Море было спокойным, как и во время плавания туда. Ветер заставлял их иногда менять курс, но корабли шли довольно быстро. В ночь со 2 на 3 февраля каравеллы буквально грохотали и кренились на бок. С 4 по 7 февраля скорость увеличилась до 598 миль. Это была самая высокая скорость за все плавание.

В эти недели попутного ветра Колумб записывал все события для Луиса Сантанхеля, помогавшего ему финансировать плавание. За несколько месяцев 1493—94 года этот отчет выдержал тринадцать изданий. Он послужил стимулом для подготовки второго плавания.

12 февраля погода ухудшилась. 13 февраля все трещало на борту. На «Нинье» было очень мало груза. Утром 14 февраля «Пинту» понесло в другом направлении. В своем журнале Колумб признался, что считал себя погибшим. Но 15 февраля показался остров Санта-Мария, один из Азорских островов. Лишь в ночь на 16 февраля Колумб позволил себе заснуть, это было впервые за последние четыре дня. Его почти парализовал ревматизм, который он подхватил из-за постоянного холода и скудного питания.

Лишь 18 февраля утром «Нинья» смогла стать на якорь у Носса-Сеньора-Душ-Анжуш на северо-востоке Санта-Марии. 19 февраля Колумб отослал половину своей команды на берег, чтобы в ближайшей часовне поблагодарить бога. Но португальцы, владевшие Азорскими островами, напали на них и взяли в плен. Это был первый прием, который Европа подготовила первооткрывателям Нового Света. После долгих переговоров людей освободили, и 24 февраля на «Нинье» снова были подняты паруса. Когда они прошли 250 миль на восток, начался новый шторм. Он не хотел отпускать корабль перед континентом. В ночь со 2 на 3 марта все до одного паруса были разорваны. Утром 4 марта Колумб добрался до устья Тежу. Из-за шторма и плачевного состояния парусов он был вынужден бросить там якорь. И снова ои был в руках португальцев. Но ему все-таки удалось укрыться от одного из самых страшных ураганов последних лет.

9 марта он нанес визит королю Жуану II. Король просил пригласить его в монастырь Святой Марии Благостной, расположенный в 45 километрах от Лиссабона, где в то время находилась резиденция из-за чумы, свирепствовавшей тогда в столице. Король принял адмирала, некогда отвергнутого им, с наигранной любезностью. Он объявил ему, что согласно договору в Алькасовасе, заключенному в 1479 году с Кастилией, открытые им области принадлежат Португалии. Колумб ответил, что этого договора он не видел, но когда ему его господа запретили отправиться в Гвинею, ои выполнил их требование. Вероятно, он произнес это достаточно высокомерно, так как придворные посоветовали королю покончить с этим наглецом. Король как-то сам заколол одного из своих родственников, но Колумба он отпустил невредимым. Он даже принял его несколько позднее еще раз и имел с ним продолжительную беседу. В ходе беседы он заставил индейцев, привезенных Колумбом, перечислить ему все открытые им острова. Для этого использовали сухие бобы. Индейцы так много взяли из предложенной им чаши бобов, что король рассердился. С тех нор португальцы больше не говорят о таинственном Острове Семи городов, или Антиллах, а об Антильских островах, как они называются и сегодня.

11 марта Жуан II принял Колумба для прощальной аудиенции. На следующий день ему доставили распоряжение короля вернуться в Испанию по суше. По вполне понятным причинам Колумб, почувствовавший в этом ловушку, отказался, и 13 марта «Нинья» покинула устье Тежу.

Между тем команда не теряла времени и привела на борту все снова в порядок. 15 марта в полдень Колумб вошел в устье Рио-Тинто. Палое он покинул тридцать две недели тому назад.

Такой короткий отрезок времени имел такие последствия. Колумб чувствовал это, потому что свой журнал он закончил следующими словами: «Чудесным образом это плавание направлял сам Бог, сотворив для меня великое чудо, для меня, прожившего так долго при дворе Ваших Величеств, постоянно преодолевая сопротивление придворных, воспринимавших это предприятие как безумство. Но я надеюсь, что с Божьей помощью оно принесет всему христианскому миру великую славу».

