– И что это такое? – поторопила Эриш. А шпилька-то уже в волосах. И смотрится эффектно. Очень эффектно.

Милл проснулся, непонимающе оглядел товарищей и спохватился:

– Ой, простите… Ну, как сказать… Никто толком не знает, потому что, – он хихикнул, – артефакт. Кем сделано, когда и, главное, для чего – это сокрыто в глубине веков, так сказать. Легенды есть. Разные. Классическая: осколки зеркала Адейи. Богини красоты, – пояснил он непонимающему взгляду Тимаша. – Когда ее бросил возлюбленный, сын Таркела и смертной, причем бросил ради простой женщины, она пришла к людям, чтоб посмотреть на соперницу, а та была так прекрасна, что Адейя, сравнив ее со своим отражением, в гневе разбила зеркало, пожелав девушке лютой смерти, которая не замедлила воспоследовать. Желаниям богов положено исполняться. Не очень классическая легенда: разбила его о голову соперницы. Осколки разлетелись по миру, а так как вещичка когда-то принадлежала богине, то каждый осколок стал амулетом желаний. Считается, что каратьяг помогает в исполнении самых заветных желаний. Чем больше осколок, тем больше шансов на исполнение желания. Ну, а карадьин, как легко догадаться, способен исполнить любое желание. Теоретически.

– Мутное у богини зеркальце, – гыгыкнул Гратт. Милл подхватил идею:

– А есть неклассические легенды. Поблизости от храмов рассказывать не рекомендуется, неприятностей не оберешься. Вплоть до костра.

Он умолк, выжидательно поглядывая на Сеглера. Тот кивнул: нет здесь жрецов, да и с верующими тоже напряженно.

– На цвет внимание обратите, – предложил эльф. Все обратили. Цвет и правда был специфический. – Вот, говорят, у богов нужник прохудился…

Стайка птиц вспорхнула с истошным гамом. Еще бы. От такого гогота и волки с медведями вспорхнут. Милл развел руками.

– Как ты узнал каратьяг? – спросил Сеглер. – Видел?

– Ага. Мы с Дарби однажды одного чокнутого выручили. На него напали в дороге, а тут как раз мы подвернулись, отбили… Смешно, даже на вознаграждение не рассчитывали, не производил человек впечатление денежного. Просто несправедливо показалось: он один, их четверо… да не простые бандиты по виду. Я бы и мимо прошел, а Дарби решил, что надо вмешаться. В общем, спасли мы его от верной смерти, за что он нас домой пригласил… ну еще бы не пригласил, он ранен был, а лошадь под ним убили, сам бы не дошел. Притащили мы его в город, и оказалось, что он очень даже не беден, домик такой скромненький в два этажа с садом и конюшней на десяток ездовых лошадей. Курьер он был. Ну, знаете, когда надо что-то чрезвычайно ценное отправлять, нередко нанимают не десяток бравых рубак, а одного такого неброского, умеющего быть незаметным, то нищим прикинется, то торговцем-лоточником, то бабой на сносях… Платят им ого-го, но и риск того стоит. Накормил он нас, напоил… основательно напоил, надо сказать, и сам напился. И повело его на откровенность. Вас, говорит, мне боги послали. И ведь всю жизнь так: в последний момент помощь поспевает или случается что-то этакое… Типа остановился у стройки, потому что монетку решил подобрать, а тут прямо перед носом ведро с раствором с третьего этажа – голову бы в блин превратило, тяжеленное же. Или споткнулся – а в стену стрела… А тут и вовсе с жизнью простился – и мы. Я спорить не стал, потому что… в общем, я когда перепью, заикаюсь здорово, – он улыбнулся обезоруживающе, – так что мне лучше помалкивать. Но киваю и всячески выражаю интерес. Вот тут он мне про каратьяг и рассказал и показал даже. Маленький осколок керамики, упрятанный в серебряный медальон.

– И чего не сперли? – поинтересовался Тимаш.

– Ты веришь в силу амулетов? – хмыкнул Дарби. – Мы не особенно.

– Однако носите, – поддел Гратт.

