– Нет, не считаю,– ответила Ханна.– Но вина, по-моему, ложится на всех. Даже на Салли, которая, возможно, извела Стива экономией, разговорами о счетах и деньгах... Даже на вас. Джина определенно считает, что ваши служебные успехи и несостоятельность Стива как медика – явления одной природы.

– О, узнаю, узнаю родного братца. Только в данном случае это к делу не относится. Салли здесь одна. Вся ее родня в Новой Зеландии.

– Джина тоже одна. Вся ее родня в Перте,– перебила Ханна.– Кроме меня.

– Хорошо. И что же будет дальше?

– Несколько лет назад,– задумчиво начала Ханна,– у меня был роман с женатым человеком. В Лондоне.

– Да, вы, кстати, уже признались в этом однажды.

– Призналась? Я?

– Неважно. Так что? Расскажите.

– Вначале я даже не подозревала, какой болью, мукой, бессмысленной мукой обернется все это. Меня никто не предупреждал. Не останавливал. Некому было. Та связь вынудила меня совершить массу горьких ошибок. Я получила урок, но прошла через все. Счастливое начало и печальный конец. А Патрик... Патрик еще до начала знал, что иного конца и не будет.

Имя бывшего возлюбленного Ханна упомянула намеренно.

– Значит, Патрик,– странным тоном повторил Хартфилд.

– Он из кожи лез, убеждая меня, что его брак уже фактически не существует. Я верила. Ничего удивительного. Браки разрушаются. Разводы повсюду. Да и наивных дурочек, вроде меня тогда, хоть пруд пруди. Там, где скептик или просто здравомыслящий человек видит хладнокровный расчет, я видела благородство: как же, мой герой ждет, когда подрастут дети, чтобы меньше травмировать их. Там, где должно видеть ложь и виляние, я видела страдания чуткой души: как же, мой любимый разрывается на части... Мне понадобилось почти четыре года, чтобы прозреть. Да, на мне тоже есть грех, но это прежде всего грех глупости. Незрелости. Душевной слепоты. Точно то же самое происходит сейчас с Джиной. С той только разницей, что Стив уже оставил свою жену. Как я говорила, браки разрушаются. Не попадись Джина, попалась бы другая, как вы думаете?

– Возможно. Возможно.– Хартфилд помолчал.– И что дальше?

Задумавшись о Джине и Стиве, Ханна сразу не поняла его.

– А, вы о моем романе? Разрыва, скандала не было. Просто количество перешло в качество.

Капли камень точат? А какая из них стала последней? Из чьих рук она упала? Ханна вздохнула, вспоминая.

– Я случайно увидела у него корешки билетов на концерт. Этот концерт был тогда мечтой всей моей жизни, мы столько говорили о нем. Патрик обещал непременно сводить меня туда, а повел жену, потому что просто забыл, какой женщине что обещал. И я поняла, что если он не находит мне места даже в своих мыслях, то...

– Вот значит как.

– Да. Теперь я горжусь, что избавила себя от этого. Кстати, почему это я начала вспоминать.

Из-за Стива и Джины, наверное. Хотела убедить вас, что есть и другая сторона медали. Нас обоих затронуло...

– Нет, Стив и Джина тут ни при чем,– мягко произнес Хартфилд, и только сейчас Ханна заметила, что они остановились перед ее домом.– Дело совсем в другом...

Он наклонился к ней, притянул к себе и поцеловал так неожиданно, что сначала она даже не знала, хочется ли ей отвечать его губам. Но за нее все решило женское естество. Ханна сладко вздохнула, повела плечами, ощутив, как приятно щекочет обнаженное тело тонкий трикотаж.

Не отрываясь от его рта, она сжала ладонями складки свободного мужского джемпера, потом скользнула руками ниже, восхищенно провела пальцами по гладкой коже его упругой талии. От Идена пахло эвкалиптовыми листьями, дождем и больше всего шоколадом. Этот необычный, терпкий букет дурманил голову. Неужели именно запах так возбудил ее? Женские губы требовали ответа на этот вопрос, а настойчивый мужской рот не только не сдерживал их, а увлекал все дальше. Хартфилд провел пальцами по щеке девушки, погладил шею, потрепал шелковистые темные волосы. Ханна все смелее изучала руками его тело. На его спине она ощутила шершавое пятнышко застывшей грязи, которое Бог знает как там оказалось, и нежно счистила его подушечками пальцев. Эти движения вдруг напомнили ей, насколько она забылась. Ханна подалась назад, хотела убрать руки, но Иден хрипловато шепнул:

– Не уходи.

