Уже гораздо позже, вышагивая рядом с Чеботаревым по тщательно очищенному от наледи тротуару, Костанжогло спросил:

— Ну и как вам, полковник, наш милый генерал?

— Главное, честен, — отозвался Чеботарев. — А все остальное — от наивности и полного незнания реальности.

— Да уж, — вздохнул Костанжогло, — реальность, хуже некуда…

— Но все-таки, — неопределенно хмыкнул Чеботарев и с наигранной бодростью поинтересовался: — Ведь ваша-то миссия удалась?

— А как же! — Костанжогло выругался коротко и зло. — Настолько, что даже моего посланца к Миллеру выкрали из поезда уже здесь…

— Хунхузы? — живо спросил Чеботарев. — Может, случайность?

— Какая к черту случайность! — махнул рукой Костанжогло. — Его одного только и взяли.

— Это точно?

— Точнее некуда. Жена здешнего чиновника с моим офицером в одном купе ехала. Она все и рассказала.

На какую-то секунду Чеботареву стало не по себе. Перейдя кордон, он как-то расслабился, и теперь напоминание о прежней опасности заставило его стать предельно собранным.

— Значит, в покое не оставили… — вслух продолжил свою мысль полковник и сам же себя спросил: — Осталось выяснить, кто?

— Тут вам и карты в руки, — заметил Костанжогло и сухо добавил: — Я со своими людьми, конечно, буду помогать, но учтите, как только все выясниться, я сразу назад, главное, как вы знаете, там…

Тешевича вывели из подвала в верхние комнаты только на третий день. И едва поручик оказался в разоренной купеческой гостиной, как сидевший здесь маленький и вертлявый чекист огорошил его:

— Ну и отмочили вы штуку!

— Какую штуку? — не понял Тешевич.

— Да ладно, дурачком-то не прикидывайтесь, — махнул рукой чекист. — Это ж надо, от такой женщины отказались… Я б, к примеру, не удержался.

Начало допроса и впрямь сбило Тешевича с толку. Он ожидал чего угодно, но только не такого, чуть ли ни панибратского сочувствия. Впрочем, что бы там ни было, вопрос заставил Тешевича сбросить оцепенение, и поручик попробовал внимательнее присмотреться к допрашивавшему его человеку.

Вне всякого сомнения, интеллект этого чекиста был на порядок выше, чем у тех «товарищей», с которыми приходилось сталкиваться Тешевичу на пути от Волги до маньчжурской границы. То, что он получил кое-какое образование и достаточно пообтерся, было совершенно ясно.

— А уж это вы сами решайте, — наконец-то отозвался Тешевич и без всякого приглашения сел на стул. — Вот заявится к вам ночью такая мамзель, и что хотите, то с ней и делайте…

— Так, так, так, — чекист задумчиво покачал головой. — А мы, между прочим, к таким, как она, суровые меры принимаем…

— Ага, в караулку к солдатам, на предмет обоюдного успокоения и в качестве опыта. По социализации…

— Что? — чекист весело фыркнул. — Нет, меры что надо…

— Принимайте, — пожал плечами Тешевич. — Только как бы она при своих талантах у вас начальником не стала. Очень уж баба настырная.

— Начальником? Ладно… — чекист вскинул на поручика непонимающий взгляд и, тут же поменяв стиль допроса, сухо спросил: — Желания, просьбы имеются?

— Просьбы? — искренне удивился Тешевич. — Ну если вы так любезны, то одна есть…

— Какая?

— Не тяните кота за хвост, а прикажите меня вывести куда-нибудь за сараи и шлепните.

— Налютовали, выходит, где-то? Может, совесть мучает?

— Это вас она должна мучить. Только нет у вас совести и не было никогда. Что же до меня, то в карателях я не был, ну а в бою, уж не обессудьте, сволочи вашей, краснопузой, не давал спуску.

— Ишь ты, смело-то как, — чекист снова заулыбался. — Или, может, и вовсе уж жить не хочется?

— Нет, — эхом отозвался Тешевич. — Противно.

— Понимаю… — чекист забарабанил по столу пальцами. — Ну что ж, эту вашу просьбу мы, конечно, исполним…

— А в чем задержка? — Тешевич в упор посмотрел на него.

— Да вот вопросы имеются… — чекист хитро прищурился. — Как, ответите?