– Они дороги нам, как память, – совершенно серьезно отозвался Милл. Слишком серьезно, чтобы ему поверили. На шее у него болтался оберег из тех, то продают на ярмарках за мелкие монетки, – круг из потемневшего от времени дерева, выглядевший большим на его узкой груди. Дарби снова хмыкнул, а Милл продолжил: – Мне пофигу, какая великая мечта у нашего заказчика, мне интересно другое: кто-то может прознать о цели?

– Может.

Милл быстро и остро глянул на Сеглера. Ох и непрост ты, эльф.

– И это весьма опасно, – вздохнул Милл, – потому что за такой вот каратьяг убьют и не поморщатся. Не зря нам платят большие деньги. Не зря я подвох искал.

– Нашел, – скучно сказал Сеглер, – и что?

– И ничего, – удивился Милл. – Теперь знаю, в чем подвох. А еще вопрос можно? Много нам еще искать?

– Основное собрано. Вряд ли возможно собрать карадьин целиком, за столько лет многие каратьяги утеряны. Деммел не настолько наивен.

– Деммел? – еще больше удивился Милл. – Сам Деммел? Впечатляет.

Сеглер снова призадумался. Маленький эльф интересовал его все больше. Конечно, маги не скрывали свои имена и, конечно, Милл вполне мог слышать имя одного из величайших. Вопрос – где? У Деммела была скучная репутация. Ведь кого лучше знают в народе – злодеев. А Деммел злодеем не был, как раз наоборот. В основном, как и все великие маги, он занимался, так сказать, наукой… и наукой без «так сказать», то есть исследовал не только законы магии, но и законы природы, и преуспел изрядно в том и другом. Не гнушался и помогать людям. Не то чтобы перед его домом стояли очереди страждущих, этого он, разумеется, не поощрял, но, как считали другие, разменивался на мелочи. Мог, например, выудить из воды утонувшую любимую игрушку, найти потерявшегося щенка, восстановить разбитую чашку, над которой безудержно рыдала женщина, – последний подарок умершего мужа. Сеглер точно знал, что Деммел – один из немногих, не утративших если не любовь к людям, то, по крайней мере, сочувствие. А поиск пропавших людей и пропавших вещей был его коньком.

Когда ему пришла идея собрать карадьин, Сеглер не спрашивал. Очевидно, давно, потому что только на подготовку, сбор сведений и способа связи должны были уйти годы. Сеглер с его репутацией подвернулся магу очень вовремя. Помог подобрать команду. Собственно, он только рекомендовал, предоставив Сеглеру право решать, но кто ж, находясь в здравом уме, не последует совету мага?

Они много общались. Нельзя сказать, что подружились, оба не были приспособлены для этого, но друг другу скорее нравились, имели общие взгляды на многие вопросы.

Деммела интересовала только конечная цель, но вовсе не средства, которыми та цель будет достигнута. Пропадет вся команда – не страшно, новую наберешь. Можно купить – покупай. Не выйдет – укради. Отбери. При необходимости – убей. Лучше этого избегать, но если иначе никак…

Продавать каратьяги желающих не находилось, только в самом начале один молодой человек, только что получивший в наследство не только амулет, но и кучу отцовых долгов, заломил бешеные деньги – и получил их. Как порой думалось Сеглеру, Деммел нашел-таки способ получать золото из свинца, потому что денег он не считал. Вообще. Получив маленький каратьяг за очень большую сумму, он передал лишь свое одобрение. Гаарны врать не умели и при этом точно знали настроение собеседника. Так что не было оснований подозревать Деммела в неискренности.

Наемникам платили щедро. Более чем щедро. Деммел даже обещал помочь выжившим в исполнении их желаний посредством магии. В разумных пределах. Об этом Сеглер не говорил, пусть будет приятным сюрпризом. Для тех, кто выживет. Потому что настоящие трудности впереди.

Даарвелеш они покидали спешно, почти без привалов, шли от рассвета до темноты, непременно выставляли посты. Дважды отбивали нападение бродяг, последние уже и людьми-то не были: ни тени мысли в красноватых глазах, ни цели… собственно, цель была – нападение, а зачем, вряд ли они осознавали. Одного Тимаш успел поймать, страшно этим гордился, и Сеглер не стал его разочаровывать. Результаты допроса испугали даже неустрашимого Гратта. Пленник рычал, рвался в бой и чуть не откусил Тимашу палец, дав ему повод ныть еще два дня. Пока не кончился Даарвелеш.