В этот же день Мартин Алонсо Пинсон пришел на «Пинте» в Палое. Быстрым ходом он перегнал Колумба и в конце февраля пристал к берегу в маленькой гавани Байоне в Галисии. Он даже попытался поспешить ко двору, но ему отказали. Спустя месяц после возвращения он скончался в отчаянии.

Бесконечные приемы и торжества следовали в Палосе один за другим. Но Колумбу вскоре наскучило это бесполезное времяпрепровождение, и он отправился на две недели к своим друзьям в монастырь Рабида. Оттуда он поехал в Севилью в сопровождении десяти индейцев-рабов, которых маленький Бартоломео де Лас-Казас разглядывал удивленными детскими глазками, даже не зная, что однажды он будет страстным защитником их братьев.

Вскоре, получив очень дружелюбное послание своего покровителя адмирал и вице-король Индии отправился в Барселону ко двору короля. Шесть индейцев сопровождали его. Они несли клетки с пестрыми попугаями, привезенными из «Индии», заморские диковинки и несколько проб золота. Из Севильи через Кордову, Мурсию, Валенсию необычный отряд отправился к Средиземному морю и через Таррагону в Барселону. Повсюду любопытство было огромным.

В Барселоне король и королева приняли первооткрывателя с невероятным блеском и усадили его рядом с собой напротив всей свиты. Обсуждались планы второго плавания. Колумб был гостем своих господ. После торжественного богослужения он остался жить во дворце. Никогда больше на его долю не выпадала такая честь. Он хотел продолжить начатое предприятие, отыскать Великого хана, приумножить свои открытия, найти золотые прииски и обратить язычников в свою веру. Скольких конкурентов ему пришлось преодолеть, сколько ненависти выдержать!

Но в этот момент он наслаждался величием своей славы. В течение пяти или шести недель он принимал участие во всех торжествах. Он принимал просителей, среди них и придворных, которые прежде свысока относились к нему. Король и королева советовались с ним по дипломатическим вопросам. Архиепископ из Толедо, первое лицо Испании и самая влиятельная фигура при дворе, пригласил его на обед и оказал ему королевские почести.

Колумб получил тогда герб с изображениями по углам: кастильский замок, леонский лев, острова и якорь. Его братья — Бартоломео и Диего (младший Джакомо, которого он вызвал из Генуи) — были возведены в «caballeros»[8] и перед их именем теперь ставили «Дон».

Между тем проходили оживленные переговоры между испанскими властями и папой Александром VI Борджиа, который тоже был испанцем. 3 мая 1493 года он пожаловал Католическим королям владение землями, открытыми Колумбом. Но так как король Португалии тоже начал действовать, испанский посол в Риме добился от папы две новых буллы, под которыми он задним числом поставил даты 3 и 4 мая. Согласно второй булле пограничная линия между португальскими и испанскими владениями проходила в ста лигах западнее от Азорских и Кабо-Верде островов Зеленого Мыса. По всей видимости, принимая такое решение, Испания находилась под влиянием Колумба. Таким же образом по его совету испанская корона потребовала и получила четвертую буллу, датированную 26 сентября, расширяющую ее права, а все права, которыми до этого пользовались другие князья, короли и религиозные общины, объявлялись недействительными. Это должно было коснуться непосредственно Португалии. Там забеспокоились и сейчас же начали переговоры с Католическими королями. В результате появился Тордесильясский договор от 7 июня 1494 года. Пограничная линия была проложена на 370 лиг западнее островов Зеленого Мыса. Восточнее этой океанской границы любая уже открытая земля или та, которая будет открыта, считается португальской. Это сделало возможным создание будущего лузо-бразильского сообщества.

Между тем новость об открытиях распространилась повсюду, не только в Испании и Португалии, которые были непосредственно заинтересованы в этом, но и в Италии, и в Риме, во многих торговых городах и при дворах просвещенных королей. Письмо Колумба Сантанхелю на латинском языке было напечатано в Париже, Базеле и Антверпене. На итальянский язык его перевели стихами. На немецкий язык оно было переведено лишь в 1497 году. Казалось, что эти открытия вообще-то слишком мало интересовали Северную Европу. Должен был появиться второй генуэзец, Джованни Каботто, или Джон Кабот, прежде чем Англия начала пробивать себе путь в «Индию».