И она расслабилась, вновь прильнула к нему, начала гладить его мускулистое жаркое тело.

Ее пуловер был слишком свободного покроя, и мужским ладоням не составило никакого труда добраться до того, что он так небрежно скрывал. От первого прикосновения к нежной коже Хартфилд содрогнулся, наслаждаясь изгибами тонкого стана, потом руки его двинулись выше, нащупали грудь сначала робко, осторожно, едва касаясь, но в следующее мгновение уже утонули в полных мягких буграх, поглаживая их, сжимая упругие ростки сосков.

Дрожь пробежала по телу девушки, она инстинктивно изогнулась в его объятиях. После нескольких часов тяжелой работы пальцы Идена загрубели, но казались такими нежными...

– Ханна...

Его глуховатый голос был напоен той же страстью и желанием, которые сейчас пылали в женском теле. Окажись они в теплом доме, а не в быстро остывающем автомобиле, обоим было бы трудно остановить так внезапно вспыхнувший порыв. Они пошли бы до конца...

Внезапно вспыхнувший пыл? Нет, мелькнуло в голове Ханны, это пламя разгоралось постепенно. Оглядываясь на весь прошедший день, она видела теперь предвестников этой вспышки – их неловкость и смущение в пустой ординаторской, когда они готовились к обходу, их искренняя радость от близости в тайском ресторанчике, их взгляды в темном гараже, когда они стояли там промокшие и уставшие... С трудом она заставила себя убрать руки, оторваться от его теплых, жадных губ.

– Пожалуй, я лучше пойду,– выдохнула девушка, втайне надеясь, что он удержит ее, прижмет еще крепче, будет ласкать еще жарче, что волшебство продлится хоть еще немного... Но Иден не сделал этого.

– Конечно,– раздался его то ли вздох, то ли стон. Голос не подчинялся ему, как не хотели подчиняться и желания.– Иди. Уже поздно. А завтра операция.

– Тогда скоро увидимся? – слабо улыбнулась Ханна.

– А как же. Иди. Я подожду, пока ты не закроешь дверь.

– Спасибо.

– Спасибо тебе. За Салли. За твою деликатность. И за... И просто спасибо.

Хартфилд мимолетно коснулся ладонью ее щеки. Вот и попрощались.

Ханна выскочила из машины, вдруг ужаснувшись тому, как далеко зашла за один только вечер.

– До завтра! – прошептала она уже на улице.

Запирая за собой дверь, она услышала рев мотора и шум удаляющейся машины. Спокойной ночи, Ханна!

– На этом все. Спасибо,– произнесла доктор Ханна Ломбард, отступая от яркого пятна бестеневых ламп, которые освещали операционный стол.

Бросив взгляд на Идена Хартфилда, она увидела, что он закончил операцию раньше нее. Пластика кистей у пациентки Дженис Питерс прошла легче, чем ожидалось. А вот с ее лицом Ханне пришлось повозиться. Обычно доктор Хартфилд, завершив всю тонкую работу, оставлял последние штрихи ассистентам или стажерам. Но сегодня он задержался у стола, лично демонстрируя студентам технику особых поверхностных швов. В аудитории-операционной все внимательно слушали его импровизированную лекцию, только Ханна, углубившаяся в сложнейшую лицевую «кройку-штопку», не разобрала ни слова. Вообще этим утром она была чрезмерно собрана и сосредоточена, если, конечно, это можно поставить в упрек хирургу, занятому сложнейшей пластической операцией. Не сразу заметила Ханна и огорченно-недоуменный взгляд Элисон Стедвуд. А когда заметила, сразу вспомнила, что обещала этой способной девушке попрактиковаться сегодня. Теперь уж поздно.

– Извините, Элисон,– пробормотала она.– Просто я...

А что говорить? Нечего. Не выдумывать же сказки, насчет того, что по ходу дела возникли непредвиденные осложнения, которые не позволили ей передать скальпель начинающему хирургу. Элисон поймет, что это вздор, и будет задета еще больше. Операция прошла без сучка без задоринки. Дженис Питерс должна остаться довольна результатами их труда. Ханне оставалось лишь сказать Элисон правду.