— А чего ж не ответить? — пожал плечами Тешевич. — Только про бабу эту не спрашивайте, не хочу. А так, отвечу, но при одном условии.

— Это каком же?

— Я отвечаю, и меня прямо отсюда к стенке. Если, конечно, не затруднит.

— И чего вы так торопитесь? — чекист все внимательнее присматривался к Тешевичу. — Прямо сипай какой-то. За хорошую смерть раскалываетесь…

— Раскалываюсь? — переспросил Тешевич, не поняв смысл сразу, но потом догадался и пояснил: — Со мной, я думаю и так все ясно, а вот в человеческом облике туда уйти желание есть.

— Мучиться не хотите?

— А кто же хочет?

— Тоже верно. Ладно, договорились. А насчет мучений, это вы зря. Это вы привыкли народ мучить. Ну, значит, я буду спрашивать, а вы отвечать…

— Спрашивайте…

— У вас с этой, что в подвал приходила, раньше знакомства не было?

— Что? — Тешевич приподнялся на стуле, но, поняв, почему это интересует чекиста, опустился назад. — А, опять… Не усложняйте. Все голо, как в бане. В лесу первый раз увидел. На лошади.

— Да, амазонка… — Чекист как-то по-птичьи наклонил голову к плечу и вздохнул. — Хорошо, об этом не будем. Для порядка, коротко о себе.

Тешевич, собираясь с мыслями, секунду помолчал, а потом коротко, четко ответил:

— Поручик гвардии. Тешевич Александр Викторович. Дворянин. В боях с августа 14-го. Во время вашего переворота лежал в госпитале, в Самаре. После того, как большевичков из города турнули снова в армии.

— Так, ясно. В революцию много потеряли?

— Все.

— Я спрашиваю, много ли? — вкрадчиво переспросил чекист и даже наклонился над столом, чтобы быть ближе к Тешевичу.

— Я родину потерял. — Поручик в упор посмотрел на чекиста.

— Ну, у нас с вами на этот счет разные представления…

Чекист снова откинулся на спинку стула, явно намереваясь вступить в длительную дискуссию, но Тешевич резко оборвал его:

— Взгляды всякой интернациональной сволочи меня не интересуют.

— А вы, значит, патриот! — мгновенно взвился чекист. — Имение отобрали, рабов освободили, а теперь интернациональная сволочь, да? Да, интернациональная, но не сволочь, а борцы за счастье народа! Кстати, вы не думали, почему это вас, патриотов, отовсюду выкинули? Через всю Сибирь белую сволочь мы гнали! Или вы уже позабыли, где бой был?

Чекист смолк и с сердитым сопением долго смотрел на Тешевича. Но, видимо, его что-то очень интересовало, так как он с трудом взял себя в руки и почти спокойно спросил:

— Почему на самой границе такое сопротивление было? Ведь все знали, что уходите.

— Значит, не все уходить хотели…

— И что, даже приказа не было? — чекист подозрительно сощурился. — Вроде как сами собрались и пошли, так что ли?

— Нет, — покачал головой Тешевич. — Приказа не было, сами решили и сами пошли…

На этот раз чекист молчал долго. Видимо, он чувствовал, что Тешевич говорит правду, но почему-то именно такой ответ его не устраивал. Потом, выждав приличную паузу, чекист зашел с другой стороны.

— Какие части входили в ваш отряд?

— Не знаю. — Тешевич задумался, он и впрямь затруднялся ответить на этот вопрос. — Из моего батальона было двенадцать человек, остальные, кто откуда. А если по людям считать, то треть вообще беженцы, дети…

— И что, с багажом, с вещами? — лениво поинтересовался чекист.

— Да нет, какие там вещи. Только то, что в руках, пешком же шли.

— А обоз? — чекист так и впился глазами в поручика.

— Обоз? — Тешевич задумался. — Да, небольшой был. Десятка два лошадей под вьюками…

— И что же в обозе?…

Чекист постарался задать вопрос как можно равнодушнее, но Тешевич уже понял, чего он добивается.

— Откуда я знаю, — неожиданная догадка придала уверенности поручику. — Может, продовольствие, или амуниция. Да мало ли что. Я не интересовался.

— А ящиков там не видели?

Тешевич вспомнил, что действительно, несколько лошадей были навьючены длинными винтовочными ящиками и кивнул.