили из университета за какой-то скандал, связанный с азартными играми. Молодой бездельник. Но совершенно безвредный. Главное, не упоминайте при нем Оксфорд.

— Я запомню.

— Он сам первый об этом заговорит. Я люблю, когда вокруг молодежь. Весело. Не дают отставать от времени. Вы их не видите? На Милдред такой красновато-коричневый ток.

— Это вовсе не ток, Банчи, — сказала Трой. — Вот она, я ее вижу. Это очень элегантный бордовый берет. Она увидела нас.

Сестра лорда Роберта с трудом пробиралась сквозь толпу в сопровождении своего сына, на редкость красивого молодого человека. Запыхавшись, она ласково поздоровалась с Трой. Дональд поклонился и сказал с озорной улыбкой:

— Вы только взгляните! Великий художник собственной персоной! Мы замечательно провели время. Потрясающая выставка!

— Много вы в этом понимаете, — добродушно ответила Трой. — Милдред, Банчи предлагает выпить чаю.

— Должна сказать, это очень кстати, — сказала леди Милдред Поттер. — Смотреть картины — очень утомительное занятие, даже когда это ваши картины, дорогая.

— Здесь внизу есть ресторан, — высоким скрипучим голосом прокричал лорд Роберт. — Идите за мной.

Они пробрались к выходу и стали спускаться вниз. Дональд, слегка отставший в толпе, закричал на весь зал, привлекая к себе и к Трой всеобщее внимание:

— Трой, вы слышали, что меня выгнали из университета?

— Да, слышала, — ответила Трой сердито.

— Представляете, какой ужас? — продолжал Дональд, догнав ее и слегка понизив голос. — Дядя Банчи просто в ярости. Он говорит, что лишит меня наследства. Конечно же, это неправда. Он собирается оставить мне княжеское состояние, не так ли, дядя Банчи?

— Ну, вот мы и пришли, — с облегчением пробормотал лорд Роберт, когда они наконец приблизились к дверям ресторана. — Садитесь, пожалуйста. Боюсь, что мне нужно поторопиться. — Он вытащил из кармашка часы и, часто моргая, уставился на них. — Через двадцать минут у меня назначена встреча.

— Где? — спросила Трой. — Я вас подвезу.

— Как это ни странно звучит, в Скотланд-Ярде, — ответил лорд Роберт. — Я встречаюсь со своим старым другом по имени Аллейн.

— К вам лорд Роберт Госпелл, мистер Аллейн, — сообщили по внутреннему телефону.